Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…
Шрифт:
– Спойте мне то, что вы будете петь на вечере.
В первый момент я подумала, что он шутит, но он говорил серьезно, и чем решительнее я отказывалась, тем больше он настаивал. Наконец он сказал:
– Ну, не хотите, не пойте, но предупреждаю вас, что я попрошу у Никиты Семеновича пропуск на этот вечер, пойду в консерваторию, да еще сяду в первом ряду.
Перспектива, кроме неизбежного волнения при выступлении на вечере, увидеть Сергея Васильевича в первом ряду так меня ужаснула, что я не знала, на что решиться. Наташа, заметившая мое колебание, воспользовалась этим, быстро села за рояль и начала играть. Отступление было невозможно.
Когда я взяла первую ноту, у меня, вероятно, было такое чувство, как у парашютиста, который в первый раз
– А вы так и поверили, что я пойду в консерваторию? Просто сказал, потому что хотел, чтобы вы мне спели.
Легко себе представить, какая мной овладела досада на себя за то, что совершенно напрасно пережила столько волнений, а он был очень доволен, что поставил на своем.
В 1903 году здоровье моего отца требовало опять лечения на курорте «Наугейм».
Не желая менять весну в деревне на заграничную поездку, я осталась в Красненьком. После возвращения моих родителей, 16 августа 1903 года я получила от Сергея Васильевича следующее письмо:
«Благодарю Вас, Елена Юльевна, за карточки. Они великолепны! Юлия Ивановича благодарю за карты. А затем обоих Вас сердечно благодарю за память и внимание! Ответил бы Вам гораздо раньше, но последние 10 дней проболел опять ангиной. Ужасное лето выдалось в смысле болезней!
Мою семью составляют теперь трое, и как-то так выходит, что не успевает один из трех поправиться, как заболевает по очереди другой и т. д. Теперь у моей девочки началась золотуха и она, бедная, опять забеспокоилась.
От души рад, что в Вашем доме зато поправились!
Как хорошо, что Юлий Иванович съездил к Лейдену.
Давно бы это надо сделать. Недаром моя тетушка Вар [вара] Арк [адьевна], когда о чем-нибудь хлопочет, прежде всего спрашивает: «А кто тут самый важный из вас?» И к этому самому важному направляется. Во всем и всегда так надо делать. Результат достигается вернее!..
Кланяйтесь от меня, пожалуйста, Юлию Ивановичу и передайте привет всем Вашим. Всего хорошего.
С. Рахманинов.
16 августа 1903 г.
Р. S. Поздравляю Вас с наступающим днем Вашего рождения и жду от Вас по этому случаю какого-нибудь подарка. Смотрите не забудьте, а то у Вас память короткая!.. Говорят, что Мазутти [170] не вернется в Москву. По слухам, он открыл макаронную фабрику».
Отец мой привез Сергею Васильевичу из-за границы пасьянсные карты. Фотографии же, о которых он пишет и которые ему так понравились, изображают моего брата и А.Г. Сидорова, переодетых в мои халаты, с головами, повязанными полотенцами на манер чалмы, изображающих каких-то фантастических людей в восточных костюмах.
170
Мазутти – шутливое прозвище певца и вокального педагога Умберто Мазетти.
В конце письма Сергей Васильевич не может удержаться, чтобы не поддразнить меня, перевирая фамилию моего профессора пения У.А. Мазетти и придумывая про него разные небылицы.
Переехав в 1902 году на отдельную квартиру, Рахманиновы жили очень скромно, однако семейная жизнь предъявляла свои требования.
В сентябре 1904 года Рахманинов начинает свою дирижерскую деятельность в Большом театре.
Насколько охотно он принимался за работу в Русской частной опере Мамонтова, настолько неохотно он шел в Большой театр. Он долго раздумывал и колебался, и решиться на этот шаг его заставила нужда в большей материальной обеспеченности.
