Сердце бури

Больше он не нуждается в ее защите. Отныне он сам будет защищать ее. И первое, от чего он защитит ее и избавит — от страхов, от дурацких предубеждений, от всего того, что мешает ей сейчас просто довериться его и своему желанию.

— Бен…

Она дрожала. О, как очаровательно она дрожит!..

— Ты когда-нибудь замолчишь? — то ли в шутку, то ли всерьез спросил он. В ином случае этот вопрос, вероятнее всего, прозвучал бы оскорбительно, но сейчас сквозь его уста казался скорее какой-то нелепой игрой.

«Я звал — ты откликнулась. Я умирал — ты спасла меня. Я был одинок и ты была одинока. Мы оба пребывали во тьме, но сейчас мы вместе — и впервые над нами вспыхнул свет. Во всей галактике только ты и я способны помочь друг другу. Жизнь жестоко ограбила нас когда-то: у тебя забрали любовь, у меня — саму душу. Ты была одинока в пустыне, а я — во мраке. Ты ждала, не зная, кого ждешь; я искал, не представляя, что ищу. Мы встретились. Твое сияние привлекло меня, как маяк посреди беспроглядной ночи. Это судьба. Я шептал твое имя в бреду, во власти мучительного сна, на пыточном столе под действием наркотиков, в замке, куда не способен прорваться даже живой поток Силы — даже там ты была со мной каждую секунду. Какие тебе еще нужны аргументы, мусорщица, чтобы прекратить наконец отрицать очевидное? Судьба и Сила уже объединили нас и обручили. Узы Силы — это обручение. Не говори, что не знаешь этого. Не говори, что ты этого не хотела…»

Как же ему нравилось думать о словах Маз Канаты! Он — Свет, окруженный Тьмой; Рей — Тьма в ореоле Света. Две противоположные грани одной сути, и суть эта — сама Сила. Сила, извечно стремящаяся обрести равновесие, которое они воплотили в себе. Возможно, они не должны были встретиться — Тьма и Свет, но все же встретились — и пламя зажглось над их головами. Возможно, им больше пристало ненавидеть друг друга. Впрочем, они давно переступили грань, за которой любовь и ненависть сливаются в одну сладостную и мучительную агонию. Они уже там, где поцелуй столь же болезненен, как мощный удар под ребра, а удар так же прекрасен, как ласковое прикосновение; где желание горит болью, а боль сладка, как мед; где «любовь» означает «война», а «враг» означает «возлюбленный»… Все это и правильно, и неправильно — и как раз потому-то, из-за своего немилосердного противоречия, особенно восхитительно.

Этот момент, захвативший их, был одинаково невинен и порочен.

Его руки встретились с ее шеей, затем спустились ниже, ощупывая ключицы и крохотные груди, тонущие в его широких ладонях. Его ласки были столь же милостивыми, сколь и настойчивыми. Если бы Рей пригляделась к истинным мотивам его души, которые он, Бен — он, Кайло — и не думал от нее скрывать, то она без труда увидела бы, что эта вспышка вожделения сама по себе стала откровением для него, долгие годы скованного подсознательной девственностью. Она, как звезда, озарила его сознание, заставив узнать ранее неведомую радость. Бен даже не мечтал замахнуться на большее, упиваясь одной возможностью трогать, ощущать, владеть. Доставлять удовольствие себе и Рей.

Он любит ее! Любит, хатт подери! Эту нелепую стриженную девчонку; это дитя, забавное и очаровательное. Наделенное невероятной внутренней силой, которую — подсознательно Бен был уверен в этом — ему никогда не снискать. Создание столь пленительное и загадочное, что от одной мысли о ней его одолевало волнение. Она в одночасье перечеркнула все, во что он верил; затмила все былые его цели, заполнила все его сердце лишь одною собой. Она сорвала с него тяжкое ярмо. И он благодарен ей за это. О как он благодарен!..

