Сердце бури

Но, невзирая на все аргументы, предлагаемые разумом, Рей продолжала сидеть, ни жива, ни мертва, прижавшись бедром к его бедру и обхватив руками его чернокудрую голову. Она легко и незаметно подрагивала, словно в жару. Ее лицо горело, а руки были холодными. Сама ее душа, казалось, покинула тело и парит где-то поблизости, готовая подняться к небесам.

Столь неожиданные и сильные ощущения пугали ее.

Рей не была знакома с вожделением. Наблюдая со стороны, она привыкла воспринимать похоть как нечто постыдное и враждебное. Плоть как ничто другое склонна обманывать разум, а лишиться ясности мыслей, лишиться бдительности на Джакку часто означает гибель. В былые времена Рей достаточно насмотрелась на нищих девчонок — таких же, как она сама, чье детство прошло на мусорных кучах или среди обломков старых звездолетов. Она видела, что стало потом со многими из них — с теми, кто поддался пьяному напору мужчин. Поначалу лишь в качестве невинной игры. Сперва один такой случай, затем другой и третий — и вот, эти дурехи уже стоят на посадочных платформах и у входов в местные притоны, улыбающиеся с фальшивым радушием, всегда готовые выпить в мужской компании, а после — сделать еще многое, о чем самой Рей прежде не хотелось даже думать. Тьма овладела их жизнями. Удовольствие оказалось выше добродетели, тем более, если за удовольствие тебе еще и платят…

Не ведая толком, о чем идет речь, Рей накрепко усвоила лишь то, что в эту яму лучше не спускаться и даже не заглядывать. Она питала стойкое отвращение, сама не зная, к чему — это и называется обреченной девственностью.

Но что произошло с нею теперь? Она ли это?..

Почти не владеющая своим телом. Раздразненная темным огнем, охваченная всепоглощающим желанием — еще недавно Рей с Джакку и подумать не могла, что ее тело хранит такую загадочную и пугающую радость; что душа ее способна на такую низость и такую волшебную высоту.

Бен все не отступал. Его страсть как будто держала Рей в прекрасном плену; разорвав одни цепи он заключил ее в другие — в мучительные цепи соблазна. Невинность, застигнутая врасплох, опьяненная нежной мужской властью, она из последних сил умоляла его о милосердии — но что теперь было милосердием для них обоих?

Не секрет, что для женщин желание плоти, тем более находящее отклик в мужском сердце, выходит далеко за рамки физического удовольствия, являясь как бы порукой самой природы, что она, эта женщина, прекрасна и желанна. А ведь женщины — это существа, которые и рождаются на свет, чтобы быть прекрасными! Ощущать себя желанными для них так же важно и естественно, как видеть солнечный свет. Стало быть, мужские ласки — это не что иное, как чувственная ода женскому тщеславию; ода, где язык рук и губ с лихвой заменяет любые слова, даже самые возвышенные. Так распорядилась сама природа, которая ведет нас к торжеству жизни чаще всего именно так — дорогой инстинктов, бессознательных поползновений, над которыми подчас не властна никакая, даже самая суровая сознательность.

Окажись на месте Рей другая, более опытная в любви женщина, даже она поразилась бы такой впечатляющей страсти, такому неудержимому накалу. А ведь речь-то, по сути, шла всего-навсего о безобидных прикосновениях, о трогательной границе, где любовь платоническая только-только начинает переходить в любовь физическую — и пока действия Бена не имели даже намека на желание пересечь эту черту. Но может, именно робкая игра, именно сочетание трепетной добродетели с особой интимностью и сообщало происходящему всю его пикантность, его главную соль?

Давно известно: самое лучшее, что только может быть в любви — это предвкушение. Во время таких вот полуневинных ласк девственность похожа на звезду, которая, достигнув пика, сияет на небосклоне так ярко, как никогда не сияла прежде — однако это блистание силы, обреченной на смерть; ведь уже через мгновение звезда перестанет существовать…

— Бен…

— Ты когда-нибудь замолчишь?

