Сердце бури
Шрифт:
Сарлакк, конечно, быстр, но куда ему против чувствительных к Силе с их способностью предугадывать и предотвращать опасность?
— Полагаю зверушка недосчиталась одной из щупалец? — прохрипел он язвительно.
— Жаль, что «зверушке» такого размера это вряд ли серьезно повредит, — мрачно ответствовал Мейлил.
Бен поглядел ему в глаза.
— Твоя идея, брат?
Старший рыцарь слабо, неуверенно кивнул.
— Не забывай, я следующий в очереди. И конечно, не мог допустить, чтобы сарлакк украл у меня право убить знаменитого Кайло Рена.
Лицо Бена
— Тщеславный ублюдок… — выдавил он, картинно закатив глаза.
Затем перевел взгляд на свое плечо. Под ключицей виднелся лишь слабый розовый след, слегка выпуклый, как и рана на его лице — такие отметины оставляет сейбер.
Или у братьев где-то имелась бакта, или… он усмехнулся вновь. Или тут не обошлось без исцеляющих чар.
— Еще и вылечили Силой, — заключил Бен с явным недовольством. Его должок растет, а быть в долгу у изменников — опасное дело.
— Это я, — вставил Гедеон, хотя мог бы обойтись и без пояснения.
Младший из семи, пухловатый и немного неуклюжий, носивший, в отличие от братьев, белую маску, напоминающую жутковатое лицо призрака, — этот парень всегда отличался нравом настолько мягким, насколько это вообще допустимо среди братии. Остальные шестеро, бывало, шутили между собой, говоря, что брату Гедеону больше подошло бы стать джедаем, чем рыцарем Рен. Тот и сам признавал, что единственная причина, по которой он оказался на Малакоре — это его расположенность к равновесию, решительное непринятие перегибов как с одной стороны, так и с другой. Пусть даже равновесие среди рыцарей существовало лишь в теории, но видно, ничего другого Сила ему пока предложить не может…
Как бы то ни было, он и исцеляющими техниками владел куда лучше, чем остальные.
— Плевать… — Бен слегка приподнялся, разглядывая мутноватым взором узкое, вытянутое помещение. Неприкрытые железные стропила, обветшалые стены, разбитые вдребезги окна и куча всевозможного мусора на полу вперемешку с остатками стеклянной крошки и немногими личными вещами рыцарей, которые те успели перенести со своего шаттла прежде, чем несчастный звездолет канул в небытие. Что ж, очевидно, они находятся там же, на заброшенном складе, где его братья-предатели ютились все это время.
Разумеется, ни о каком «спасибо» с его стороны речи не шло, да и не могло идти. Никто из братьев даже не подумал упрекнуть его в неблагодарности.
— Древняя бездна была прихотью Тея. Я бы предпочел другое место, — произнес Мейлил, как бы рассуждая вслух. И прибавил, обращаясь уже к Бену: — Однако, я уступаю тебе право решать, когда и где мы будем биться. Вероятно, ты захочешь взять небольшой перерыв, чтобы восстановить силы. Обещаю, братья не тронут тебя, пока ты не будешь готов…
Бен зло оборвал его:
— Замолчи! От твоего детского лепета виски ломит. Ни один из братьев больше не умрет от моей руки, и тебе это прекрасно известно!
Убийство Тея потребовало от него больше сил, чем он мог себе представить. Но смерть Тея была необходима — необходима не только с практической точки зрения, но и как жертва во искупление предательства.
Тогда как остальным умирать вовсе не обязательно. Люк Скайуокер сказал прямым текстом, да Бен и сам прекрасно понимал, что эти четверо еще могут признать его главенство без лишнего кровопролития.Наконец Бен полноценно сел. Голова немного кружилась, но это, должно быть, остаточная слабость, не более.
— Где остальные?
— Снаружи, — отозвался Гедеон.
— Я хочу видеть их, — суровый голос Кайло сам собой пресекал любые возражения. — Немедленно.
Нескольких минут хватило ему, чтобы немного взбодриться, придав своему лицу суровый и внушительный вид, насколько это возможно. И вот, перед ним все четверо — те, кто еще остался в живых из их некогда грозной семерки.
Убийцы. Но ему ли — отцеубийце, братоубийце — их осуждать?
Отступники. Но кому еще, как не ему, дважды отступнику, вести их за собой?
Он поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к ним.
— Я не хочу сейчас заводить разговор о дружбе и братской любви. Эта самая любовь была безвозвратно поругана вами, а мною, быть может, еще раньше… — В его словах не было ни толики сожаления. Голос Бена Соло звучал четко и сухо, с едва различимыми стальными нотками. — Я начну с главного. Моя мать сейчас в руках у Галлиуса Рэкса. Мою жену разыскивает Первый Орден, и рано или поздно обнаружит. Но это не все… — он умолк на мгновение, набирая воздух в легкие. — Через несколько месяцев у меня родится сын.
Это был первый раз, когда он говорил о своем будущем ребенке открыто, вслух. В разговоре с леди Силгал перед его отъездом им обоим хватило витиеватых намеков. Госпожа и так прекрасно понимала, о чем идет речь. И только теперь он наконец сумел как бы примириться с этой новостью. Окончательно признать, что это правда.
Среди рыцарей прокатился слабый гул. Они были ошеломлены и, кажется, порядком взволнованы. Так или иначе, известие о ребенке значило для них больше, чем могло бы показаться на первый взгляд.
За всю историю братства по крайней мере у нескольких рыцарей Рен, включая печально известного брата Д’ашора, были дети. Само по себе это, конечно, не такое уж невиданное событие. Учитывая, что даже среди присутствующих многие пренебрегали целибатом, не исключено, что и они сами успели, не зная о том, стать отцами. Но тут иное дело. Речь шла не об ублюдке, рожденном от случайной связи, а о законном сыне магистра, рожденном от законной его жены. О новом наследнике Избранного — их основателя. Их божества, перед которым все четверо по-прежнему испытывали благоговейный трепет.
Но более того, каждый среди них хорошо помнил, какой огромной мощью обладает мать будущего принца — и, вероятно, с замиранием сердца гадал, что выйдет, если к этой мощи примешать мятежную кровь Скайуокеров.
— Энакин, — первым подал голос Мейлил. — Энакин Рен. Другого имени для твоего дитя быть не может.
Воскресшее имя Избранного прозвучало, как гром — особенно внушительное здесь, в этих убогих стенах. Остальные рыцари подхватили его, прокричав несколько раз, подобно здравнице: