Секториум
Шрифт:
Сначала не было видно ничего, но, когда утренний свет пропитал подземелье, на стенах каньона проявилось несколько белесых продолговатых предметов, формой напоминающих личинки насекомых, размером не уступающих стервятнику-флиону. Их прозрачные головы опускались к воде, а множество острых лапок впивалось в мягкую породу. Флионы шевелились, их лапки беспорядочно двигались, словно боялись оторваться от расщелины.
— Алгопланы? — спросила я.
— Никто не знает, как летит алгоплан. Он летит, как хочет. Но если пилот может управлять флионом, он летит, как хочет пилот.
— Почему они такие
— Алгопланы опасны. Отец сам на них не летает.
— А ты?
— Я могу, — похвастал Ясо. — Я летал вон на том, — он не без гордости указал на самый крупный личиноподобный объект.
— Там нет жил?
— Там нет управления, кроме головы пилота. Не веришь, посмотри.
— Значит, и я смогу полететь?
— Полететь — да, а приземлиться — навряд ли.
— Договорились. Я взлетаю, а ты сажаешь.
Ясо засомневался.
— Хоть раз в жизни позволь мне взлететь. Хоть на чем-нибудь. Хоть невысоко. Если нас увидят со станции, я скажу, что сама во всем виновата.
— Не увидят, — успокоил Ясо. — Алгоплан невидим радару.
Он подобрался к «голове» флиона и разорвал оболочку. Снаружи кабина была похожа на двухкамерный пузырь, изнутри — на малый вертолет, лишенный панелей управления. Мы разместились напротив друг друга. Ясо стал медитировать. Флион зашевелился активнее. Разорванная оболочка слиплась, загерметизировала нас в отсеке и образовала рубец. Я осмотрелась: никаких приборов не было и в помине. Ясо углублялся в медитацию. «Личина» то отпускала лапки, то снова впивалась ими в стену каньона.
— Не получается, — наконец-то признал пилот и собрался закончить безнадежное мероприятие, но в тот же момент флион, отцепившись от стены, стал подниматься вверх. Мы воспарили над змеевидным озером и устремились к лучам восходящего солнца.
Ясо ушел в себя. Я не успевала смотреть по сторонам. Вокруг мелькали то стены каньона, то небо, то темные воды озера. Нас переворачивало. Флион изгибался. Перегрузок не чувствовалось совсем. Тишина стояла вокруг. Среди этой тишины я услышала спокойный голос пилота:
— Выйдем на равнину, прыгай в траву.
— Что? — удивилась я.
— Выйдем из каньона, разрывай оболочку и прыгай. Потом объясню.
— Нет, объясни сейчас.
Солнце заиграло в воздушных пузырьках. Мы поднялись над пропастью. Край земли, покрытый травой, в секунду пронесся мимо, рванулся вниз, вверх, вбок и оказался от меня в десятке метров. Флион шел в небо со скоростью воздушного пузыря со дна стакана.
— Прыгай вниз! — крикнул Ясо и разорвал оболочку.
— Нет!
— Прыгай, а то будет поздно! Прыгай, если хочешь жить!
Я вцепилась в мякоть флиона. Щель слиплась. Ясо сжал кулаки и зажмурился.
— Не пугай меня! Объясни, в чем дело?
— Прыгай вниз, — повторил он, — пока еще не поздно. Я найду твое тело, на станции его восстановят.
— Извини, не могу. Прыгай сам.
— Ты не посадишь флион. Мы оба погибнем.
— Не надо меня разыгрывать! Лучше разворачивайся!
— Я не управляю флионом.
— А кто управляет?
— Он идет сам. Он уйдет в космос, и радары нас не найдут, пока мы в теле флиона. Если ты прыгнешь вниз, я смогу его посадить.
— Но у меня нет парашюта. Давай вместе?
— Мы
разобьемся вместе. В южных землях нас не увидят. Я сам найду твое тело. Его можно будет восстановить.— Лучше попробуй приземлить эту хреновину! Ты же смог взлететь!
— Не я, — нервничал Ясо. — Машина сама поднялась и идет в космос.
Действительно, мы уже преодолели внушительное расстояние от грунта и продолжали набирать высоту.
— Попробуй, Ясо! Еще раз попробуй!
— Нельзя. Ты алгоник, как отец. При тебе матричный узел не управляется, — в его интонациях стала появляться обреченность. — Все. Зачем ты смотришь вниз. Прыгать поздно.
Космос накрывал нас черным куполом. Флио-Мегаполис утопал в свете, линия горизонта приобретала округлость.
— Ты же из Хартии! Почему я не подумал?! — казнил себя Ясо. — Пока ты в теле флиона, он нейтрален.
— А если выйду за оболочку?
— Сгоришь в атмосфере. Я посажу флион, а ты сгоришь.
— Неужели здесь нет поисковых маяков? Если алгопланы выходят за орбиту, должны быть какие-то меры безопасности!
Ясо молчал. Алгоплан раздуло в верхних слоях атмосферы. Его движения стали плавными. Он перестал напоминать личинку, принял вид бесформенной губки.
— Воздуха в порах много, — сказал Ясо. — Но если нас не прибьет к планете, он когда-нибудь кончится.
Мы сидели в оцепенении. Флион несло в космос. В обозримом пространстве не было объекта, с которого нас можно было заметить, взглянув в иллюминатор. Иллюминаторов на флионерской технике не делали отродясь. Чем дальше уходил геоид, тем меньше оставалось надежды.
— Ты считаешь, что я алгоник? — дошло до меня. — Ты уверен, что именно я?..
Меня посетила мысль, которая заставила забыть о нелепом положении. Лихие полеты на флиопланах отошли на второй план. Я поняла, что на орбите Флио мне делать нечего. Мне нечего было делать ни на станции, ни на Мегаполисе; вся поездка показалась чудовищным заблуждением.
— Ясо, мне надо вернуться на Землю! Произошла ошибка. Если я не вернусь… Как бы тебе объяснить? Там, на Земле, я предложила глупую гипотезу и почти доказала ее. Теперь, если я не вернусь, случится ужасное.
Задумчивый флионер поглядел на меня желтым глазом.
— Уже случилось, — заметил он.
— Нет, нет! Если я не вернусь, все будет гораздо хуже…Ты уверен, что земляне не являются потомками фронов, как вы?
— Я не знаю, кто такие земляне.
— И не узнаешь. Ясо, если я сейчас же не вернусь, о землянах никто никогда не узнает.
— На твоей планете прекратится жизнь? — не понял флионер.
— Вот именно. Что если я выйду в открытый космос? Ты найдешь меня? Вы сможете меня вытащить с того света? Ясо, решай! Если так можно сделать…
— Ты делала так раньше? — спросил он, и я оробела, потому что поняла: теперь придется. — Ты действительно сделаешь так?
— Да, только быстро. Не дай мне времени передумать, лучше объясни, как вести себя…
— Никак, только разорви оболочку, — Ясо стал герметизироваться в своей половине отсека, стягивать отверстие люка, пока я не осталась одна со всей сумасшедшей идеей. — Выдохни из легких воздух, — советовал он, голос звучал все глуше и дальше, — закрой глаза…