Семья волшебников. Том 4
Шрифт:
И отвечает за все ректор. Именно к нему все чуть что бегают.
Но Майно, конечно, все-таки нашел время и заглянул и к Локателли, и к Сарразену. Оказалось, что расследование началось еще зимой, после чьего-то доноса (Сарразен отказался раскрыть авторство). Кустодиан три луны досконально его проверял, и убедившись, что все чистая правда, собрав улики и доказательства, запросил судебное разбирательство.
— Неприятное это дело — судить члена ученого совета, — печально произнес Локателли. — Я был совсем юн, когда судили Ябудага… ох и громкий же был процесс. Вчера еще президент
— Я сам себе сочувствую, — хмуро сказал Майно. — Что меня ждет?
— Суд решит, — развел руками председатель. — В худшем случае… сам понимаешь.
— Но хотя бы предварительно можете высказать свое мнение?
— Майно, это очень сложный юридический казус, — погладил бороду Локателли. — Я не берусь предсказать, чем закончится суд. Все решит голосование.
— И вы, конечно, не скажете, как будете голосовать сами, — поморщился Майно. — Вы считаете меня виновным или нет? Ответьте прямо.
— А ты сам? Считаешь ты себя виновным?
Майно только махнул рукой. Председатель в своем репертуаре. Каким бы ни было его мнение, он оставит его при себе, потому что если он его выскажет, то это непременно скажется на мнениях других. А Локателли очень ценит свою беспристрастность.
В день Медного Крокодила Майно уже был сам не свой. С утра прочитал лекцию для магистрантов, но думал во время нее только о том, что ночевать будет, возможно, в Карцерике.
А женщина, которая всему этому виной — дома.
А что, злокозненного демона-фамиллиара магиоза-геноцидника оставляют на свободе?
Вероятно, тебя запечатают дома. Или все же уничтожат. Возможно, сделают скидку на то, что у нас дети, и оставят тебе жизнь. Или мне. Одному из нас.
У вас нет смертной казни.
А, ну да. Мне точно жизнь оставят.
Я не собираюсь умирать. Если за мной придут — ты будешь виноват еще и в обмелении Кустодиана.
Ты недооцениваешь Кустодиан и переоцениваешь себя.
Ну-ну.
Этими мыслями они обменивались, уже входя в здание Гексагона. Майно чуть обогнал жену, открывая перед ней дверь, а Лахджа несла на руках Лурию и как бы невзначай показывала ее членам ученого совета.
Вот, мол, смотрите. Хотите лишить невинное дитя матери? Из-за каких-то микробов? У вас есть сердце или нет? Смотрите, какая прелестная малышка. У нее, между прочим, недавно бабушка с дедушкой скончались… ехидная, злая ухмылка сползла с лица Лахджи.
Лурии она все объяснила заранее, и та делала такую моську, что размягчилось бы сердце и у статуи.
Майно уселся на обычном месте. До вынесения приговора он остается членом ученого совета. Его даже не заковали в короний — зачем? Вокруг тридцать пять великих волшебников. Его, в общем-то, один Локателли скрутит легким движением бороды.
Ты меня не поддерживаешь. Твои шуточки у меня в печенках сидят.
У тебя что-то плохое настроение. Случилось что-то?
Меня сегодня будут СУДИТЬ.
В первый раз?
Лахджа с дочерями уселась на трибунах. Среди журналистов и зевак… кстати, сегодня их как будто больше обычного. Видимо, сплетники все-таки пронюхали, что нынешнее заседание будет особенно интересным.
Сначала разбиралась обычная текучка. То, что ученый совет рассматривает каждую луну. Суды обычно оставляют под конец, ибо дело это неприятное и неизвестно, сколько времени займет. Особенно если подсудимый — член ученого совета, который после суда, возможно, выйдет из зала в кандалах.
Пусть уж хоть не оставит незавершенных дел.
Майно такой прагматичный подход раздражал. Раньше он считал это правильным и разумным, но теперь, когда он сидел, обильно потея и дожидаясь своей очереди… это оказалось весьма напрягающим. Он бы предпочел разобраться сразу же.
Да и, честно говоря… Ябудаг что, тоже сидел в президентском кресле и ждал своей участи, или его заранее не предупредили?
Могли не предупредить. Он был магиозом лютым. В прямом смысле людоедом.
Но что это значит для Майно? Может… неужели…
— Та-ак, коллеги, — хлопнул в ладоши Локателли. — А теперь приступаем к самой неприятной части. На сегодня мы закончили, осталось только разобрать один скверный инцидент. Кстати… У нас есть кандидаты на должность ректора Униониса?
— Его еще не осудили, — хмуро сказал Даректы.
— А за что его вообще осуждать? — вскинулся Альянетти. — Давайте меня осудим. Я сегодня кастрюлю тухлого супа вылил. Там тоже уже завелась жизнь!
Все члены ученого совета, конечно, были в курсе дела. Всю информацию им положили на стол заранее, чтобы они могли изучить и составить мнение. Чтобы не терять зря времени на самом заседании.
И мнения, конечно же, разделились. Диаметрально.
Члены ученого совета начали орать друг на друга почти сразу же.
— Тухлый суп?! — возмутилась Рошайя Коллос, ректор Венколора. — Для вас это шуточки, мэтр Альянетти?! Десятки миллионов!.. десятки миллионов разумных существ!..
— М-да, — цокнул языком Айно Магуур, президент Доктринатоса. — В истории Мистерии было много магиозов. На счету самых великих сотни, тысячи жертв. Из-за Антикатисто погибло свыше миллиона разумных. Но чтоб десятки миллионов! Это абсолютный рекорд, мэтр Дегатти.
— Во-первых, это были хомунции, — ответил Майно, стараясь сохранять хладнокровие. — Во-вторых, они бы истребили себя и сами, мы просто ускорили процесс, заведомо оставив часть выживших. В той ситуации не было хорошего решения, причем решать надо было очень быстро. В-третьих, я в этом участия не принимал.
— Но зачем вы это сделали? — спросил Магуур. — Я читал материалы дела, я был шокирован…
— А я поражен! — воскликнул Эллеканто Шат, ректор Монстрамина. — Разумные хомунции!.. почему меня не поставили в известность?!