Сердце бога

– Так в чем загвоздка? – не понял Кудимов. – Разводись с Галкой, женись на своей Марии!

– Ох, да не так все просто, – пробормотал Владик.

– Да в чем дело, Владька? Что может быть в любви непростого?

Он только махнул рукой: не хочу, мол, говорить. Но потом они выпили еще по одной, а затем… (Ох, болтун он, ох, идиот – костерил потом самого себя последними словами Иноземцев. Однако слово не воробей, вылетело – не поймаешь.)

– Ты помнишь, – спросил он друга, – как мы в пятьдесят седьмом, во время фестиваля, девчонку иностранную задержали в парке? А потом с Радием отправились ее провожать?

– Да-да! – с энтузиазмом подхватил Вилен.

– Так вот, это она. Аспирантка. Болгарка. Мария.

– Вот здорово! – искренне восхитился приятель.

Потом Владислав анализировал, что он разоткровенничался перед другом не просто из хвастовства, невоздержанности и удали. У него было извиняющее обстоятельство. Он ведь держал в голове, кроме прочего: Вилен парень ушлый, хитрый, тертый, опытный. Да и тесть у него, кстати, не последнее место в столице занимает. В прошлом генерал МГБ. Может, поможет, хотя бы советом. И совместно они придумают, как быть. Может, найдется для Владика способ спасти свою любовь и при этом не нарушить режим секретности…

– Подумаешь, иностранка называется! – убеждал друга, а скорее самого себя, Владик. – Всего-навсего болгарка. Болгария только формально заграница! Правильно про нее говорят: шестнадцатая советская республика!

– Верно все, – поддакивал изрядно нетрезвый Вилен. – И ты не волнуйся, мы все устроим. Женишься на ней еще. Я завтра на трезвую голову подумаю, как к этому делу лучше подойти. Только ты больше о своей Марии никому ни гугу. Я, разумеется, тоже буду молчать, как партизан. Могила!

Потом они улеглись спать: Владик у себя, на бывшем супружеском ложе, за занавесочкой, Вилен – на гостевом диванчике.

Улегшись, Иноземцев вспомнил о своей откровенности и раскаялся: «Зачем я ему все выболтал?! Ах, как зря! Не удержал язык за зубами! Правильно говорят: болтун – находка для шпиона». На сердце стало кисло и тошно, будто он съел что-то противное и несвежее. «Может, Виленчик все просто забудет? И информация никуда не уйдет дальше?» – с этой слабой надеждой он заснул.

* * *

– Владик, привет.

Он резко обернулся. За его спиной стояла Галя. За те пару месяцев, что они не виделись, она здорово переменилась, и явно к лучшему. Когда они встретились летом у «Ударника», она была дерганая, резкая. В глазах тогда светилась неуверенность в себе, растерянность, беспомощность. В углах рта прорезались морщинки, кожа лица была неухоженной. Тогда Галя, несмотря на ворох обидных и нелицеприятных слов, которые на него обрушила, показалась ему подобной птенцу, выпавшему из гнезда, – испуганному и оттого агрессивному. Теперь же, когда они случайно встретились на просторной улице внутри предприятия, ведущей вдоль одного из громадных цехов ОКБ, неверная супруга представилась ему полностью довольной собой и жизнью: прекрасно одетая, довольная, ухоженная. Кожа ее светилась, глазки сверкали. Оттого что в жизни ее было все хорошо, она и с брошенным мужем говорила ласково. Но ласка эта ничего не значила – Галя была от него далека, как никогда.

– Как ты живешь, Владик? Почему не звонишь? У тебя все в порядке?

– Как видишь, все прекрасно, – вызов, прозвучавший в собственном голосе, стал заметен ему самому, и от этого ему сделалось досадно, и он поспешил спросить: – А как там Юрочка?

– Замечательно. У нас уже вышло шесть зубиков, представляешь? Но мы по этому поводу совсем не плачем и не капризничаем. А ты что же, совсем не хочешь нас видеть?

