Сергей Павлович Королев

— Я в ином смысле, — поправился Королев. — Есть работа обычная, а есть необычная. Без любви и умения владеть инструментом, скажем так, ее не сделаешь. Вот мы и отправляем вас, чтобы научить владеть новым инструментом.

Потом был подробный инструктаж, пожелания главного конструктора, призывы к внимательности во всем…

В сентябре 1955 года Королев пригнал в Северодвинск спецвагон с небольшим залом для заседаний, кабинетом, другими помещениями для работы и отдыха. В ночь на 15 сентября на лодку погрузили ракеты. Ранним утром 16-го Б-67 вышла в море. Было тихо и пасмурно. Море — спокойное, и это расстраивало Королева, ему нужна была качка.

В надводном положении лодка пришла в заданную точку полигона. Сыграли «боевую тревогу». Королев надел шлемофон и поднялся в боевую рубку. Здесь, стоя рядом с командиром, он отдавал команды стартовикам. Голос главного конструктора был ровным, спокойным, хотя внутри все дрожало. Он старался подавить волнение, незаметно поправил взмокшую рубаху. Повторю: команды по циркуляру звучали с тем спокойствием, которое никак не соответствовало моменту. Королев знал, что люди тоже очень волнуются, что он обязан снять это волнение, тогда и сам успокоится.

Главный конструктор выдержал паузу, смахнул пот со лба и громко произнес:

— Пуск!

И вот тут наступило минутное замешательство. Все были уверены что после команды главного конструктора начнет громыхать, а тут вдруг полная тишина. Такое длилось какой-то миг, ну чуть больше, а потом — загремело, загрохотало. Громче, громче… Потом звук стал стихать… И всё!

— Ушла, — не сдержал волнения Королев. — Ушла! — И взглянул на часы — стрелки показывали 17.32.

Когда вернулись на базу и отмечали событие, Королев спросил капитана 2-го ранга Козлова:

— Вам знакома фамилия Жмелев?

— Шмелев? — перепросил офицер.

— Нет, именно Жмелев, — повторил Королев.

— Нет, Сергей Павлович, не припомню такого. А кто он

— Мичман Жмелев — первый русский офицер-подводник, который командовал подводной лодкой конструкции генерала Александра Андреевича Шильдера. Эта лодка, — Королев поднял палец, — была вооружена ракетами. Так что не мы с вами первые.

В последний свой приезд в Северодвинск Королев сказал морякам:

— Теперь со всеми вопросами, касающимися ракет для подводных лодок, обращаться к Виктору Петровичу Макееву.

Ни командующему флотом, ни командирам кораблей эта фамилия ничего не говорила, ее слышали впервые.

К тому времени проблема подводного старта была решена, и вопросы создания баллистических ракет морского базирования требовалось ставить на солидную основу: организовать специальное КБ и завод, способные самостоятельно разрабатывать новые проекты. Эстафету этих работ Сергей Павлович передал своему ученику В. П. Макееву. Филиал ОКБ-1 вначале базировался в южноуральском Златоусте (СКБ-385), а впоследствии стал самостоятельной фирмой и переехал в город Миасс.

После принятия на вооружение ракеты Р-7 встал вопрос и о ее серийном производстве. Базой стали два завода в Куйбышеве: самолетостроительный № 1 и моторостроительный № 24. Процесс серийного изготовления ракет и одновременная их модернизация требовали оперативного конструкторского сопровождения. Королев добился, чтобы в Куйбышеве был создан филиал № 3 ОКБ-1, а ведущим конструктором назначен Дмитрий Ильич Козлов, его сподвижник, ведущий конструктор «семерки». С годами филиал стал Центральным специализированным конструкторским бюро (ЦСКБ), кроме ракет среднего класса («Восток», «Молния» и «Союз») здесь создавались космические аппараты военного и народнохозяйственного назначения.

Своих преемников Королев напутствовал сдержанно:

— Объяснять ничего не буду, в том, что вы справитесь, не сомневаюсь. Более того, уверен — пойдете дальше. Так и надо. С Богом…

Своих выдвиженцев Сергей Павлович не опекал, не досаждал звонками, не заставлял докладывать обо всем в Подлипки, хотя и отслеживал ход всех разработок. Третьим «отщепенцем» (так шутливо называл их Сергей Павлович) стал Михаил Федорович Решетнев.

