Семья волшебников. Том 4

— И что было дальше? — спросила Лахджа, потому что Такил явно ждал вопроса.

— Дальше начался кошмар. Отец избил Рокила так, что проломил голову. Он долго лежал в беспамятстве, но все-таки выжил. Как только он начал ходить, мы тайком собрались, взяли Лахтун и сбежали, пока отец валялся после очередной попойки.

— Ты прежде не упоминал Лахтун, — сказала Лахджа, когда Такил снова замолчал.

— Она умерла. Мы очень долго бродяжничали. Стало даже тяжелее, чем с отцом — там у нас хотя бы было где жить и… защита. Отцу было плевать на нас, но в округе его побаивались, так что нас не обижали.

— От чего умерла Лахтун?

— Я… я не знаю точно. Просто заболела и зачахла. Мы голодали, ей становилось все хуже… Выдалась суровая зима…

— В Легационите тепло, — заметила Лахджа, вспомнив, как ездила туда на пляж.

— Но не в горах. А ей все-таки было только восемь. Не стоило брать ее с собой.

— Ты не виноват.

— Не виноват, — согласился Такил. — И Рокил не виноват. И даже отец не виноват, что не справился. Он был хорошим человеком… когда-то.

— А что твой брат? — вместо ответа спросила Лахджа. — Он стал болеть после травмы головы?

— Да. Ты считаешь меня странным? Ты не знаешь моего брата. Мы оба родились… в маму. Она была доброй, но со странностями. Отец ее очень любил. Но брат тверже стоял на ногах, я-то был лунатиком, ходил во сне, медленно соображал… но в нем тоже это было, и после того случая он стал страдать падучей. В любой момент мог забиться в корчах. Из-за этого его и не взяли…

— Куда не взяли?.. а, поняла. Почему вы вообще решили туда идти? Или вас заставили?

— Нет, мы сами. Брат был уверен, что Матерь Демонов исцелит его. Утверждал, что предчувствует это. Он, знаешь, со временем сильно ударился в религию. Я ему не мешал, это позволяло обуздать его гнев.

— Гнев?..

— В нем было больше от отца, чем во мне. Он не пил, но… страдал падучей.

Такил замолчал. Он сцепил руки в замок, положил на него подбородок и уставился на доску. Его фишка попала в Дом Часовщика, большой участок откинулся в сторону и оказалось, что эта игра еще и продолжается в глубину. Такил долго крутил какую-то рукоятку, отщелкивая и прищелкивая рычажки, и наконец раздался переливчатый трезвон. Демон улыбнулся и сказал, что верно собрал механизм, так что Лахдже теперь угадывать мелодию.

— Интересно, каким фархерримом он станет… — вздохнул Такил, пока Лахджа выбирала из списка совершенно незнакомых песен.

— Что?.. — не поняла Лахджа. — Ты все-таки решил его…

— Решил… и похитил… да… Уговорил Матерь его переродить. Не спрашивай, чего мне это стоило.

— Если он был таким рьяным демонитом, зачем его понадобилось похищать?.. Или он был против?

— Не знаю, не спрашивал, — пожал плечами Такил. — Я… хм… а может, и правда стоило спросить?.. Я как-то не подумал.

Лахджа понимающе кивнула. Ну да, нормальная демоническая логика. Кого волнует мнение смертного? Даже если это твой бывший брат.

— Не знаю… «Любовь к пастушке»? — предположила она, ткнув наконец в одну из песен.

— Нет, — быстро коснулся красного пятна Такил. — Трепанго! Тебе штрафной ход.

— Ладно… — проворчала Лахджа. — Получается, твой брат сейчас в чреве Мазекресс?

— Да, и я веду его за руку. Он там спит, и я помогаю ему…

— Ты помогаешь Мазекресс рожать?..

— Да. Так повышаются шансы. С пятидесяти процентов до… более высоких. Мне, увы, приходится иногда бодрствовать. Зачем-то.

Лахджа вспомнила, как Мазекресс предлагала переродить Веронику, утверждая, что шансы будут выше. Так вот оно что. Понятно, почему Такилу пошли навстречу.

— И сколько ему еще осталось?

— Полгода. Может, чуть дольше. Было сложно уговорить ее дать ему великий дар.

— Он тоже будет апостолом?!

— Не говори никому. Поклянись, что не скажешь. Это наша с Мазекресс тайна. И… эм… наша с тобой тоже, видимо.

— Да кому я же расскажу, я же все забуду, когда проснусь!

— Ах да. Это очень удобно, когда ты такой болтливый, как я. Но все-таки поклянись.

— Ладно, я клянусь. Но это всё равно все узнают, когда он родится.

— Ну да. Но до тех пор — пусть останется секретом. Мы, может, и потом не сразу скажем остальным… посмотрим сначала, что у него за дар…

Лахджа задумалась, что за демон получится из гневливого, экзальтированного, припадочного юноши… хотя он уже давно не юноша. М-да.

— Жаль, Лахтун не с нами, — задумчиво произнес Такил. — Я скучаю по ней.

Его взгляд застыл. Он словно смотрел на километр вдаль, куда-то… в никуда. Кроме настольной игры, в этом сне не было декораций. Они словно сидели посреди Лимбо, затянутой туманом степной равнины. Под серым небом без светил и облаков.

— Хочешь, обниму? — предложила Лахджа.

— Да, давай.

Когда дружеские обнимашки закончились, Такил доверительно сказал:

— Ты очень хорошая. Я обязательно познакомлю тебя с братом.

— Жду с нетерпением, — сказала Лахджа, кидая на поле карточку Слона и подвигая вперед три красные фишки. — Зуккака. Так ведь надо говорить?..

— Да. Ты выиграла.

Пока они раскладывали игровые принадлежности в коробочки, хотя в мире снов это было абсолютно бессмысленно, Такил продолжал жаловаться:

— Ты извини, что я целый год тебя не навещал. Очень занят был, понимаешь. Остальным от меня все время что-то нужно. Сомнамбула, убей того. Сомнамбула, сведи с ума этого. Сомнамбула, где Тьянгерия? Что ей снится?

— Тьянгерия?..

— Неважно. Вот что я скажу — ничего хорошего ей не снится! Я устал на это смотреть! Мы с Яноем… неважно.

— Яной — это Анахорет?

— Да. Но это все тебя не касается… если сама не захочешь. Не знаю. Надо обсудить с Дзимвелом. Тринадцатый апостол лишним уж точно не будет…

— Я не буду подписываться на то, о чем ничего не знаю.

— Да, это было бы неразумно, — согласился Такил. — Я бы тоже не стал. Ладно, пока.

— Пока. Надеюсь, с твоим братом все пройдет нормально.