Семейный портрет с колдуном

– Что я говорила о нем? – торопливо начала я расспрашивать.
– Откуда он? Как мы познакомились, о чем беседовали?

– Ой, да разве все вспомнишь? – она наморщила лоб. – Помню, что вы рассказывали, как он первый раз вас поцеловал – вы сидели на качелях, он их раскачивал, а потом обнял со спины и поцеловал.

Я вздрогнула, как ужаленная, и едва не опрокинула корзину с лепестками.

Мой сон. Качели, увитые белым шиповником… Мужчина, целующий меня… Но в моем сне был Вирджиль Майсгрейв…

– Скажите, - произнесла я, облизнув внезапно пересохшие губы, - а я описывала его внешность? Внешность Самюэля?

– Говорили, что он – самый красивый мужчина на свете.

– А цвет глаз, волос?

– Нет, милочка, вы хранили всё в тайне. Говорили, что он сам просил вас об этом.

– А что было потом?

– Это мне у вас надо спросить. Вы пропали так неожиданно… Я думала, вы сбежали со своим возлюбленным, - торговка посмотрела на меня хитро и мечтательно. – Это так романтично – сбежать с любимым!

– Но как я могла сбежать, мне было всего семнадцать…

Она вытаращила глаза:

– Как – семнадцать? Вам как раз только-только двадцать один год стукнул. Вы даже сожалели, что слишком долго пробыли в монастыре. Обычно девушки выходят замуж гораздо раньше.

Новость огорошила меня ещё сильнее, чем когда я поняла, что всё моё прошлое – ложь, раскрашенная ширма.

– Но мне – девятнадцать! Вы с кем-то меня перепутали!

– Кто вам сказал, что девятнадцать? – Анна смерила меня взглядом. – Я не очень сильна в счете, но сейчас вам двадцать три, леди. А тогда было двадцать один. Вам оставался год, чтобы получить диплом гувернантки.

Это был удар. Я чувствовала, что сейчас моя голова взорвется. Двадцать три? Если торговка говорит правду? Но я помнила себя девятнадцатилетней… Куда же делись ещё четыре года?..

– Так вы сбежали? – спросила торговка немного испугано.

– Не помню, - ответила я бесцветным голосом.

Я и правда не помнила ничего из того, что она рассказывала. И это было страшно – слушать о себе, как о совершенно постороннем человеке.

Получается, в прошлом году, когда я пропала, списки учениц сгорели при пожаре. Как вовремя были уничтожены все следы таинственной леди Эмили с неизвестной фамилией…

17. Почти королевская свадьба

На Белом Острове я задержалась на два дня. Бродила по липовой аллее, стараясь вспомнить хоть что-то, разговаривала с Анной Молин, которая оказалась единственным свидетелем того, что Эмили существовала, а не появилась, как фея, из чашечки цветка шиповника.

Что-то из рассказов торговки казалось мне неуловимо знакомым, что-то – удивительным. Неужели я и правда была такой непослушной? Сбегала, дерзила монахиням, встречалась с каким-то мужчиной вне стен пансиона…

Вторая попытка встретиться с настоятельницей, прошла более успешно – меня всё же впустили за стены пансиона и позволили пройти в монастырский сад. Липы стройными рядами сбегали по холму вниз, и через разрушенную стену можно было любоваться городом – ратушей, излучиной реки…

Но почему я помнила это, как внутренний двор пансиона святой Линды?.. Словно кто-то перемешал мои воспоминания с чужими, часть заменил, часть подправил – как карточный шулер, который тасует колоды, подкладывая крапленые карты.

 Но кто этот шулер? И какую игру он ведет? И почему сестры пансиона святой Клер не узнают меня, как узнала торговка Анна Морин?

Я возвращалась в Саммюзиль-форд, невольно вспоминая слова Вирджиля Майсгрейва: с тайнами невозможно покончить парой слов.

Ну и что, что я узнала о существовании какого-то Самюэля? Что из того, что теперь я твердо уверена, что обучалась в пансионе святой Клер? Тайн меньше не стало. Наоборот. Кто такая Эмилия, привыкшая считать себя дочерью лорда и леди Валентайн? Куда делись четыре года моей жизни? Кто сможет вернуть мне мою настоящую жизнь? И сможет ли?

Я думала об этом, уставившись в окно и не видя ни леса по кромке дороги, ни мелькавших мимо полосатых столбов с указателями миль. Но думы были бесполезными, я так и не решила, что мне делать и как поступить.

В Саммюзиль-форд я приехала поздно ночью, рассчиталась с кучером, и открыла двери своего дома. Ключ повернулся легко, будто замочную скважину совсем недавно смазывали маслом.

Я заперлась изнутри, испытывая желание запереться ото всех на месяц, если не больше. Зажгла свечку и прошла в кабинет отца.

Остановившись посредине комнаты, я растерянно посмотрела на секретер и письменный стол.

Что я могла тут найти? Все документы были переданы мне поверенным, я лично просматривала их еще год назад. Вряд ли там завалялось никем не замеченное письмо от лорда и леди Валентайн с признанием о тайне моего рождения.

Движение воздуха заставило огонек свечи колыхнуться. Я прикрыла свечу ладонью, чтобы она не погасла, зажгла ещё три свечи в подсвечнике на столе, а потом задумалась, оперевшись ладонью о столешницу.

Что же делать бедной Эмилии Валентайн, которая ничего не помнит, и о которой никто ничего не помнит? К кому обратиться? У кого искать защиты?

– Эмилия! – услышала я резкий вскрик от порога и с перепугу уронила свечу, которую держала в руке.

Дверь в кабинет была распахнута, и у входа стояли леди Икения и Аселин – бледные, взволнованные. У леди Икении растрепалась прическа, а у Аселина шейный платок был повязан криво.

– Где вы были?! – леди Икения бросилась ко мне, хватая за плечи, за руки, а потом порывисто обняла. – Мы же договаривались о паре дней, а вы пропали почти на неделю!

Аселин подошел бесшумно, и встал рядом. Я посмотрела на него и отвела глаза.

Леди Икения выпустила меня из объятий и потребовала объяснений.

– Как вы вошли? – спросила я, пытаясь оттянуть неприятный момент признаний. – Мне кажется, я заперла двери.

– Нет, вы этого не сделали, - покачала она головой. – Дверь была приоткрыта. Хорошо, что мы с Аселином проезжали мимо и заметили это. Эмилия, мы чуть с ума не сошли… искали вас по всему городу…

– Где ты была? – спросил Аселин угрюмо и подозрительно.