Седьмая могила без тела
Шрифт:
– О жертвах с записками.
Я облегченно выдохнула:
– А-а! Ну, не так уж много. Все еще не выяснили, какая между ними связь. Зацепок практически нет. А записки отошлют в лабораторию. Вдруг остались какие-то улики.
Рейес молча кивнул.
И вообще целый день был какой-то неразговорчивый, так что я не выдержала и поинтересовалась:
– Как ты себя чувствуешь?
– А что? Выгляжу как-то не так?
– Не знаю. – Остановившись на светофоре, я смерила Рейеса подозрительным взглядом. – Ты сегодня как будто где-то не здесь.
Он снова отвернулся к окну.
– Я бы чувствовал себя
Черт. Так и знала, что он все поймет.
– Ничего серьезного я не скрываю.
– Тогда зачем врать?
– Затем, - тут же отозвалась я, так и не придумав вменяемого оправдания. Хотя, вообще-то, я спец по выдумыванию оправданий с лету. На языке крутилось что-то вроде «Затем, что ты капризная девчонка, а я нет», но даже на мой взгляд это звучало бы по-идиотски. – Перед тем как все объяснить, я хочу кое-что выяснить.
В баре плюнуть было негде. Рейес сразу двинул в кухню, а я поскакала в дамскую комнату, чтобы облегчиться в десятитысячный раз за утро. То ли кофе без кофеина куда более мочегонный напиток, чем обычный кофе, то ли Пип уже давит на мочевой пузырь.
– Это все гормоны, - заявила Куки, которая вышла из угловой кабинки.
– Ого! Не ожидала встретить тебя здесь.
– Спустилась пообедать, а свободных столиков нет.
– Я заметила. Погоди-ка! Так это из-за гормонов я писаю каждые пять минут?
– Ага. Поначалу из-за них. В третьем триместре уже совсем другая история. Сама все поймешь, когда ребенок начнет играть в футбол твоим мочевым забавы ради.
– Звучит весело.
– Выяснила что-нибудь? – спросила Кук.
Пока мы мыли руки, я рассказала ей о том, чего мы не узнали, и поделилась мизером, который нам все-таки удалось узнать.
– Дядя Боб достанет записи звонков на рабочий телефон Анны. Будем надеяться, что узнаем, кто ей звонил. Может быть, тогда все и прояснится.
– Супер. Я перепроверю все имена и узнаю у сестры Анны, упоминала ли сама Анна какие-нибудь из них.
– Замечательная идея.
В зале нас встретил приглушенный гул толпы.
– Я возьму обед в офис. Если хочешь, присоединяйся, - предложила Куки и вдруг резко остановилась.
За баром с меню в руках сидел дядя Боб.
– Может, и присоединюсь, - ответила я, пока подруга пожирала взглядом моего сурового дядюшку. – Я солгала Рейесу, и он меня отчитал. Так что, наверное, лучше сейчас на глаза ему не попадаться.
– И о чем ты солгала на этот раз? – поинтересовалась Кук, продолжая пялиться на Диби.
Я нахмурилась:
– Ты так говоришь, будто я каждый день вру.
– А ты каждый день и врешь. Я точно знаю, потому что врать ты вообще не умеешь.
– Почему мне постоянно об этом говорят? Да я спец по вранью! Легко могла бы стать адвокатом по уголовным делам.
Куки погладила меня по голове. Было больно.
– О чем ты солгала?
Мы стояли у стойки для еды на вынос. Ждали, когда принесут заказ Куки. Я осмотрелась, не маячит ли где-нибудь поблизости Рейес.
– Я думаю, что чувака, который на меня напал, послал Бруно Наварра.
Подруга тут же повернулась ко мне:
– Криминальный авторитет?
– Единственный и неповторимый. Помнишь, как к Рейесу в казенном доме подослали трех наемников?
– Помню.
– Их послал Бугор.
– Не может
быть! – ахнула Куки.– Может.
– Серьезно?
– Серьезнее некуда. Зик Шнайдер-старший работал на Бугра, а Шнайдер-младший стал работать на него, как только откинулся.
– А Бугор все еще сидит?
– Понятия не имею. Даже не подумала узнать. Поэтому и хочу сначала покопаться, а потом уже все расскажу Рейесу.
– Ладненько, я все выясню и дам тебе знать.
– Спасибо, Кук! Господи, обожаю всякие копания! Особенно когда этим занимаешься ты.
Но подруга уже опять повернулась к Диби.
Я тихонько хихикнула:
– Беги. Я дождусь твоего заказа. Вы ж не виделись уже, - я глянула на невидимые наручные часы, - несколько часов.
Куки провела руками по волосам (не знаю зачем, потому что они постоянно торчат во все стороны), разгладила одежду и поплыла к объекту своего обожания. Надо было видеть выражение лица Диби, когда он наконец заметил Кук! На такую взаимную любовь было больно смотреть. И я не шучу. Голова раскалывалась. А от вида влюбленной парочки боль становилась почему-то сильнее. Еще и подташнивало.
– Чем могу помочь? – спросил Рейес, внезапно появившись у стойки.
– Я бы хотела знаменитый салат-тако Рейеса Фэрроу.
– Не припоминаю, чтобы у Рейеса Фэрроу был какой-нибудь знаменитый салат.
Как всегда, когда он выходил в зал, шум вокруг стих.
– Держу пари, он сумеет что-нибудь сообразить на скорую руку.
– Салат-тако в меню есть, но не уверен, что его можно назвать знаменитым.
– Беру.
Рейес притворился, будто достал блокнот левой рукой, а правой выудил из-за уха невидимую ручку, чтобы записать мой заказ. Я улыбнулась, поставила локти на стойку и уперлась подбородком в сложенные ладони, не сводя глаз с жениха. По мне волнами неслись похотливые взгляды в сторону Рейеса. Оставалось только надеяться, что он сможет их игнорировать. Сегодня он был сам не свой, и меньше всего на свете мне хотелось, чтобы что-то его донимало. Видимо, у исцеления длиной в одну ночь имеются последствия. Наверняка Рейес все еще выздоравливал.
Отложив невидимую ручку, он вырвал невидимую страницу и передал Сэмми, который сегодня был за шефа. Сэмми нахмурился, но подыграл:
– Ты неправильно написал «анчоусы».
– Нет, - вмешалась я, - там должно быть написано «салат-тако».
– Тогда с орфографией у него совсем туго, - подмигнул мне Сэмми.
Рейес скопировал мою позу. Поставил локти на стойку, уперся подбородком в ладони, наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Что ты от меня скрываешь?
Щеку обдало теплым дыханием, и я повернулась к нему, чтобы всей грудью вдохнуть земной аромат. Рейес всегда пах грозой на закате, а в последнее время еще и сандалом, потому что так пахло его любимое мыло.
– Сначала покажи свое, а потом я покажу свое.
– Что бы ты ни думала, у меня от тебя секретов нет. Хотя бы потому, что мне больше нечего скрывать.
– Позволю себе не согласиться. Как меня зовут?
Рейес отстранился и смерил меня внимательным взглядом.
– Если скажу, то сразу тебя потеряю.
Я положила ладони ему на щеки:
– Это невозможно.
– Потеряю, причем навсегда, - печально улыбнулся он, а потом развернулся и ушел в кухню готовить нам обед.