Серебряные крылья

Когда вскрыт новый объект — не миновать повторного вылета. И мы с Савченко ждем нового

приказания на вылет.

...Снова горы. Горы и тяжелый подъем по пологой кривой. Высота полторы тысячи, но горы,

снежные вершины кажутся рядом.

Аэродром сфотографирован, мы возвращаемся домой и отдыхаем. Савченко привыкает к разведке,

привыкает к своему ведущему. Лейтенант любит слушать рассказы о боях 1941—1943 годов, суровых,

тяжелых боях. Ведь в этих рассказах советы и правила, написанные кровью летчиков. И Савченко

слушает, а я рассказываю ему о мудрости ведомого, храбрости и самоотверженности.

Мне не хочется больше терять ведомого, и я стараюсь как можно доходчивее изложить простые

аксиомы войны. И Савченко внимательно слушает и в полетах хорошо держится ведущего, даже в очень

сложной воздушной обстановке.

Тринадцатого февраля взят Будапешт. Нашему полку присвоено имя столицы Венгрии. Все

радуются, бои идут в Чехословакии, Австрии. Вот-вот мы должны перелететь еще дальше на запад.

— Хочешь поехать в Будапешт? — спросил меня вдруг инженер полка.

— Конечно, — не растерялся я. И тут же инженер доложил командованию о составе группы.

— Росляков меня отпустил и тебя, конечно. Прыгай в кузов! — весело говорит майор

Соколовский.

Через полчаса старенькая полуторка мчалась в направлении Будапешта.

До Будапешта километров пятьдесят. Соколовский останавливает машину, пересаживает в кабину

солдата с карабином, а сам забирается в кузов.

Сколько городов, даже стран освободили, но ни разу вот так проехать и с земли посмотреть

столицу другой страны не доводилось.

Шоссейка быстро выносит нашу старенькую полуторку в пригороды, а потом и в самый город.

Ужасающая картина осадных боев встает перед нами. Разрушенные здания, исковерканная проезжая

часть улиц и голодные, запуганные фашистами будапештцы.

Мы едем дальше — на запад, к Дунаю. Улицы становятся шире, дома выше, красивее. Но почти

все имеют отметины войны. То разбита крыша, то не хватает угла дома, и почти на всех стенах вмятины

от пуль.

А вот и Дунай — широкий, серый, но где же мосты, гордость Будапешта, которые мы наблюдали с

воздуха? Мостов нет, их разрушили немцы при отступлении.

Тихо, осторожно проезжаем по наспех сделанной переправе в западную часть города, поднимаемся

вверх по крутой улице. Дома частично разрушены, но красота их очевидна. Даже война не может скрыть

замечательную архитектуру, яркие краски столицы Венгрии.

Поздно вечером мы вернулись на аэродром. По погоде продолжали летать с Савченко на разведку

железных дорог в Чехословакии: Зволен — Лученец, Бапска-Бистрица. Летную книжку заполнял

адъютант эскадрильи Демин. Но и ему надоело, очевидно, переписывать одни и те же пункты маршрута

разведки, поэтому 27 марта он написал коротко: «Разведка войск противника по тому же маршруту. .»

Ни старший лейтенант, ни я не знали тогда, что это мой последний боевой вылет.

...От резкого, властного окрика командира дивизии «Встать!» мы с Савченко быстро вскочили и

вытянулись перед старшим начальником.

— «Адмирал» Кузнецов? — улыбнулся генерал Каманин.

— Так точно!

Запомнил генерал мой позывной в разведке.

— Что пригорюнился?

Мысли быстро замелькали в голове: а что, если сказать правду?

— По дому загрустил, товарищ генерал.

— Все грустят по дому, по матери, по любимой, — согласился командир корпуса.

— Я понимаю, товарищ генерал. Просто тяжело, что девушка выйдет замуж не за летчика, а за

зенитчика.

Каманин улыбнулся.

— А в отпуске был?

— Нет, товарищ генерал, за всю войну ни разу.

— Отпустить. Завтра же! — Каманин строго посмотрел на полковника Семененко.

— Но летчиков мало, товарищ командир, — пытался возразить командир дивизии.

— Никаких но! — И, улыбаясь, комкор пожал мне руку. — Отдыхай, «Адмирал», через месяц

увидимся.

Попутные машины, попутные Ли-2 вынесли меня через Арад, Бухарест, Одессу в Центральную

Россию. Первого апреля звонил я в квартиру родного мне дома Арбузовки.

А через неделю...

На центральном, лучшем месте свадебного стола сидел Росляков. Худощавый, подтянутый, он чуть

улыбался, а иногда и подмигивал своему ведомому — капитану, когда наполняли рюмки. «Выпьем за

Василия и Светлану, за ваше счастье, — произносил короткий тост командир полка. — Выпьем за нашу

победу!»

Много вылетов вместе мы выполнили, но вспоминал я всегда вылет на разведку западнее Львова,

когда зенитки подбили моего командира полка. И Николай Андреевич Росляков тоже, видимо, вспоминал

этот вылет, с улыбкой чокаясь с ведомым.

Здорово тогда испугался мой механик, когда увидел в кабине «яка»-четверки не капитана, а

командира полка. «Как они могли пересесть в воздухе?»

...А через месяц, 7 мая, попутным самолетом мы с командиром полка вылетели в Краков и на тех

же попутных автомашинах помчались через Бельско-Бяла, Цешин к границе Чехословакии.

Восьмого от чехов где-то на перевале в горах узнали о победе... Рослякова качали так, что я боялся,

что лишусь любимого командира.

В полк мы прибыли девятого, но летчики быстро охладили наш пыл: бои продолжаются, многие

фашистские группировки не сложили оружия. Однако нам с Росляковым летать запретили: «Без вас

справимся». Фашисты сложили оружие раньше, чем мы успели бы войти в строй.

Никогда и ни с чем не сравнить чувства, переживания солдата, его радость при известии, что война

кончилась и твоя армия, твой народ победили.

Вскоре последуют милые сердцу встречи с любимой, родными, друзьями. Вскоре мелькнут