Семь диадем Власти
Шрифт:
"Никто... не дерзнет проникнуть в Царство Вечного Блаженства без благословения Божьего. Никто... не пройдет через Врата без моего позволения... Никто. И никогда.
На протяжении столетий я охраняю этот Сад от существ, возомнивших себя выше Создателя... Существ, недостойных Его жалости... Существ, предавших Его любовь во имя сотворения самого отвратительного, что пронизывает этот мир... Во имя сотворения Порока!
Тысячелетиями... они приходят ко мне, умоляя положить конец их страданиям. И тысячелетиями мой верный меч карает их - падших детей, расплачивающихся за грехи нечестивых родителей.
Их изгнали из Рая и лишили бессмертия... Они познали все тяготы и страсти порочного существования... Они рыдали и раскаивались в своем гнусном злодеянии, но было уже слишком поздно... То, что появилось на свет, было страшнее совершенного проступка... То, что опутало своими сетями весь мир и сделало его таким, какой он
Повисло недоуменное молчание. Королевич вопросительно уставился на Херувима, словно не поверил собственным ушам, а павлиниха, все еще обиженная тем, что ее самым непочтительным образом заставили захлопнуть клюв, отвернулась от них обоих, с трудом переварив комок горечи и унижения.
"Почему?" - только и смог вымолвить королевич.
"Всевышний хочет испытать вас, - поведал Херувим.
– Настало время узнать, сможет ли человечество, пройдя унизительный путь разврата и порочности, преодолеть свою греховную породу, чтобы снова жить по заветам Высшего мира.
Я задам три загадки. Ответить на них по силам только истинно верующему, на словах и на деле доказавшему приверженность Господу... Но если данный тобою ответ будет неверен, мой меч опустится на твою голову, ибо недостоин верующий приходить сюда, если не может с честью носить Имя Его на своих устах... Птица, возомнившая себя Человеком, также может пройти испытание... Если она того пожелает..."
Страж перевел взор чистых, кристально-белоснежных глаз с королевича на павлина. Павлин дрожал от негодования, его глаза наливались злобой, он глубоко дышал и раздувался в размерах, угрожающе распушив хвост. Еще бы, виданное ли дело, чтобы Его, Белого Павлина, без пяти минут безжалостного Властелина Падшего Мира, принуждали отвечать на глупые вопросы существа, несоизмеримо низшие по рангу! Однако вместе с тем Павлин не мог не понимать, что стоящее перед ним существо помимо грозного, внушающего трепет обличья, имеет при себе еще одно неоспоримое преимущество, заставляющее в корне пересмотреть приоритеты. Взор Павлина испуганно скользнул по поверхности огненного клинка, задержавшись на неумолимой руке его обладателя. Он сглотнул, поежился и, не в силах ответить что-либо вразумительное благородному Стражу, кивнул, обреченно принимая условия чуждой ему игры.
"Загадка первая...
– провозгласил Херувим.
– Человек подобен Сосуду... Сосуд подобен Человеку... Их содержимое - ключ к пониманию Бога. Неправильный ключ открывает дверь в царство пустоты и безнадежности. Правильный ключ открывает дверь в царство истины и порядка. Обрести верный ключ могут лишь смиренные и терпеливые, ибо именно они, как никто, близки к Богу и исполняют волю Его на грешной земле. Господь ниспосылает им силу святую... для использования ее во благо... во благо всех живущих на белом свете. О чем речь моя?"
По ошеломленному выражению лица павлинихи было понятно, что она не знает и десятой доли запутанной головоломки. Вновь раздувшись как индюк, павлиниха возмущенно открыла клюв, собираясь произнести нечто неприятное, но в порыве гнева позабыла, что хотела сказать, и озадаченно прикрыла клюв, а затем вспомнила и снова открыла, но в этот миг раздался голос королевича.
"Древние книги гласят, что это Благочестие" - ответил юноша без тени сомнения.
"И это совершенно правильный ответ, - одобрительно кивнул Страж.
– Загадка вторая... Благочестие есть первый шаг на пути к постижению Истины... Второй шаг кроется в душе Человека... Он должен испытать великую Радость от служения кресту Господа, дабы наполнить себя божественным светом и с честью восславлять Его Имя в народе. О какой Радости я говорю?"
Во взоре Павлина застыла тоска, отражающая недоумение и неприятие правил злополучной игры, устроенной, без сомнения, с одной только целью - унизить Его, оскорбить и выставить в неподобающем свете!
Между тем королевич, не обращая никакого внимания на душераздирающие муки своей незадачливой спутницы, спокойным уверенным тоном произнес: "Древние книги учат нас, что сия Радость есть Гордость... Гордость за веру, за знамя и за крест Господа нашего".
