Серебряный цветок

Мужчины топтались у тоннеля, поглядывая на циферблат над городом. Им хотелось обсудить новое задание и выплеснуть наконец все эмоции по этому поводу, но, по факту, такая возможность могла представиться только на ближайшем привале, а значит не раньше чем через несколько часов пути — подальше от Таэмрана, за барьером Шиина, где никто ничего не услышит.

— Простите, меня пожелала видеть Мать Ар'тремон, — подбежавший к отряду Ариен склонился перед предводительницей, извиняясь.

Ная придирчиво осмотрела мужчину и глубоко вдохнула, ища чужие отметины или запах, но ничего не нашла. И тем не менее, его слова вызвали в ней новую волну агрессии, на этот раз приправленную ещё и ревностью. Женщина зарычала и, резко развернувшись, направилась в тоннель, ничего не сказав. Ариен был ни в чём не виноват. Она это прекрасно понимала. Но кипящие в ней эмоции всё же брали верх. Хотелось сделать какую-нибудь глупости и показать всему этому проклятому миру, кому на самом деле принадлежит этот мужчина.

Ная выдержала минут двадцать, пока они молча шли по тоннелю прочь от города, но в итоге так всё же и не смогла сдержать бушующую в гуди ярость.

— Да провались оно всё в дебри измерений! — зашипела Ная.

Она резко остановилась и развернулась. Под непонимающими взглядами отряда она схватила Ариена за руку, толкнула его спиной к стене и впилась острыми клыками в шею. Мужчина резко втянул воздух то ли от боли, то ли от неожиданности, и, когда она отстранилась, прижал руку к кровоточащей ране.

— Зачем..? — на его лице мелькнуло удивление, которое быстро сменилось пониманием и улыбкой.

Иногда тёмные эльфы ставили друг другу такие метки, если хотели показать, что они сейчас не заинтересованы в других партнёрах. Конечно следы от укусов держались не долго, но при желании, если постоянно их обновлять, можно было оставить шрам, который служил уже более весомым сигналом для окружающих, как правило говоря, что лезть к его обладателю не стоило, потому что за право быть с ним будут сражаться.

— Ты мой, — выделяя каждое слово ответила Ная.

Удивительно, но, глядя на след от своих зубов на шее Ариена, она, наконец, успокоилась, почувствовав даже некоторое удовлетворение. Душившие её эмоции схлынули.

Мужчины спрятали улыбки, и атмосфера в отряде стала заметно менее напряжённой: её собственнический порыв оставить на Ариене свою метку, сейчас не мог достигнуть того, кому на самом деле был адресован, он выглядел по-детски глупо, но тем не менее всё равно оставался официальным признанием её намерений и чувств.

Ариен хоть и был немного шокирован, но в глубине души ему было приятно. Не смотря на то, что Ная сделал это из ревности, значение метки от этого не менялось. Ему было даже жаль, что пройдёт всего несколько дней и рана заживёт не оставив и следа — он бы не отказался и от шрама, но понимал, что пока он принадлежал Матери Ар’тремон, ни о чём подобном не могло быть и речи.

Ариен снова не почувствовал магию Асина, и тот читал его как открытую книгу. Если бы Ная только знала, что Ариен с самого первого дня их знакомства принадлежал только ей, она бы так не злилась. Но Асин не считал нужным и не хотел лишний раз лезть в их отношения, поэтому молчал. Он был уверен, что рано или поздно, Ариен и сам всё ей расскажет. Да, как мужчина Матери Ар'тремон он не мог выбирать, кому будет принадлежать его тело, но кому он будет предан — он выбрал уже давно.

Глава 9. Ариен

Ариен был чем-то вроде диковинной зверушки в коллекции Матери Ар'тремон. Он не выделялся физической силой, у него не было каких-то невероятных магических способностей, но у него было красивое лицо и гибкое, стройное тело. Кроме эстетической красоты женщину в нём ничего не привлекало. Она никогда не прикасалась к нему, ей просто доставляло удовольствие наблюдать за ним. Что-то вроде фоновой эротической картинки.

