Сердце бури

Никто из близких к правительству лиц не видел «Нефритовую саблю», и уж тем более не мог знать наверняка, что бывшая глава Сопротивления как-то связана с этим кораблем. Они с Люком покинули виллу на Центакс-III тайно, не сообщив даже ближайшим своим друзьям. По Дэмерон — единственный, кроме самих близнецов-Скайуокеров, кто знал про «Саблю» — сейчас был далеко, успев отправиться с отрядом истребителей в систему Бешкек. Так что, если экипаж «Второго дома» будет помалкивать о том, что похожий звездолет около месяца стоял в одном из ангаров Штабного фрегата (а ее команда будет молчать, Силгал не сомневалась в этом), выходит, что генерала Органу должны отпустить очень скоро.

Временный распорядитель «Второго дома» велела приготовить один из стыковочных модулей в нижних отделениях корабля, и как только стыковка завершилась, Лея Органа поднялась на борт республиканского крейсера. Однако она успела попросить Силгал о последней услуге: воспользоваться одним из секретных каналов связи, чтобы связаться с Люком и предупредить его насчет непредвиденных трудностей. Та с преувеличенной сердитостью ответила, что и сама бы сообразила.

Генерал нисколько не удивилась, когда ее встретила процессия, состоящая целиком из служащих Разведывательного бюро. Во главе с одним из помощников Диггона. Лея не помнила его имени, однако неожиданно в ее памяти всплыло, что этот человек был одним из сопровождающих майора на Эспирионе.

Увидав его, Органа на долю секунды позволила воцариться на своем лице победоносной улыбке. Если неожиданную осаду «Второго дома» возглавляет один из немногих, кто с самого начала был в курсе истории с Беном, значит, речь точно пойдет о нем — о сбежавшем пленнике, которому, очевидно, удалось покинуть Мустафар. По крайней мере, Лея уже не сомневалась в этом.

В течение часа ей задавали скучные и однообразные вопросы — преимущественно общего плана: что она делала тогда-то и тогда-то? покидала ли «Второй дом»?.. Лея ясно видела, что служащие разведки осторожничают, стараясь не выдать лишнего в том случае, если окажется, что генерал действительно ничего не знает.

Лее показали кадры, сделанные благодаря приборам слежения на истребителях разведки типа «Y-винг». Это была низкокачественная проекция корабля, который, по словам разведчика, незаконно вторгся на территорию военной базы во Внешнем кольце. Безусловно, имелась в виду «Нефритовая сабля».

Готовая к такому повороту генерал уверенно ответила, что никогда прежде не видела ничего похожего. Ни одна из моделей шаттлов, которые только были ей известны, и близко не напоминала этот корабль, собранный, вероятнее всего, на заказ по специальному проекту. Впрочем, как бы между прочим заметила она, звездолет, вероятнее всего, не является военным — на небольшие военные корабли как правило не наносят хромированное покрытие, из-за которого судно слишком бросается в глаза.

Приступ настиг Лею как раз тогда, когда господа из Разведбюро, успевшие заслушать свидетельства кое-кого из членов экипажа «Второго дома», готовились отпустить ее. В отличие от Рей, Лея знала, что такое связь через Силу и привыкла чувствовать на себе ее действие. Оттого обрушившиеся на нее ощущения не вызвали ни шока, ни паники.

Впрочем, это вовсе не смягчило потрясения и не сделало внезапную пустоту в душе менее болезненной.

Все было точно так же, как тогда… около пяти месяцев назад, когда смерть Хана — невыносимое и неотвратимое чувство жестокой потери — поразили ее в одночасье. Генерал внезапно побледнела и, схватившись за грудь, довольно резко завалилась на бок, так что если бы кто-то из солдат не успел ее подхватить, Лея могла удариться головой об пол.

Ее накрыло волной, которую правильнее всего будет назвать больным предчувствием.

… Лея видит их — Люка и Бена, единственных родных людей, оставшихся у нее. Они оба падают в пустоту, в мрачную, ненасытную, как утроба сарлакка, бездну. Во мрак, навек скрывающий все живое.

Но бездна вовсе не кровожадна; ей достаточно получить лишь одного.

Бен слабее Люка; он весь в крови, ему тяжело двигаться — и потому он падает быстрее. Бездна тянет его вниз, цепляясь за ноги, за руки ужасными черными щупальцами… Бездна выбрала себе жертву. Другого ей не нужно.

Однако Люк понимает, к чему все идет. Решающим усилием он выталкивает племянника на свет, а сам, обманув бездну, исчезает навсегда…

Открыв глаза, генерал сильно закашлялась — часто именно таким образом люди бессознательно выражают крайнюю степень испуга.

Вокруг нее собралась небольшая толпа. Должно быть, она ненадолго, но все же лишилась чувств, чем порядком напугала окружающих. Лее не оставалось ничего другого, кроме как извиниться и попытаться, насколько это возможно, обратить случившееся в шутку. Сдавленно улыбнувшись, она пробормотала, что стареет и сердце пошаливает все сильнее. Она не стала даже гадать, поверили ли эти люди ее неубедительной лжи.

Конечно, она поняла, что произошло. Да и как было не понять, когда Люк долго готовил ее к этому, твердя о предсказании, которому его сестра не придавала должного значения лишь потому, что в душе не желала мириться с жестокостью истины.

Кто-то из дорогих ее мужчин должен умереть. Или родной сын, которого она когда-то выносила в своем теле, или брат-близнец, с которым они еще до рождения были единой плотью. Убить одного значило вырвать сердце из ее груди, убить другого — отсечь ей половину тела. Был ли у нее выбор? Выбора не было.

По возвращении на «Второй дом» Лея, не выдержав, призналась во всем Силгал, которая и сама почувствовала некое пугающее возмущение в Силе. Бледная, с остановившимся взглядом, генерал прошептала, наклонившись к самому лицу каламарианки — так, чтобы Силгал одна могла ее услышать:

— Это правда. Мой брат погиб.

Более обстоятельного объяснения она так и не смогла предоставить. Ей было неизвестно, при каких обстоятельствах произошла эта трагедия. Единственное, что Лея в тот момент знала доподлинно: Люк погиб, чтобы спасти ее сына.

Услыхав эти пугающие слова, Силгал вздрогнула.

— Тогда и мы все обречены, — тяжело ответила она.

***

Трудно передать словами, что творилось на сердце у Леи в последующие дни. Генерал Органа не находила себе места. Она вдруг стала такой рассеянной, какой в жизни никогда не бывала. Обычно собранная, решительная, боевитая, сейчас она постоянно думала о своем и не могла закончить практически ни одного дела, за какое бы ни взялась.

Видя скорбь в ее глазах, окружающие старались не тревожить ее попусту; Силгал тоже способствовала тому, чтобы Лею по возможности оставили в покое. Да и сама генерал держалась весьма отчужденно. По Дэмерон, отправляясь в свое путешествие к планетам Ядра, так и не решился навязать ей свое общество, даже для того, чтобы проститься.

День за днем Лея горько оплакивала брата, шепча сквозь хриплые рыдания единственное слово, которое снова и снова срывалось с ее губ так же непроизвольно и естественно, как само дыхание: «Спасибо».

Что еще могла сказать горестная мать человеку, который спас ее ребенка? Спас во всех смыслах, переступив через собственные страхи, принеся в жертву свою жизнь и, быть может, будущее всей галактики — ради ближнего. Ради дитя, которого она родила, а он воспитал; которого они оба любили и которого каждый из них называл своим.