Сергей Павлович Королев
Шрифт:
— Как настроение, орелики? — произнес свою любимую фразу.
— Отлично, — четко, по-военному, ответил Беляев.
— А если просто, по-человечески? — переспросил главный конструктор, не скрывая, что ему не понравился слишком торопливый и казенный ответ.
— Все нормально, Сергей Павлович, — поддержал товарища Леонов. — Вот карандаши цветные подготовил. Собираюсь порисовать. Айвазовский был маринистом, а я хочу стать косминистом…
На шутку Главный улыбнулся и, чуть склонив голову, цепко взглянул вначале на одного, потом на другого.
— Подытожим еще раз, — начал, поглаживая ладонью по столу. — Вы
Он говорил это как бы себе, но обращался к космонавтам. Можно только предполагать, о чем Королев терзался тогда. В жизни каждого бывают минуты, когда он должен сделать выбор между честью и бесчестьем, совестью и подлостью, правдой и ложью. Минуты, которые обязательно аукнутся впоследствии, даже через много лет, как бы мы ни старались забыть свой недобрый, жестокий поступок, если его совершили. А если нет?..
Алексей и Павел молча смотрели на главного конструктора.
Королев резко поднял голову и на выдохе произнес:
— Я рискую! Как отец — понимаю, что рискую… Как инженер — знаю: стопроцентной надежности и гарантии нет. Нет! Еще не создана такая техника. А то, что мы делаем, чрезвычайно сложно, и потому…
Он посмотрел на ребят испытующе: поняли ли они его? Они все поняли. И то, что то первая проба, что риск велик, что в ожидании неожиданного вряд ли можно все предусмотреть. К тому же они настолько созрели для этого старта, что, если откладывать полет, перекипят.
— Подготовка ракеты проходит нормально, — продолжил Королев. — Ну а там вам самим придется оценивать обстановку и принимать разумные решения. Самим! Ваша жизнь и судьба эксперимента в ваших руках. Если заметите неполадки, не лезьте на рожон. Поняли? Ну и хорошо. А сейчас — спать, завтра у вас тяжелый день…
18 марта 1965 года. Утро началось с привычных ритуалов. Алексей неуклюже поднялся со стула, пошаркал ногами, попробовал развести руки в стороны. Скафандр сковывал движения, но поддавался.
— Я, кажется, готов, командир.
— Я тоже, — отозвался Беляев.
Перед посадкой в лифт Королев повторил сказанное накануне:
— Нужен серьезный эксперимент. Если случатся неполадки, принимайте разумное решение. — И в самый последний момент, обращаясь к Леонову, добавил: — Ты там особенно не мудри, только выйди и войди. Попутного тебе солнечного ветра!..
Леонов первым садился в корабль, поскольку его кресло дальше от люка. Королев тронул его за плечо и ободряюще кивнул: «Удачи!». С Беляевым главный конструктор говорил дольше. Алексей не слышал их разговора, и, когда Павел появился в корабле, ему показалось, что командир чем-то озабочен. Их взгляды встретились.
— Пристегнулся? — спросил Беляев, хотя видел, что товарищ
его в полной готовности.— Пристегнулся…
— «Алмазы», проверьте заставки и наддув, — включилась «Заря». — Как самочувствие?
— Нормальное, — отозвался Беляев. — Я «Алмаз-один», повторяю, самочувствие нормальное.
«Алмаз» — позывной экипажа «Восход-2».
Когда включилась автоматика запуска, в динамике раздался голос Королева:
— Я — «Двадцатый!» Счастливого пути, «Алмазы»!
Заработали двигатели первой ступени ракеты-носителя. Началось покачивание, потом вибрации, перегрузки. Наконец — невесомость. В кабине мягко светились шкалы приборов, цветными полутонами играло информационное табло. На пульте управления шлюзовой камеры холодно поблескивали металлические тумблеры с лаконичными обозначениями: «Люк ШК», «Клапан ШК», «ШК». И рядом — «Люк СА», «Клапан СА», «СА»! 1 .
3
ШК — шлюзовая камера, СА — спускаемый аппарат.
…Алексей сделал полный вдох и повернул голову в сторону командирского кресла. Павел кивнул: «Пора!» Он помог Леонову надеть ранец с автономной системой жизнеобеспечения. Космонавты выровняли давление в кабине и шлюзовой камере, опустили забрала гермошлемов, надели перчатки.
— Пошел, Леша! — Беляев взглянул на часы и легонько подтолкнул друга.
«Заря» запросила:
— Как дела, «Алмазы»? Сверим часы, ведите репортаж.
— Я «Алмаз-один», самочувствие в норме. Все в норме. Восемь часов пятьдесят пять минут. Леша вошел в шлюз.
— Горит зеленая лампочка. — Голос Леонова был спокоен.
— Так и должно быть, — подтвердила «Заря».
— Люк СА открыт, давление в шлюзе 0,7, кислород 130.
— Продолжайте.
— Принято.
— Я «Алмаз-один», давление растет… Открываю клапан ШК.
— Давление в скафандре 0,35, — сообщил Беляев. — Контроль продолжаю…
Приближалась основная операция.
— Леша, как ранец? — спросил Беляев.
— Ранец открыл, — отозвался «Алмаз-два». — Открываю люк ШК.
Алексей медленно передвигался по шлюзовой камере.
— Люк ШК открыт, — повторил Беляев. — Приготовиться к выходу.
— К выходу готов.
На какое-то мгновение Королеву показалось, что связь с бортом прервалась. Пауза затягивалась и это пугало его. Он потянулся к микрофону и тут же услышал:
— Я «Алмаз-два». Нахожусь на обрезе шлюза. Самочувствие отличное. Подо мною облачность, море… А солнце какое! Слепит…
Он не говорил, он кричал. Это были секунды волнения и радости. Секунды упоения необычностью и красотой.
— Леша, не забудь снять крышку с камеры, — голос Беляева.
— Уже снял.
— «Алмаз-два», что наблюдаете? — включилась в диалог «Заря».
— Кавказ, Кавказ! — кричал Алексей. — Кавказ вижу под собой! Начинаю отход…
И тогда прозвучали слова командира:
— Я «Алмаз». Человек вышел в космическое пространство. Человек вышел в космическое пространство. Находится в свободном плавании…
Потом начался разговор между «Алмазами». На Земле принимали и прослушивали.
— Леша, подходи к шлюзу, вижу тебя хорошо.