— Зайди, — вызвал его по селектору Королев.

Начал без обиняков: — Я говорил с Хрущевым, он обещал нам филиал в Красноярске. Там есть артиллерийский завод. Будешь один во всех лицах, сам себе хозяин. — Он внимательно посмотрел на Решетнева. — Далеко от границы, если что — мы к тебе…

Завод № 1001, под вывеской «Машиностроителный», носил имя К. Е. Ворошилова, а в народе его называли «Тысяча и одна ночь». Предстояло развернуть выпуск Р-7, потом Р-9. В 1965 году Королев передал красноярскому КБ спутники связи «Молния-1».

— Ты справишься, Михаил. Сейчас могу сказать, что мне особенно нравится в тебе: ты «решаешь вопросы», а не «принимаешь решения». Так и продолжай.

В конце 60-х годов западнее Второй площадки, с которой запускали Гагарина, километрах в пяти от нее, в «запретном квадрате» возвышался причудливый монумент в виде огромной колонны в окружении ажурных ферм, теперь уже исчезнувший из памяти многих, но достойный оставить в ней след, потому что это сооружение — своеобразный символ целеустремленности и таланта многих людей. Я говорю «монумент», хотя это была конструкция, лишь временно поставленная здесь, чтобы потом покинуть свое место навсегда. В этой казахстанской пустыне, открытой ветрам и солнцу, и сама колонна, и фермы, и огромное здание монтажно-испытательного корпуса, и разбросанные вокруг низенькие служебные постройки вырисовывались на фоне ночного звездного неба фантастическим силуэтом. Трудно было поверить, что все это со временем исчезнет. Но оно исчезло. Увы, навсегда…

…Триумф проекта «Аполлон» и высадка американцев на поверхность Луны в 1969 году не были восприняты как сверхсенсация. К этому шло. Обо всех этапах долгого поиска, успехах и огорчениях, рискованных испытаниях и опасных неполадках сообщалось подробно, без утайки и тенденциозности. И все-таки, когда эфир донес до Земли человеческий голос с другого небесного тела, планета отреагировала на это бурно и восторженно. Ну а что же мы, те, кто начал дерзновенный штурм космоса, запустил первые спутники, потряс мир полетом Гагарина, первым «дотянулся» до загадочной и манящей Селены своими лунными ракетами? Как могло случиться, что в одночасье вдруг стали вторыми?

До какого-то момента, а точнее — рубежа, нам казалось, что лидерство в космосе мы сохраним навсегда. У «них» обязательно что-то сорвется, — успокаивали себя, скептически относились к «их» прогнозам.

После запуска Спутника № 1 и полета Гагарина на «Востоке» Америка находилась в шоке. От президента потребовали «космического реванша» и военные, и сенаторы. 25 мая 1961 года президент Джон Кеннеди обратился с посланием к Конгрессу, в котором сформулировал национальную задачу: американец должен первым ступить на Луну, срок — до конца десятилетия. Срочно была выработана программа престижа, на ее выполнение выделялась фантастическая сумма — 25 миллиардов долларов. Программа получила название «Аполлон», ракету-носитель «Сатурн-5» делал Вернер фон Браун и его немецкая команда. Космический аппарат для доставки человека на Луну поручили создать фирме «Грумман».

Летные испытания «Аполлона» начались в 1966 году, первый пилотируемый полет вокруг Земли был совершен в 1967-м. У «Аполлона» не было солнечных батарей, в качестве бортовых источников питания использовались топливные элементы, действие которых основывалось на управляемой химической реакции взаимодействия кислорода и водорода. 27 декабря стартовал «Аполлон-8», который облетел Луну и вернулся на Землю. Всего было выполнено пять облетов, из которых один — по схеме «урезанной посадки»: посадочный модуль снизился до высоты 15 километров, а затем вернулся на селеноцентрическую орбиту. Потом последовали шесть посадок на поверхность Луны. Программа исследований предусматривала доставку астронавтами лунного грунта, эксперименты по передвижению на поверхности Луны. И хотя было очевидно, что автоматические аппараты способны сделать то же самое, но с меньшим риском и меньшими затратами, погоня за престижностью заставляла игнорировать соображения логики.