Семейное дело

Лекарь поспешил отвлечь его и вновь заговорил, заставив Локи обернуться к нему:

— Есть большая вероятность появления серьёзных последствий после тех ударов, что были нанесены вашей сестре. Вы же понимаете, я не могу быть полностью уверенным насчёт полного отсутствия внутренних повреждений.

— Что это значит?

— Полученные травмы в будущем могут помешать вашей сестре иметь детей, — надтреснутый голос старика звучал слабо и устало.

Локи ощутил, как кровь отлила от лица. Он не задумывался о будущем, жил только сегодняшний днём, но, по сути, всегда был уверен в том, что они с Дарси будут вместе до самого конца, каким бы он ни был. Шли годы, Дарси становилась старше, но она никогда не высказывала желания оставить их дело, осесть в каком-нибудь городке и обзавестись семьёй. Да что там говорить — это было невозможно. Их жизни были изломаны, пропитаны болью и запятнаны кровью с самого детства. Они жили отмщением, идеей истребить поганое племя, чтобы другие детишки никогда не повторили их судьбу. Разве могли они позволить себе завести семью и таким образом навеки лишить себя покоя?

Так рассуждал Локи, но, несмотря на то, что они с Дарси почти всегда смотрели в одном направлении, он не был уверен в том, что она полностью разделяла его точку зрения в данном вопросе. Хотя бы потому, что она была женщиной. Если девочкой Дарси преданно следовала за ним по пятам, глядя на него снизу вверх и почти беспрекословно подчиняясь его воле, сейчас она стала взрослой, волевой и свободной от предрассудков девушкой, которая нередко вступала с ним в ожесточённые споры. Его Дарси больше не нуждалась в папаше или старшем брате.

Что, если мысли о муже и детях всё же посещали её голову? И даже если нет, разве было на свете что-то, что могло ранить женщину сильнее, чем невозможность иметь детей?

Старик не был уверен, и это дарило Локи надежду. Надежду на то, что ещё одна непредвиденная беда обойдёт его Дарси стороной. Она сама должна была решить, хотела ли она заводить семью. Никто не смел лишать Дарси возможности выносить дитя, и то, что Бэррингер и его дружки избили её до такой степени, что она могла раз и навсегда потерять то, что по праву было даровано ей самим Богом, заставляло Локи закипать вновь и ещё сильнее жаждать отмщения. Городские власти могли обещать ему всё что угодно. Он сам отыщет тех ублюдков, что посмели притронуться к его женщине, и заставит их заплатить за каждый её болезненный вздох и крик.

— Я хочу увидеть её, — наконец, заговорил он, не сводя мрачного взгляда со старика. Локи ощутил, как Мина нежно заскользила пальцами по его руке, словно стараясь передать ему частичку своего спокойствия. Он дёрнул плечом и, обойдя лекаря, потянул тяжёлую дверь на себя, шагнув вперёд и очутившись в соседнем помещении.

Это комната было гораздо больше, чем та, в которой его продержали столько времени. Здесь было светло, душно и пахло травами и кровью. Впрочем, всё это волновало Локи в самую последнюю очередь.

Он обнаружил Дарси на низкой койке в самом углу. Она лежала на боку и прижимала пораненную ладонь к животу. Скудный свет от единственного окна в помещении освещал правую половину её бледного, опухшего лица. Глаза Дарси были закрыты, веки трепетали, а отёкшие губы были разомкнуты, будто бы ей не хватало воздуха.

Её вид вмиг выбил из Локи весь дух и лишил всяких сил. Он забыл обо всём, о чём помышлял ещё секунды назад: исчезло мерзкое послевкусие бесконтрольной ярости, жажда кровавой мести, желание убивать виновных медленно, со вкусом, наблюдая за предсмертной агонией каждого. Его словно парализовало. Локи был готов зачитать любую молитву, сделать всё, что угодно, чтобы занять её место, забрать себе каждую царапину, каждую ссадину и синяк, принять на себя все удары. Он хотел заполучить себе всю её боль, всю до капли и даже больше — за то, что его не оказалось рядом.

Ох, да он же любил её! Он, чёрт возьми, всегда любил её и только её. Лишь ею он дорожил, только ей доверял и только к ней он всегда возвращался. Они были связаны с тех самых пор, как впервые нашли друг друга в том ведьминском лесу. Локи и сам долго не осознавал, что той ночью он навеки связал себя с этой маленькой храброй девочкой, что их судьбы тесно переплелись и не было ему теперь места в мире без Дарси. Без Дарси не было и его самого.

Как же он любил её! Теперь он знал это наверняка, теперь он чувствовал это. И какую боль он испытывал сейчас, глядя на неё — истерзанную, покалеченную, беспомощную… Это было многим больше, чем та боль, что он пронёс с собой через всю свою жизнь с самого детства. Это было больше, чем что-либо. И только это сейчас держало Локи на ногах и толкало вперёд, навстречу к ней, навстречу к её страданиям.

