Серебряные крылья

успевают за наступающими войсками. Поэтому авиация отстает.

Наконец-то перелетели в Ясладань. 75 километров до Будапешта. Ровная полевая площадка

(бывшее поле, схваченное зимним морозцем) гостеприимно приняла авиаторов. Взлетная полоса меньше

километра. Впереди канал, слева канал. Соорудили мостик и на другом берегу разместили стоянку

самолетов.

В одном из полетов на моей «четверке» лопнула трубка воздушной системы. Шасси вышли, но для

торможения воздуха не осталось. Самолет бежит вдоль канала и не хочет останавливаться. Что делать?

Впереди обваловка канала, а чуть правее небольшой мостик к месту стоянки самолетов.

Хорошо бы попасть на мостик, а не в воду. . Решение правильное, и, пока скорость не погасла,

нужно направить нос самолета на этот мостик. Ноги работают непрерывно, руль поворота трепещет,

словно флаг на сильном ветру. О чудо, шасси проходят точно по мостику, деревянная подстилка

приятным гулом встречает самолет, и канал остается позади.

Слева и сзади каналы, впереди тоже канал. И до него всего 8—10 метров. Но... самолет

останавливается.

Росляков смеется:

— Мокрый? Вспотеешь от такой посадки.

А Гришин улыбается и трясет мою руку. Он рад, что командир жив, а «четверка» стоит, словно

конь, задрав голову, — целая и невредимая.

Это мой последний вылет с Гришиным. Иван будет водить пару, а я летать с новым летчиком

Титовым.

Вскоре наш полк перебазировался на новый аэродром. Ясберень... Это уже не поселок, а город.

Рядом железная дорога, по которой до Будапешта всего шестьдесят с небольшим километров. А

напрямую для летчиков всего пятьдесят.

Будапешт окружен. Совершенно неожиданно войска соседнего, 3-го Украинского фронта

форсировали -Дунай и, круто повернув на север, завершили окружение венгерской столицы. Резко упало

сопротивление фашистской авиации. Стало легче в воздухе, но не на земле. Упорные бои шли на

подступах к Будапешту.

— Полетите сопровождать шестерку штурмовиков, — приказывает. Саше Клюеву командир полка,

— в район Геделле.

— Цель какая, товарищ подполковник? — спрашивает Саша.

— Один танк. Не дает хода коннице.

— Так он подбит, что они мудрят?

— Нет, не подбит, — настаивает Росляков.

— Подбит, товарищ командир, бреющим летал наш ним только что!

Росляков улыбнулся.

— Лети, лети. И пехота и кавалерия свое дело знают. Но им легче идти в атаку под прикрытием

авиации.

— Понятно, — козырнул Саша и пошел к стоянке самолетов.

Штурмовики быстро подожгли указанный танк, уничтожив по пути к цели несколько вражеских

автомашин.

Фашисты отходили все дальше и дальше. Воздушные бои то разгорались, то стихали. Господство в

воздухе полностью наше.

Неожиданно произвел посадку на наш аэродром Ю-87. Немецкий «юнкерс» с шасси, которые не

убираются в полете. Пикирующий бомбардировщик, свиста которого так не любят пехота и танкисты.

Знаки на самолете румынские, фюзеляж разбит осколками снарядов.

— Фашисты, — развел руками румын. — Семь наших сбили, я один остался, — горестно добавил

летчик.

Румыны воевали рядом. Мы нередко видели их в воздухе, но на земле не приходилось. Все знали,

какой вклад они вносят в дело победы, летая на немецкой технике в тыл фашистов. Разве будут немцы

сбивать немецкие самолеты?

И румыны громили фашистов с воздуха.

Случайно, еще при полете на запад, восьмерке Ю-87 встретилась десятка ФВ-190. Немцы шли на

восток — прикрывать поле боя. Покачали крыльями и разошлись в разные стороны. Свои!

«Юнкерсы» отбомбились по немецкой колонне и легли на обратный курс. Вот тут-то и началось...

«Фокке-вульфы» получили команду по радио уничтожить Ю-87.

Ведущий десятки подошел к «юнкерсам» поближе, увидел опознавательные знаки Румынии и

приказал атаковать.

Ю-87 падали на землю, а летчики проклинали Гитлера и всех фашистов, навязавших Румынии эту

войну. Только один сумел уйти от «фоккеров».

...Мы с Сашей Клюевым жили в маленькой комнатке одноэтажного дома. Мама Эмма, наша

хозяйка, не знала, как и что сделать, чтобы нам было хорошо. Худенькая, небольшого роста, она была

настолько любезна, что нам с Сашей порой становилось неловко. Мама Эмма немного говорила по-

русски, охотно показывала открытки, рассказывала о жизни в Венгрии.

Мы с Сашей разглядываем открытки и думаем каждый о своем. Саша, наверное, о родных в

Харькове, а я о девушке из Москвы, которая любит, но мало пишет. И еще в Москве мать, которая и

любит, и пишет.

А какая она, мирная жизнь? Наверное, хорошо не воевать? Мальчишкой жил бедно, не всегда был

сыт. Учеба в школе, потом в Чугуевском училище, и... война. Ничего мы с Сашей еще не видели в жизни,

а ему уже двадцать четыре, мне двадцать один...

Но бывает и хуже. Трудно вести два-три раза в день бои в воздухе. Очень трудно, и не все

возвращаются домой. Сколько новых летчиков в течение войны получил в подкрепление наш 122-й полк!

Сколько жизней перемолола война!

Пока мы мирно живем в Ясберени. Кого здесь только нет: и летчики, и пехотинцы, и танкисты, и

артиллеристы. Несмотря на разношерстность гарнизона, все отлично понимают, что цель у всех одна —

добить фашистов, а ближайшая задача — взять Будапешт. И в клубе под «Катюшу» танцуют те, кто,

может быть, на днях погибнет, и те, кто останется жив, а потом когда-нибудь расскажет об этом.

А утром снова в бой. Штурмовики над Будапештом. Фашисты не сдаются. Их бомбят,

обстреливают. Самолетов противника в воздухе нет, и мы спокойно рассматриваем венгерскую столицу.

Сероватые массивы жилых домов, в основном на левом, восточном, берегу Дуная, прямые улицы,

красиво переброшенные через огромную ширь реки мосты. На западном берегу жилых кварталов