О Сила…

Она чувствует теплоту его дыхания, пока Бен покрывает частыми поцелуями ее шею и плечи. Он не держит ее, но и не дает уйти. Она хочет кричать, однако вместо этого лишь бессильно кусает губы и сжимает пальцы в кулаки, продолжая удерживать его волосы. Ему больно, им обоим больно — и нет ничего прекраснее, чем эта боль! В ней, в этой боли заключается сама тайна сущего, величайшая истина, способная открыться лишь двоим — мужчине и женщине.

И все же, остатки разума продолжают предупредительно нашептывать ей, что тут что-то не так. Что Бен в своем обычном состоянии, балансирующем между замкнутостью и раздраженностью, все еще способной перейти в бешенство, — этот смущенный и раздосадованный ее заботой и ее близостью исстрадавшийся мальчишка Бен Соло никогда не стал бы делать того, что он делает сейчас. Он не в себе. Словно пьяный, он не понимает, что творит… Возможно, Рей готова была возненавидеть предательский шепот внутреннего голоса, не позволяющий ее сердцу безоглядно погрузиться в экстаз, — однако не прислушиваться к нему было выше ее сил. Видимо, благоразумие еще не покинуло ее окончательно.

— Ты — Бен. Бен, а не Кайло… — сказала она, стремясь убедить в этом главным образом себя саму.

Так нельзя. Так не должно было случиться… Сила возродилась в нем, а вместе с Силой — и Тьма вновь всколыхнулась в его душе. Но хатт подери, как же правильно и как восхитительно это случилось!

Бен говорил ей что-то — без слов, напрямую касаясь своими мыслями ее рассудка; однако Рей не слушала, лишь глупо улыбаясь и думая со смесью досады и смеха: «И этот парень упрекает меня в болтливости, когда у самого язык без костей?..»

Впрочем… так ли уж новы для нее эти ощущения?

Рей не была уверена — в такой момент разве вообще можно быть уверенной в чем-либо? — однако на определенной стадии удовольствия она вдруг поймала себя на устрашающей мысли, заставившей девушку вздрогнуть и широко распахнуть блаженно зажмуренные глаза. Внезапная догадка — такая же немилосердная, как резкий удар под ребра, выбила весь воздух из легких.

Рей вспомнила происшествие в храме на Малакоре. Вспомнила, как она на некоторое время перестала быть собой, став чем-то большим, чем просто живое существо — она сделалась самой бурей. И уничтожила жизнь, которую не собиралась уничтожать.

Так и есть. Она совершила убийство и высосала чужую энергию — о Сила! — с тем же самым ощущением величайшего удовольствия, такого противоестественного и вместе с тем необъяснимо сильного наслаждения, которое теперь испытывала опять — пожалуй, только в более спокойном и одухотворенном виде, тая от нежности мужских рук.

Это сравнение стало для нее неожиданностью и поначалу показалось даже абсурдным, однако Рей почему-то не могла просто отбросить его. А к тому, что мы не в силах позабыть раз и навсегда, мы обращаемся снова и снова, таково уж устройство человеческого мозга.

«Что же я делаю?..» — спросила девушка сама себя. Теперь ее внутренний голос звучал куда более трезво и вместе с тем испуганно.

Ведь Бен еще не знает всей правды о ней! Не знает, что она погубила его товарища. И что это она лишила его Силы. А если узнает, как отнесется? Раскричится? Прогонит в ужасе? Снова попытается пробраться в ее голову?.. Увы, этот парень, кем бы он ни был — Беном или Кайло — остается абсолютно непредсказуемым и может поступить, как угодно.

А что, если, не владея собой, она не сможет удерживать под контролем собственную темную природу? Что если вновь откроется тому чудовищу, что таится где-то в неведомых глубинах ее души — чудовищу куда страшнее, чем Кайло Рен. И тогда для Бена все повторится: снова слабость, отлучение от Силы. Или того хуже…

Рей с болью зажмурилась.

— Бен, не надо.

Она поторопилась отстраниться.

И тут из недр ее памяти поднялось еще одно воспоминание, казалось бы, к настоящему никак не относящееся, зато напрямую связанное с событиями в замке — быть может, именно этим окольным путем ему и удалось воскреснуть. Абсолютно непримечательное и на первый взгляд чуждое, оно все же упрямо вырвалось из тьмы на свет, на всестороннее обозрение охваченного смятением сознания Рей — и в одночасье расставило все по своим местам.