В глубине души Ариен сходил с ума: будучи мужчиной Матери, он не мог себе позволить касаться других женщин, но и Мать ничего ему не давала. Он изнывал и искренне ненавидел своё положение. Другие Матери по крайней мере позволяли своим мужчинам в свободное время развлекаться с кем-угодно, но Мать Ар'тремон позволяла разве что смотреть. У неё были жёсткие правила: её мужчины принадлежали только ей и никому больше, за неповиновение — смерть. Если в случае других её партнёров, это можно было объяснить стремлением присвоить себе тех, чьи дети могли унаследовать самые сильные магические способности, то Ариен попадал под эти правила просто из-за статуса.

Он чувствовал себя рабом в клетке. Пока он был с Матерью, ему хотелось прикосновений, ему хотелось почувствовать чужое тело. Но всё это меркло, когда он оставался один. Когда возбуждение отступало, куда более глубокие потребности и желания выходили на поверхность. Ему хотелось, чтобы кто-то видел в нём живое существо, а не только тело, просто мог его понять. Чтобы кому-то было не всё равно. Наверное, его не должны были волновать такие вещи, но он ничего не мог с собой поделать: он всегда был таким, думал о том, о чём другие даже не задумывались. Другой бы на его месте злился из-за отсутствия нормального секса, а он сходил с ума из-за того, что никто даже не пытался заглянуть ему в душу, чтобы увидеть, что там на самом деле происходит. Будто его бросили на произвол судьбы в бездну одиночества. Никто и раньше-то особо не стремился сблизиться с ним, а теперь из-за его статуса мужчины Матери все в Доме и вовсе держались от него подальше.

Во всём этом была виновата его природная магия. Так же, как и магия других, она отражалась в его теле и характере. Но если маги земли обзаводились крепкими мышцами, маги огня яростным взрывоопасным характером, то его собственный характер уподобился его свету — тихий, лишённый острых углов, но плескавшийся яркими эмоциями, отражающимися в выразительных чёрных глазах, с неугасимой надеждой однажды раскрыться и засиять. Магия сделала его голос приятным и мелодичным, а черты лица мягкими и правильными.

Его магия, редкая и неудобная, с самого его детства била по глазам всем учителям, поэтому Ариен чаще всего тренировался один. Ему давали общие указания и оставляли наедине со своим светом.

Со временем он начал ценить своё одиночество. У него было то, чем под землёй могли похвастаться единицы — личное пространство. Он сутками просиживал в тренировочных залах исследуя и совершенствуя свою магию.

Ариен никогда специально не сторонился других: ему нравилось заниматься со сверстниками, оттачивая навыки боя холодным оружием, нравилась ему и обычная магия, которой учили всех, чтобы пользоваться ей в быту, нравилось общаться, нравилось ходить на учебные задания в составе отрядов, но сам он всем казался странным и непонятным, поэтому дальше необходимого минимума общение никогда не заходило.

В последние годы его обучения среди мужчин начали говорить о предводительнице, которая выстраивала взаимодействие во всех своих учебных отрядах, идя наперекор стандартным правилам. Она давала своему отряду право голоса и игнорировала всю ругань преподавательниц по этому поводу. Имя Наи Лияр среди мужчин звучало с нотками любопытства и опасения. Никто не понимал, чего она добивалась, но всем было интересно попасть в её отряд, чтобы посмотреть, действительно ли она даёт чуть больше свободы, чем другие.

Ариен не был исключением, ему тоже хотелось попасть в отряд к той, кто не будет держать его стальными когтями за горло. Впереди было десять лет в тоннелях под командованием одной единственной женщины, и он хорошо понимал, что жестокая предводительница может свести к минимум всю его магию. К сожалению, капризная магия света сильно зависела от его эмоционального состояния. И он ничего не мог с этим поделать: чем большее давление он ощущал, тем тусклее светила магия в его руках. Бич всей огненной магии — сколько бы не было магических сил, а её интенсивность всё равно в итоге зависела от эмоций.