Это было его вина. Не уберёг. Не защитил.

Он рухнул на колени, и Дарси распахнула мутные и блеклые, словно пасмурное небо, глаза. На секунду Локи показалось, что она испугалась его, но это наваждение длилась лишь мгновение.

Он даже не знал, где он мог коснуться её, чтобы не причинить ещё большей боли и ей, и себе.

— Прошу… — голос вдруг изменил Локи. Дарси не смотрела на него, она отняла дрожащую руку, усыпанную синяками, от живота и медленно перевернулась на спину, кривя распухшие губы от боли. Она была обнажена и укрыта чистым покрывалом, её вещи, выстиранные Миной, сушились на улице. Когда Дарси переворачивалось, ткань покрывала немного сползла и обнажила другие страшные отметины на её теле, на которые нельзя было наложить повязки. Глядя на них, Локи в отчаянии вспомнил о том, что ещё несколько часов назад он ласкал это красивое, молодое, полное сил тело, а теперь оно было словно соткано из боли и уродства. По его вине.

Это было выше его сил. Он не мог этого видеть. Он не мог этого вынести.

Локи нашёл её тёплую, влажную ладошку и, несильно сжав её, потянулся к Дарси, принявшись оставлять невесомые, сухие поцелуи на каждом пальчике, старательно избегая пораненных мест.

— Милая моя… Моя бедная девочка… Милая, прости. Прости меня… Я прошу тебя, я молю тебя, — горячо шептал он, прижимаясь щекой к ладони Дарси и закрыв глаза, повторяя её имя, как мантру, как молитву, которая могла бы спасти его. Но не было ему прощения. Не было спасения. Локи никогда не избавится от этой вины, от этой ошибки, что повлекла за собой столь страшные последствия для них обоих.

— Где же ты был, Локи? — выдохнула она, не сводя с него взгляда, полного какой-то нелепой светлой грусти. Так смотрели люди, которые пережили страшное испытание, и всё, казалось бы, было уже позади, однако душа продолжала выть от боли.

Локи этот взгляд ранил сильнее всего. Ему чудилось в нём разочарование и обвинение, о котором Дарси боялась заявить вслух. Гримаса боли исказила благородные черты. Локи спрятал лицо в складках покрывала, не в силах больше смотреть на неё.

Дарси тяжело выдохнула, прикрыв веки и потянувшись рукой к его голове. Локи решил, что вконец сошёл с ума, ощутив, как слабые пальцы принялись робко перебирать его влажные волосы. И ему вдруг будто бы стало легче дышать, и сердце пропустило удар.

Его девочка приняла его. Она приняла его, несмотря ни на что.

Дарси прочистила горло и заговорила:

— Сегодня красная луна, Локи. — Он поднял голову, с изумлением взглянув на неё. Какая ещё к чёрту красная луна?

— Я останусь здесь. Я больше и пальцем не пошевелю ради этого города.

— Я слышала, они собирают людей, чтобы идти в лес и искать детей. Им нужен лидер. — Во взгляде Дарси читалась не мольба, а твёрдая уверенность в том, что Локи услышит её и сделает так, как она просит. — Им нужен ты. Со мной всё будет в порядке. Но не с ними, Локи. Ты слышишь меня? Это просто люди. Подумай о детях. Разве не ради них мы с тобой всё ещё ходим по этой земле?

Она вцепилась в его запястье слабыми пальцами, не отрывая взгляда от хмурого лица мужчины. Между его бровей залегла складка, тонкие губы кривились в неудовольствии, но стоило Локи только поймать её взгляд, как его спина тут же расслабилась и плечи поникли. Разве мог он теперь ей хоть в чём-либо отказать? Разве он имел на это право?

— Я буду молиться за тебя, — прошептала Дарси, погладив его по колючей щеке. — И ждать тебя.

Локи её слова должны были казаться бальзамом, долгожданным облегчением, надеждой на лучшее, но вместо этого он лишь сильнее начинал презирать самого себя. Ему было бы гораздо легче, если бы Дарси прогнала его, если бы она не захотела говорить с ним. Он принял бы её презрение как должное. Локи бы страстно вымаливал у Дарси прощение, и вместе с тем, возможно, однажды ему бы всё же удалось простить себя самого. Но судьба распорядилась иначе. Она, сама того не осознавая, оставила его наедине с собственной совестью, в существование которой Локи уже давно не верил. Но что как не совесть с садистским удовольствием вдавливала иглы в его сердце? Что как не она гнала его прочь от Дарси навстречу другим испытаниям, в которых он стремился забыться, погрузившись в знакомую с детства жестокость и беспощадное кровопролитие?