Серебряные крылья

Трудности способствуют воспитанию смелости, инициативы, выносливости и решительности. Вот

о чем еще думал командир эскадрильи.

В данном случае, как ни в каком другом, имело огромное значение хорошее знание личных качеств

летчика. И командир рассуждает. Ложкин может не справиться: у него был перерыв, он отстал по

программе от других. А Щеглов, Гуреев, Нестерцев вполне справятся: это сильные летчики. Но Гуреева

следует предупредить: у него раньше наблюдались неточные заходы на посадку.

— Справитесь? — обратился руководитель полетов к летчикам после того, как метеоролог

доложил данные о погоде.

— Так точно.

Желание летать было написано на лице каждого.

— Но вам, товарищ Ложкин, лететь не придется — у вас большой перерыв. Потренируйтесь в

менее сложных метеоусловиях. А вы, товарищ Гуреев, помните о своих ошибках?

На лице Гуреева отразился испуг: неужели тоже но допустят?

— Помню хорошо, товарищ майор!

— В вас я уверен. Но будьте внимательны, особенно к командам с земли.

Оказать доверие подчиненному, внушить ему уверенность в своих силах — очень важное качество

воспитателя. Именно так и поступил командир эскадрильи. И летчики успешно справились с заданием. А

вечером они долго делились впечатлениями о первом усложненном полете.

Вопрос о смелости и риске — излюбленная тема разговоров между летчиками. И это понятно.

Сама профессия заставляет говорить, и не только говорить, но и действовать точно, расчетливо, смело.

В свое время много говорили о трудной посадке майора Губского, совершенной в одной из

родственных нам частей.

Находясь в ночном полете, Губский сообщил по радио на КП, что двигатель на его самолете дает

перебои. Неприятно руководителю полетов получать такие сообщения. Посадка ночью с неисправным

двигателем — дело рискованное, а вне аэродрома практически невозможное.

Что делать? Дать команду покинуть самолет? Нет, прежде надо поговорить с летчиком. Губский

сообщил, что высота полета большая, и повторил, что двигатель продолжает работать плохо, но запросил

разрешения на посадку. Затем еще раз подтвердил, что он уверен в возможности выполнения посадки.

Как быть? Ведь руководитель полетов несет ответственность за жизнь экипажа, но хочет

сохранить и самолет. Ошибиться нельзя. Правильное решение может быть только одно. Но какое?

Пока командир размышлял над создавшейся ситуацией, летчик снижался в сторону аэродрома.

Двигатель работал с перебоями, и первая мысль летчика, как только началась тряска, была о

катапультировании. Но тут же он отбросил ее. «А что, если я попробую сесть, — думал он. — Высота

большая, до аэродрома дотяну».

Летчик напряженно следит за приборами, прислушивается к работе двигателя. В чем дело? Тряска,

скрежет и повышение температуры... Это характерные признаки повреждения лопаток турбины. «Не

надо торопиться, — решает он. — Посмотрю, что будет дальше». Летчик уменьшает обороты двигателя и

продолжает снижение в направлении аэродрома.

Один в воздухе. Кругом тьма. Непривычное подрагивание самолета. Но страха совсем нет. Все

внимание сосредоточено на наблюдении за приборами и построения захода на посадку. Из

предосторожности решил выполнять расчет без значительного прибавления оборотов.

Но в мозгу нет-нет да и пронесется мысль: «А правильно ли я делаю? Не проще ли

катапультироваться? Момент — и все тревоги позади». Но тут же возникает другая: «А самолет?»

Снова и снова он смотрит на приборы, всем своим существом ощущает, как лихорадит двигатель.

«А что скажет командир, когда я не прилечу, а приду один... без самолета? А товарищи? Нет, надо

подождать, посмотреть, что будет дальше».

Самолет снижается, дальнейшего ухудшения в работе двигателя нет, аэродром виден хорошо. И

майор Губский запрашивает разрешение на посадку.

Руководитель полетов в это время тоже напряженно оценивал обстановку. Обстановка требует,

чтобы он дал команду летчику катапультироваться. Но майор Губский уверенно доложил о возможности

посадки. Летчик он опытный, не раз выходил из сложных положений; кто же, кроме него, может

правильнее оценить условия полета. Ну, а если не сядет? Нет, не может этот летчик рисковать

безрассудно. Он опытный «ночник» и знает, как ему лучше поступить.

Время идет. Пора принимать решение. Еще запрос по радио. Бодрый и уверенный ответ летчика

успокаивает руководителя. Он отдает указание, берет микрофон и... разрешает посадку.

Осмотр самолета на земле подтвердил предположение летчика: действительно была

неисправность.

Майор Губский в этом полете проявил мужество и волю. В холодном ночном небе он принял

ответственное решение. Можно было, конечно, сразу оставить самолет и самому спасаться на парашюте.

Но какой летчик бросит своего «боевого коня», не приложит всех сил, чтобы спасти машину!

Так и поступил Губский. Высокая выучка и мастерство, любовь к своей профессии, выдержка и

правильное выполнение указаний с земли помогли ему с честью выйти из очень трудного испытания.

Командир высоко оценил мужество и искусство летчика и объявил ему благодарность.

Этот случай живет в моей памяти до сих пор. Вместе с молодыми летчиками мы много говорили о

трудной посадке. Правильно ли поступил летчик, приняв очень рискованное решение садиться ночью с

ненадежно работающим двигателем? Может быть, это было неблагоразумно?

Зуб и Белов, да и многие другие молодые офицеры, были целиком на стороне Губского.

— Мы тоже использовали бы все до последней возможности, чтобы посадить самолет.

Я пытался поставить вопрос как можно острее:

— Но допустим, что летчик или руководитель полетов немного просчитался и полет закончился, к

примеру, аварией. Как бы вы оценили действия Губского в данном случае?

— Если летчик уверен, хорошо знает свой самолет, просчеты исключены.