Иноземцева раздражала манера мамочек говорить о ребенке во множественном числе, словно отождествляя с ним себя. Поэтому он отбрил:

– Тебя я видеть больше нисколько не хочу. А Юрочку – отчего же нет, можно.

– Так проявляй инициативу, – улыбнулась она. – Ты ведь отец.

– Ладно. Ты, я вижу, вышла на работу, – переменил он тему.

– Да. С Юрочкой сидит нянька. Прекрасная женщина из Тульской губернии.

– Я рад за вас обоих, – сухо проговорил он.

– Ну, пока. Позванивай. Наш телефон у тебя есть.

Эта неделя вообще оказалась у Иноземцева богатой на случайные встречи, причем для них не потребовалось даже выходить за ворота предприятия. Может, это оттого, что спешная работа над кораблем-спутником, предназначенным для полета человека, закончилась и появилась возможность не спеша прогуляться до столовой или в обеденный перерыв сгонять партейку в настольный теннис.

Он и с Виленом столкнулся по пути в техническую библиотеку. Они не виделись и не перезванивались со времени совместной попойки и не в меру откровенного разговора. Честно сказать, Владиславу хотелось о той пьяной беседе забыть и больше никогда не вспоминать.

– Владька, брат! – похлопал его по плечу Кудимов. – Что не заходишь? Не звонишь? Как дела?

– Да все в порядке.

– Как на личном фронте? Ты все с той же? С Марией?

«Помнит он обо всем», – огорченно подумал Иноземцев.

– Вроде да.

– Слушай, я подумал – познакомь нас с ней, а? Меня и Лерку? Сходим куда-нибудь все вместе. Моя супружница тут как раз четыре билета в «Современник» спроворила – на будущую неделю. Премьера, пьеса «Пять вечеров». Очень сильная вещь, говорят. Сам Ефремов играет. Рванем вчетвером, а? – Вилен аж лучился энтузиазмом.

– Да разве можно? – опешил Владик и аж понизил голос. – Я ведь рассказывал тебе об обстоятельствах, – разумеется, он не мог своими словами, в полный голос, да еще в стенах почтового ящика, впрямую напоминать о сверхсущественном изъяне в биографии Марии: она – иностранка!

– Ты о ее месте жительства? – тоже использовал эзопов язык Кудимов. – Даже забудь и не обращай внимания. Я узнавал специально (не говоря о тебе ни слова, не бойся, а вообще). И вот: на это обстоятельство соответствующие инстанции смотрят теперь сквозь пальцы. Особенно если товарищ родом оттуда, откуда ты сказал. Конечно, если ты имеешь контакты с каким-нибудь звездно-полосатым, лягушатником или макаронником, – тебя, разумеется, по головке не погладят. Ну, а если речь о наших друзьях, которые с нами из одного пионерского лагеря, тем более о таких близких, как твоя девушка, то ровным счетом ничего страшного. Скоро, мне сказали по секрету, этот пункт даже вполне официально отменят – вплоть до разрешения женитьбы. А пока имеется указание из самой высокой инстанции (мне по секрету тесть шепнул) не придавать подобного рода связям, как у тебя, ровным счетом никакого значения. И, если что, я нисколько не сомневаюсь: мой тесть тебя прикроет.

Владик не мог поверить. Вытаращился на приятеля, однако голос того звучал так убедительно, что он только протянул:

– Неужели правда?

– Правда-правда, – снисходительно потрепал его по плечу Кудимов. – Поэтому ни в чем не сомневайся и приглашай скорей свою Марию с нами в «Современник». Но на всякий случай, конечно, не расслабляйся и всем подряд не трепись, что у тебя подруга имеет погрешность по пятому пункту [25] . Режимщики, как ты понимаешь, везде разные, есть и дуболомы. Не лезь на рожон, а держись за меня, и все будет в порядке.

25

Пятый пункт (или пятая графа, пятый параграф) – в советском паспорте и анкетах тех времен под этим порядковым номером шла национальность. Подобным эвфемизмом намекали на возможные погрешности в национальности.