Ее тело было напряжено, ее кожу покрывали мурашки. Подхваченная волной эйфории, Рей бессознательно впивалась пальцами в его волосы, то сжимая, то разжимая кулаки. О Сила… несомненно, она чувствует то же, что и он! Страсть, нашедшая отклик в страсти; желание души, отраженное в желании плоти, гибнущая невинность двух сердец, прежде заключенных в кружевные сети лжи — подлой убежденности в том, что им необходимо хранить чистоту.

Встать с колен… дышать полной грудью… радоваться каждому мгновению…

Эти постулаты, с болью вбитые в его сознание во время пребывания в замке Вейдера, теперь приобрели для него новое, куда более конкретное значение. Больше он, Бен — он, Кайло — не станет плясать под чужую дудку. Не позволит околдовать себя ложью. Он сам волен выбирать, кого ему любить. Если прежде он думал о своей влюбленности с ужасом, то сейчас — с восторгом. Не боясь отдаваться этому опьянению, этой сладкой лихорадке. Таков его выбор — только его.

Сейчас они с Рей равны, у него столько же опыта, сколько и у нее — и нет ничего прекраснее этого равенства! Он полагал, что хранит себя, чтобы защитится от искушения, она же пыталась защитить себя от насилия — но теперь выходит, что они, сами о том не зная, хранили себя друг для друга.

Они стали супругами в тот миг, когда она решила спасти ему жизнь; они стали любовниками в первое же мгновение, когда его руки нашли ее тело; несколько мгновений сродни полноценной брачной ночи; несколько недель, проведенных здесь в лесу, в изоляции, выше целой жизни. Вот она, всепоглощающая власть Уз!

— Ты — Бен. Бен, а не Кайло…

Она говорила с ним, словно с одержимым. Как бы защищая его от самого себя.

— Дура! — улыбнулся он. — Ведь я — и то, и другое.

Две естественные ипостаси, вечно враждующие друг с другом.

«И зверь, и его добыча. И демон-искуситель, и его жертва, — это ведь твои мысли. Ты и сама все прекрасно знаешь. Это Кайло, а не Бен, выжидал столько времени. С той самой партии в дежарик, когда ты поняла все, что так и осталось не высказанным на словах — и я чувствовал, что ты все понимаешь. Сколько прошло с тех пор — неделя? две? три недели?.. Время, казавшееся мне такими же непреодолимым, как сама вечность!»

Его голос продолжал звучать в ее мозгу, отдавая эхом прямо в виски, пока губы Бена, отвлекшись на время от ее губ, короткими, судорожными поцелуями изучали пространство тонкой девичьей шеи между мочкой уха и ключицей. Ее пот вперемежку с запахами леса все сильнее кружил рыцарю голову. Такой дивный, ни на что не похожий аромат…

«Глупая юная мусорщица! Ты полагала, что случившегося тогда было достаточно, чтобы хищник пристыженно умолк и, поджав хвост, затаился, стараясь держаться от тебя подальше? А на самом деле хищник наблюдал за тобой, прислушиваясь к твоим чувствам. Ты наблюдала за ним — а он за тобой, хотя ты и не догадывалась об этом. «Монстр в маске» пробудился, когда почувствовал твое участие и твою отчужденность, твое сострадание и твой страх. Твоя душа, Кира, словно маятник, мечется между двумя полушариями; она и зовет меня, и отталкивает, и хочет заботиться обо мне, и ненавидит меня. Не так ли? Ты боишься оставить меня и боишься приблизиться. Кайло — единственный, кто способен тебя подтолкнуть. Взгляни же на меня! Своими сомнениями ты сама пробудила во мне Силу. И пробудила чудовище…»

Он жадно прикладывался губами к каждому сантиметру ее кожи и, даже не поднимая глаз, чувствовал мягкую улыбку Рей — одну из самых загадочных женских улыбок. Улыбку, скрывающую высшую степень блаженства.

***

О Сила, что же это?!

— Бен, пожалуйста…

Она сама не понимала, почему никак не решается оттолкнуть его. Хотя и знала, что должна — ради себя, но в большей мере ради самого Бена. Чтобы понапрасну не кормить иллюзиями несостоятельную мечту, которая, может, и принесет ему сиюминутное удовольствие, однако в будущем способна повлечь лишь страдания.