Сэру Филиппу, с любовью

Элоизе нравилась улыбка Филиппа — немного мальчишеская, немного удивленная, словно он все еще не верил в свалившееся на него счастье.

Ей нравилось, как он смотрит на нее — словно она красивейшая женщина в мире, хотя сама Элоиза была не очень высокого мнения о своей внешности.

Ей нравилось, как внимательно Филипп слушает ее, когда она что-нибудь говорит, нравилось даже, когда он упрекал ее в болтливости, ибо всякий раз он делал это с такой обворожительной улыбкой, что сердиться было просто невозможно.

Ей нравилось, что Филипп так любит своих детей.

Ей нравились его простота, чувство собственного достоинства, его остроумие.

Элоизе нравилось и то, что Филипп вошел в ее жизнь так естественно, будто иначе и быть не могло.

Но сейчас, когда Филипп неподвижно и, может быть, уже очень давно, словно лунатик, смотрел на портрет своей умершей жены, Элоизе это вовсе не понравилось. Стало быть, он действительно любил Марину раньше — и любит, возможно, до сих пор…

Элоиза вдруг почувствовала жгучее чувство вины. Ревновать мужа к женщине, которой уже нет — что может быть глупее? Марина умерла такой молодой, так неожиданно — разумеется, для Филиппа это было большой потерей. Неудивительно, если эта рана в его душе еще не зажила…

Но, тем не менее, Элоиза не могла наблюдать за этой сценой без тайного протеста в душе. Что толку смотреть на портрет женщины, которая, что бы она для тебя в свое время ни значила, умерла? Зачем жить прошлым, когда рядом с тобой живая женщина из плоти и крови, нуждающаяся в твоей любви и готовая отдать тебе свою любовь до последней капли?

“Нет, — едва ли не с остервенением подумала она, — Филипп больше не любит Марину… Скорее всего, он ее никогда и не любил”. Элоиза вдруг вспомнила признание Филиппа, что целых восемь лет он не спал с женщиной.

Тогда Элоиза была слишком озабочена своими проблемами, своими переживаниями, чтобы обратить должное внимание на эту фразу. Восемь лет? В чем же дело? Судя по тому, какой Филипп темпераментный мужчина, вряд ли он воздерживался по собственной воле…

Восемь лет! Но ведь Марина умерла лишь чуть больше года назад. Стало быть, Филипп перестал спать с ней задолго до рождения близнецов…

Нет, не так. Элоиза проделала в уме несложные подсчеты. Выходило, что сексуальная жизнь супругов прекратилась вскоре после того, как близнецы родились.

Возможно, Филипп путался в датах, но вряд ли сильно. Если же Филипп не путает, то вычислить, когда он последний раз спал с Мариной, не составляет труда. Должно быть, вскоре после этого произошло что-то ужасное… Но что именно?

В то же время, Филипп в течение многих лет оставался верен женщине, доступ в спальню которой был для него с некоторых пор закрыт. Элоизу это не удивило — она знала порядочность Филиппа. Однако, она, пожалуй, не осудила бы его, если бы время от времени он искал утешения на стороне…

Порядочность Филиппа вселяла в Элоизу надежду. Если уж он оставался верен жене, которой почти имел право изменить, стало быть, и ей, Элоизе, он будет верен, что бы ни случилось.

Но если его жизнь с Мариной была такой мрачной, почему же тогда он пришел сейчас сюда, избегая постели молодой, страстно ждущей его жены? Почему он, словно завороженный, глядит на портрет покойной жены, и взгляд у него такой, словно он ее о чем-то просит? О чем можно просить умершую женщину?

У Элоизы больше не было сил молча смотреть на эту сцену. Решительно шагнув вперед, она откашлялась.

* * *

Филипп обернулся сразу же. Это удивило Элоизу — ей казалось, что муж настолько погружен в себя, что не обратил бы внимания и на прогремевший рядом с ним пушечный выстрел. Филипп ничего не сказал, лишь протянул руку… Элоиза подошла и взяла его за руку. Не зная, что делать дальше, она просто стояла рядом с мужем, глядя на портрет.

— Ты любил ее? — спросила Элоиза, хотя раньше уже спрашивала его об этом.

— Нет.

Элоиза почувствовала облегчение, словно то, что угнетало ее — настолько подспудно, что она сама почти не осознавала этого, — вдруг отпустило.

— Ты скучаешь по ней?

— Нет. — Голос Филиппа звучал тихо, но твердо.

— Ты не любил ее? Может быть, ненавидел? Филипп покачал головой.

— Нет, ненависти у меня к ней не было, — проговорил он очень тихо и очень грустно.

Элоиза не знала, о чем еще его спросить и вообще стоит ли спрашивать. Она молчала, ожидая, что скажет Филипп.

Но прошло, должно быть, несколько долгих минут, прежде чем Филипп заговорил:

— Марина страдала депрессией, Элоиза. В очень тяжелой форме.

Элоиза посмотрела на него, но глаза Филиппа по-прежнему были устремлены на портрет, словно он должен был смотреть на Марину, когда говорит о ней. Казалось, Филипп чувствует себя в каком-то долгу перед Мариной.

— Она всегда была молчаливой и замкнутой, — продолжал он. — А после рождения близнецов впала в тяжелую депрессию. Не знаю, что было тому причиной. Как сказала мне повитуха, у женщин иногда бывает такое после родов, они становятся раздражительными, часто плачут… Но я думал, что через неделю, максимум через месяц, это пройдет…

— Но оно не прошло, — закончила за него Элоиза. Филипп кивнул, отчего прядь темных волос упала на лоб.

Отбросив ее, он продолжал:

— Ее душевная болезнь не только не прошла, а становилась все тяжелее. Не знаю, как тебе объяснить, казалось, что она… — Филипп запнулся, подбирая слова. Когда он снова заговорил, голос его был совсем тихим. — Казалось, что она словно исчезла. Дни и ночи она проводила в постели, почти не вставала. Никогда не улыбалась, очень часто плакала…

Фразы Филиппа были короткими, отрывистыми, словно информация выходила из него по частям. Элоиза молчала, не смея прервать его или высказаться по предмету, в котором ничего не понимала.

Отвернувшись, наконец, от портрета покойной жены, Филипп посмотрел на Элоизу:

— Я делал все, что мог, пытаясь развеселить ее. Но ничто не помогало.

Элоиза начала было что-то говорить, но Филипп прервал ее:

— Ты понимаешь, Элоиза? Все, что бы я ни пытался сделать, не помогало!

— Ты ни в чем не виноват! — убежденно воскликнула Элоиза. Она плохо знала Марину — общалась с ней только в детстве, да и то очень мало, — но она знала, что Филипп не обманывает ее.

— В конце концов, я бросил все свои попытки — это было все равно, что биться головой об стену. Я переключился на детей — должен же был кто-то за ними следить, если мать от этого устранилась! Они очень любили ее. — Он выразительно посмотрел на Элоизу, словно старался ей что-то объяснить. — Она ведь их мать…