Серебряный лебедь

– Что?

Он делает паузу, а затем качает головой, глядя вперед, разрывая наш зрительный контакт. Я мгновенно скучаю по его требовательному взгляду.

– Ты другая.

– Мне говорили это всю мою жизнь, - огрызаюсь я. Его челюсть напрягается.
– Это то, о чем ты хотел поговорить?

– Ты и Картер?
– возражает парень.

– Это не твое дело.

– В самом деле?
– Бишоп усмехается, переключая свое внимание обратно на меня, и когда его глаза встречаются с моими, у меня перехватывает дыхание от интенсивности.
– Почти уверен, что ты сделала это моим делом в ту же секунду, как выкрикивала мое имя и впивалась ногтями мне в спину.

– Я не царапаюсь, - небрежно поправляю его, посасывая шоколад с пальцев.

Его бровь изгибается.

– Ты уверена в этом, Китти? Я могу показать тебе отметки, если хочешь? Почти уверен, что они все еще там.

– Ты не можешь спрашивать обо мне и Картере, когда у тебя на коленях была Элли.
– Сдерживаю ревность, потому что это именно то, что я чувствую. Ревность.

– Элли - ничто. Это то, что она всегда делала. Она вертится вокруг нас, как муха над дерьмом. Ничего никогда не было. Я думал, ты это знаешь, но потом забыл, что ты новенькая.

– Если это правда, то что? О чем ты хотел поговорить?

Он выдохнул.

– Я, бл*дь, не знаю, Мэди. Господи.

– Позвони мне, когда все выяснишь.
– Собираюсь встать, когда его рука ловит мою. Я смотрю на него, а он стоит, возвышаясь надо мной.

– Все, что знаю, это то, что чертовски ненавижу, когда Картер прикасается к тебе, и я не знаком с этим чувством.

Предполагаю, что это дерьмовое время, чтобы говорить о его бывшей, поэтому проглатываю свои любопытные вопросы.

– Но?
– я спрашиваю, потому что… Я не знаю, почему. Я девушка с полностью функционирующими женскими частями тела, а Бишоп сексуальнее греха, и это все, что у меня есть.

– Но это никогда не сработает, и я не знаю, что, бл*дь, с этим делать. Я не привык не получать того, чего хочу.

– Я это вижу.

Он усмехается, проводя пальцем по моей щеке.

– Черт, Китти, ты даже не представляешь, какое безумное дерьмо ты заставляешь меня чувствовать.
– Его улыбка исчезает, а челюсть напрягается.
– Но мы не можем.

– Почему?
– шепчу, глядя ему в рот.
– Почему этого не может произойти?

– В этом-то и вся загвоздка, - отвечает он.
– Я даже не могу сказать тебе, почему.

– Тогда ты уже знаешь, что разговор окончен.
– Я поняла, что есть секреты на секретах, и никто мне ничего не говорит. Я свела все к тому, что это не мое дело, но это быстро надоедает. Я не из тех, кто лезет в чужие дела, но эти секреты, которые есть у него, Нейта и ребят, начинают зудеть в глубине моего мозга.

– Да, - отвечает он, глядя на меня сверху вниз и отступая назад.
– Я просто хотел, чтобы ты знала, что хотел бы, чтобы между нами все было по-другому, и дерьмо скоро станет еще хуже.

– Да, - шепчу я, когда он возвращается к своей машине и садится на водительское сиденье.
– Я тоже.

Возвращаюсь в свою комнату, хлопаю дверью спальни и обнаруживаю, что девочки уютно устроились в моей кровати и смотрят Netflix.

– Мы, бл*дь, идем в поход.

ГЛАВА 19

– Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ была осторожна, детка, - уверяет меня папа, вставляя свой третий патрон. Он прицеливается в вырезанную мишень, затем нажимает на спусковой крючок, опустошая его.

Я прицеливаюсь в свою, закрываю один глаз и навожусь на яблочко. Нажимаю на спусковой крючок пистолета и стреляю. Отдача не такая сильная, как должна быть у такого легкого человека, как я, стреляющего из Desert Eagle (прим. Desert Eagle («Пустынный орёл») — самозарядный пистолет крупного калибра (до 12,7 мм). Позиционируется как охотничье оружие, спортивное оружие и оружие для самозащиты от диких зверей и преступных посягательств), но это папин пистолет, и он приучил меня стрелять из него с самого детства.

– Со мной все будет в порядке, папа.

Он озабоченно смотрит на меня, и мы оба снимаем защитные очки, ожидая, когда появятся наши цели.

– Мне не нравятся Нейт и его друзья.

Я закатываю глаза, отстегивая своего человека-мишень и видя, что стреляю в пределах досягаемости.

– Папа, тебе не нравятся никакие мальчики.

– Нет.
– Его тон меняется, становясь строгим.
– Мэдисон, я серьезно. Мне не нравятся эти мальчики.

Я отрываю ухмылку от своих потрясающих целей и смотрю на папу. Он почти никогда не разговаривает со мной таким тоном, и это меня немного отрезвляет.

– Хорошо, папа, я буду осторожна.

– Хорошо, - он снова улыбается, а затем смотрит на мою цель.
– Как ты справилась?

***

Зайдя в свою спальню после того, как снова проводила отца и Елену, я опускаюсь на кровать, обдумывая свои сегодняшние мысли. После того, как Бишоп ушел прошлой ночью, я присоединилась к Татум и Тилли, лежащим в постели, в середине эпизода «Сыны анархии». Татум ужасно скучала во время первого эпизода, но мы с Тилли хотели посмотреть его.

Мой телефон вибрирует в заднем кармане, я достаю его и отвечаю.

– Алло?

– Я почти у дома. Выходи, когда я подам сигнал.

– Зачем?
– Медленно поднимаюсь с кровати.

– Потому что я вернулся к обязанностям няни, так что ты должна оставаться рядом со мной.

– Да… - Я качаю головой.
– Об этом. Я не думаю, что мой отец на самом деле назначил тебя нянькой, Нейт. Ты ему не очень нравишься.

– К черту твоего отца, - бормочет он.

– Прости?

– Ничего. Выходи из дома и спускайся, когда подам сигнал, или я потащу тебя перекинув через плечо. И чтобы ты знала, Хантер и Брэнтли здесь.

– Прекрасно!
– выпаливаю я, вешая трубку и бросая ее на кровать. Захожу в ванную и распускаю волосы, позволяя им свободно свисать, прежде чем надеть бейсболку с надписью «Нью-Йорк». Я все еще в штанах для йоги и обтягивающей майке после стрельбы, но выскальзываю из кроссовок и надеваю пару Air Max 90s. Беру свой телефон с кровати, когда снаружи раздается сигнал Нейта. Перепрыгивая через две ступеньки, я выхожу из парадной двери и останавливаюсь.

– Я могу сесть сзади, - говорю я Брэнтли, когда он выбирается с пассажирского сиденья «Ford Raptor» Нейта. Брэнтли не отвечает, он просто забирается на заднее сиденье.
– Или нет, - бормочу, вставая на подножку и опускаясь на сиденье.