Кроме того, в Большом театре его, как музыканта, конечно, привлекали оркестр и хор. Настроение Сергея Васильевича до начала работы в Большом театре очень ярко описывается им же самим в письме
к Морозову от 2 июля 1904 года из Ивановки:«…Хочу сделать объявление в газетах: «Благодаря подписанному контракту утерял весной всякий покой: столько-то вознаграждения тому, кто доставит его по указанному адресу». Хотя его теперь вряд ли найдешь!!»
В Русской частной опере Рахманинов приступил к работе как совершенно неопытный дирижер и почти со сказочной быстротой овладел дирижерским мастерством благодаря своим гениальным музыкальным способностям. В Большой театр он пришел уже признанным дирижером, требования которого шли часто вразрез с рутиной Большого театра, но беспрекословно исполнялись чиновниками конторы императорских театров.
В театральной работе Сергей Васильевич больше всего боялся интриг и всяких закулисных дрязг. Поэтому, начав работать в Большом театре, он сразу установил строго официальные отношения как с начальством, так и со всей труппой. Никто из артистов Большого театра не бывал у него в доме, в его семье, за исключением Ф.И. Шаляпина и Г.А. Бакланова, в связи с исполнением последним ролей в его операх «Скупой рыцарь» (Скупой рыцарь) и «Франческа да Римини» (Малатеста). Все общение с певцами ограничивалось репетициями и спектаклями в театре.
Когда Рахманинов писал эти оперы, он, конечно, имел в виду Шаляпина для роли Скупого и Малатесты и А.В. Нежданову для роли Франчески. Однако ни Нежданова, ни Шаляпин в первом исполнении его опер не участвовали.
Почему Шаляпин не пел Скупого, для меня совершенно непонятно. Как мог такой большой художник не увлечься созданием сложной и трудной в драматическом отношении роли Скупого в опере!
В глубине души Сергей Васильевич был, вероятно, задет отказом Шаляпина, хотя никогда ничего об этом не говорил, никаких причин не доискивался, а если случайно заходила об этом речь, говорил просто и коротко: «Значит, не нравится».
К этому периоду относится временное охлаждение между Рахманиновым и Шаляпиным. Вообще, мне кажется, что самые близкие, дружеские отношения существовали между ними в самом начале их знакомства в труппе Мамонтова и в конце их жизни, когда оба они, живя вдали от родины, тосковали по ней.
Нежданова отказалась от партии Франчески, потому что в ней не было колоратуры и, по мнению У.А. Мазетти, эта партия была слишком тяжела для ее голоса.
Сергею Васильевичу пришлось искать новых исполнителей, которых он нашел в лице Г.А. Бакланова и Н.В. Салиной. Бакланов при очень сценичной внешности обладал чарующим по тембру баритоном, необъятным по диапазону, силе и вместе с тем необыкновенной мягкости. Как актер он, конечно, уступал Шаляпину, но ему и в драматическом отношении удалось создать очень сильные и яркие образы Скупого рыцаря и Малатесты. Сергея Васильевича его исполнение во всех отношениях очень удовлетворило.
Франческу пела Салина. Можно только удивляться, как певице с большим драматическим голосом удалось так блестяще справиться с чисто лирической, очень высокой по тесситуре партией Франчески. Это требовало огромного мастерства, которым, впрочем, Салина вполне владела.
К 1904 и 1905 годам относятся выступления Рахманинова в качестве композитора, пианиста и дирижера в Кружке любителей русской музыки (известном и под названием Керзинский кружок). Я хорошо знаю жизнь и условия работы этого кружка, так как сама в нем участвовала, правда, только в течение сезона 1905/06 года, когда была на последнем курсе консерватории, но из шести концертов сезона выступала в четырех. Случилось это следующим образом: в классе у профессора У.А. Мазетти мы пели дуэты из опер, а дома очень увлекались камерным пением. Перепели множество дуэтов, и у нас выработался хороший ансамбль. О.Р. Павлова на год раньше меня окончила консерваторию и была принята в Большой театр. Товарищи по Большому театру сейчас же ввели ее к Керзиным. Она впервые выступила в Керзинском концерте 12 ноября 1905 года. Очевидно, она проговорилась о наших дуэтах, потому что мы получили приглашение приехать на следующую же репетицию.