Семнадцать мгновений весны (сборник)

Либо

– Прошу вас, господин Трауб, прошу.

– Благодарю, господин Либо.

– Что вас привело ко мне?

– Любопытство.

– То есть? – Либо пропустил Трауба перед собой, включил свет в квартире, быстро оглядел окна – опущены ли синие светомаскировочные шторы – и жестом предложил Траубу садиться.

– Сейчас я все вам объясню.

– Мне льстит, что вы, такой известный фронту журналист, заинтересовались моей скромной персоной. Я в свое время читал ваши книги.

– О!

– Я отдавал должное мастерству, с которым они были написаны, но меня поражало, где вы находили таких слабых, развинченных, мятущихся людей? Простите, конечно, за столь откровенное признание, но ваши фронтовые корреспонденции нравятся мне значительно больше.

– И на том спасибо.

– Один предварительный вопрос: откуда вам известна моя фамилия? Кофе или пива?

– Кофе, если можно.

– Сейчас я заварю.

– Что касается вашей фамилии, – глядя в спину эсэсовцу, медленно сказал Трауб, – то, поверьте, я не знал ее. Вернее, я не был уверен, что вы – Либо.

Лейтенант обернулся и с улыбкой спросил Трауба:

– Вы мистик?

– В некотором роде. Видите ли, я действительно не знал, что вы – Либо. Меня поразило ваше сходство с другим Либо. Видимо, то был ваш отец – один из руководителей гамбургского коммунистического восстания.

Либо продолжал заваривать кофе. Он равномерно помешивал ложкой в большой белой чашке. Потом аккуратно, изящным и точным движением вытащил ложку, подержал ее несколько секунд над чашкой, чтобы капли кофе не измазали белую скатерть, и положил ее на соломенную салфетку.

Обернулся, взял в одну руку обе чашки, поставил одну перед Траубом, а вторую перед собой, опустился в кресло и спросил:

– Откуда вам это известно?

– Я помню вашего отца. Я брал у него интервью.

– Мы похожи?

Трауб секунду помедлил и ответил:

– В чем-то – поразительно.

– В чем именно?

– Это неуловимо.

– Мне кажется, вы что-то путаете, господин майор.

– Если б вы не откликнулись на Либо – я бы действительно путал. Сейчас я убежден: не путаю.

– Чем же конкретно я похож на отца?

– Походкой, манерой держать голову, овалом лица, той массой неуловимых деталей, которые позволяют запомнить сходство. Меня он в свое время поразил: он был личностью – враг, серьезный враг, но громадной воли человек.

– Он был блондин?

– Не то чтобы блондин… Не то чтобы ярко выраженный блондин. Во всяком случае, он был светлый, как вы, если мне не изменяет память. Но главное – я запомнил его глаза, разрез глаз, рот, манеру держать себя. Это поразительно! Но интересует меня не ваш отец – он враг нации…

– Господин майор, я просил бы вас находить более точные выражения…

– Вы не согласны с тем, что главарь, точнее, один из главарей коммунистического мятежа может быть определен как враг нации?

– Сначала вы обязаны доказать мне то, что я сын того врага, а после мы станем говорить об оценках его деятельности.

– Лейтенант, меня, право, мало интересует ваша генеалогия. Меня интересуете вы, ваш генезис – один из прославленных воинов СС, сын… того Либо, – улыбнулся Трауб, – скажем так, а? Вы не против?

– Я не против.

«Или это подчеркнутое спокойствие – проявление смятения, – думал Трауб, размешивая сахар в кофе, – или он – кусок льда, мертвый человек, самое страшное, что может быть».

– Давайте, дружище, давайте, – улыбнувшись, попросил Трауб, достав из кармана блокнот и ручку, – признавайтесь во всем. Я восславлю солдата. Единственно честные люди земли – солдаты.

– Мне приятно слышать это от офицера и журналиста.

– Итак… Где ваша мать?

– Этого я не знаю. Сколько себя помню – я был сиротой.

– И ничего не знали о ваших родителях?!

– Ничего.

– И вам ничего об этом не говорили?

– Кто?

– Командование.

– Нет.

– Вы член партии?

– А вы?

– Я всегда сочувствовал движению.

– Ну а я всегда сражался за него.

– Браво! Это красивый ответ.

– Это не ответ, это правда.

– Еще раз браво! Но что-то, я вижу, вы не из разговорчивых. Расскажите-ка мне историю вашей борьбы: фронт, где и за что получены ваши боевые награды, друзья, эпизоды сражений. Солдат обязан быть сдержанным, но он при этом должен уважать прессу.

– Окончив школу офицеров СС, я был отправлен на Восточный фронт для выполнения специальных заданий командования войск СС. За выполнение этих заданий солдаты, которые находились в моем подчинении, а также и я были награждены волей родины и фюрера. Еще кофе?

– Нет. Спасибо. Больше не надо.

– Это натуральный кофе.

– Я чувствую.

– Чем я еще могу быть вам полезен?

– Больше ничем. Простите мою назойливость, лейтенант, – сухо ответил Трауб. – Желаю вам счастья. Всего хорошего.

– Господин майор, в силу того, что я нахожусь при выполнении особого задания, положение обязывает меня настоятельно попросить вас зайти к моему начальству.

– Не понял…

– Мне следует сейчас же вместе с вами зайти к моему руководству. Всякий, кто вступает со мной в контакт, обязан быть представлен руководству. Это указание полевого штаба рейхсфюрера СС.

– Лейтенант, вы в своем уме? Доложите руководству, что к вам приходил военный писатель Трауб. Если надо будет, меня пригласят для объяснений.

– Я все понимаю, но тем не менее, господин майор, я вынужден подчиняться приказу.

«Неужели это конец? – подумал Трауб. – Какая глупость! Боже, какой страшный этот парень. Это же не человек. В нем вытравлено все человеческое. Это животное. Нет. Это даже не животное. Это механизм, заведенный однажды. А может быть, даже хорошо, что это настало, – я устал ждать».

– Господин Либо, я ценю шутки, пока они не переходят границ уважительности друг к другу.

– Господин Трауб, – сказал Либо, поднявшись, – не заставляйте меня применять силу.