"Верно, - возвестил Херувим.
– Моя третья загадка... Исполнившись Гордости, Человек обретает возможность совершить заключительный и самый сложный свой шаг длиною в целую жизнь. И сколь бы ни была велика и коварна бездна невежественного
Херувим торжественно окончил очередной пространный монолог и смиренно притих в ожидании. Королевич молчал. Он не знал ответа на последний вопрос, но смутно догадывался, в чем состоит его разгадка. Лихорадочно обдумывая пришедшую в голову мысль, юноша рассеянно оглянулся на спутницу и впервые с ужасом поразился ее печальному обличию. Такие пронзительно грустные голубые глаза, наполненные безысходностью, он уже встречал совсем недавно, и точно так же, как и тогда, окунувшись в этот океан из слез всего лишь на мгновение, он понял, что его пронзила жалость к этой одинокой, несчастной, запутавшейся в жизни женщине, по недоразумению родившейся птицей. Он хотел помочь ей, но не знал, как это сделать под грозным надзором Херувима, и с содроганием думал о том, что если ответ, данный им, окажется правильным, жестокая кара минует его, но воздастся павлину в полной мере. Или же он даст неверный ответ, и Страж зарубит его мечом здесь и сейчас, без страха и без колебания. Жестокая, бессмысленная игра на выживание...
Павлиниха скуксилась и униженно стонала, тяжело и прерывисто дыша. Она уже не чувствовала той жгучей злобы, что обуяла ее в начале испытания, только горечь обиды от собственного поражения. Грандиозные планы, которые она строила долгими бессонными ночами, рухнули на глазах, обратились в горстку пепла, подхваченного и унесенного безжалостным ветром. Шикарный веерообразный букет из перьев, гордость и краса любого павлина, в мгновение ока увял и стыдливо опустился вниз, словно куцый собачий хвост. Павлиниха судорожно всхлипнула и понуро опустила очаровательную головку с хохолком на холодные грязные камни, ожидающие очередного решающего часа, когда они снова обагрятся горячей кровью грешника, снискавшего смерть от беспощадного пламенного клинка.
Казалось, само Время замерло в это мгновение: звуки застыли в воздухе, а краски утратили свой блеск, и даже разум королевича обессилел в попытках получить власть над чувствами, охватившими разбушевавшуюся от ужаса плоть. Он мог различить только бешеный стук пылающего сердца, бьющегося в обмякшем от страха павлиньем теле, которое так не хотело умирать...
...Меч с неистовой силой взметнулся в воздух...
...В эту секунду королевич нечеловеческим усилием воли освободился от оков леденящего душу кошмара и, бросившись вперед, что есть силы оттолкнул Павлина от страшного места Судилища...
...Меч со свистом опустился на камни и рассек их пополам...
...Павлиниха непривычно тихо лежала на земле, не в силах шелохнуться. Королевич поднялся на ноги, в ярости сжав кулаки, но к изумлению обнаружил, что Херувим вовсе не собирается сражаться с ним. Его некогда строгое, отчужденное, беспристрастное лицо украшала едва заметная улыбка, а белесые глаза излучали нежность и доброту. Ошеломленный королевич совершенно не понимал причины столь неожиданного добродушия от Ангела Смерти и начинал злиться все больше и больше. "Ты!
– выпалил он в бешенстве.
– Называющий себя Судиёй! Ты говоришь, что служишь Богу, но на самом деле все, что ты делаешь, - наказываешь слабых и беззащитных, которым недостает жизненной мудрости и стойкости для того, чтобы достойно признать глубину своего невежества! Ты бессердечно казнишь людей, пришедших к тебе - к своей последней надежде! Ты убиваешь молча, не указуя им на их собственные ошибки, но ведь это чистой воды абсурд! Безрассудное убийство никогда не станет справедливой ценой искупления человеческой порочности! Раз за разом отнимая чужие жизни, ты не приносишь радости в этот мир, и ты не даришь людям веру в их безграничные возможности для очищения души и совершения благих дел взамен того, что именуется Пороком! За что ты собираешься лишить жизни эту бедную, заблудившуюся в лабиринтах неведения птицу, которая даже не является человеком? Я видел раскаяние в ее задумчивых глазах, я чувствовал искренность в ее несказанных словах... Если ты не видишь всего этого, то ты, должно быть, слеп и не заслуживаешь права судить людей во Имя Господа! Я готов отдать свою жизнь за жизнь этой несчастной птицы, если это будет тебе угодно, но ты никогда не заставишь меня поверить в то, что убийство - это высшее благо, ниспосланное Господом ради спасения души человеческой на том и на этом свете!"