Северные новеллы

— Сэр Хохлюшкин! Чуток вправо возьми, рассмотрим ближе!

Но Сэр Хохлюшкин, напротив, взял влево и осторожно, на малых оборотах обошел плывущего зверя. Просветил нас, показавшись в окне рубки:

— По инструкции близко подходить на плавсредствах к лосю, оленю или медведю, которые плывут по реке, не положено.

— Скажите лучше, Сэр, что вы сдрейфили,— возразил я.— Во избежание окончательного конфуза предлагаю вам, Сэр, срочно посетить гальюн.

Ну кто, кто тянул меня за язык! Захотелось поближе рассмотреть плывущего медведя? Невидаль какая! Если б знать наперед, к чему приведет мое замечание мотористу...

Сэр Хохлюшкин круто развернул «Ярославец». Катер на большой скорости прошел в трех метрах от зверя. Волна накрыла медведя. Показавшись на поверхности воды, он фыркнул, закрутил головою, стряхивая радужные капли, и коротко проревел.

Рогатый штурвал за окном рубки вертелся, как флюгер на крыше при сильном ветре. Описав дугу, «Ярославец» заходил кругами вокруг возбужденного медведя.

Мы присели на палубе. От резких толчков можно было свалиться в Лену.

— Надоест — скажешь! — весело и зло одновременно крикнул Сэр Хохлюшкин, глянув на меня шальными глазами.— А то — сдрейфил!.. Это я-то сдрейфил?!

Удивительный народ эти чалдоны... Спокойны, по- стариковски рассудительны, но заденешь их за живое, выведешь из себя — берегись! Тогда в них вселяется дьявол, сатана.

— Ну, хватит, мишку, чего доброго, заденешь,— сказал я.— Беру, Сэр, свои слова обратно.

— То-то! — торжествующе отозвался Сэр Хохлюшкин.

Но раньше чем он произнес это, у медведя лопнуло терпение. Ему наконец надоело назойливое мельтешение катера перед самым носом. Он органно взревел и ринулся в атаку. Зверь превосходно понимал, что его враг вовсе не крашеная металлическая посудина, а люди, управляющие ею. Поэтому он не причинил катеру никакого вреда. Ткнувшись лобастой головою в борт, медведь с неожиданной легкостью выбросил из воды свое огромное тело и одновременно ухватился вытянутой правой лапой за толстый стальной трос, тянувшийся вдоль борта и служивший как бы низенькими перильцами. Подтянулся, заскрежетав когтями задних лап по металлическому корпусу. И с обезьяньим проворством вскарабкался на палубу.

Мы стояли, словно вросшие в палубные доски, в нелепых позах, с разинутыми ртами и широко раскрытыми глазами. Такой вид человек приобретает, когда его сзади вдруг огреют дубиной: прежде чем без чувств рухнуть на землю, он еще три-четыре секунды держится на ногах, с великим изумлением таращит глаза.

Медведь рывком поднялся на задние лапы и двинулся на нас. Огромный, большеголовый, с прилизанным водою мехом, бугристыми мышцами, он шел по палубе, как заправский моряк, широко расставляя задние лапы и покачиваясь из стороны в сторону. В жаркой распахнутой пасти желтоватые клыки с палец, там что-то ворочалось, клокотало...

Моя старенькая одностволка осталась висеть в палатке на вбитом в стояк гвозде. Мог ли я предположить, что она мне понадобится на катере? Правда, на ремне с правого боку в ножнах из оленьего меха висел остро отточенный охотничий кинжал, с ним я никогда не расставался, даже ночью, как разведчик в стане неприятеля, клал его под голову. Но, во-первых, я просто-напросто забыл о существовании кинжала. Во-вторых, за четверть века поездок с экспедициями по Сибири, Крайнему Северу, Камчатке, Сахалину я только однажды встретил человека, который единственный раз ходил с ножом на медведя. Здоровенный, крепкий, как дубовый пень, чалдон был вынужден пойти с одним ножом на медведя: на морозе застыло ружейное масло, не сработал боек. Так тот чалдон чуть тепленький вылез из-под мишки. С легкостью необыкновенной, рожденные безудержной фантазией писателей, разят ножами медведей разве что герои сибирских повестей и рассказов...

В любой критической ситуации есть выход. Неважен характер выхода, важен сам выход; безвыходных положений не существует вообще.

Сэр Хохлюшкин застопорил двигатель, пулей выскочил из рубки на палубу и заорал во всю глотку, спасая пассажиров, а заодно и себя самого:

— Полундра!!!

В подобном положении любая команда выполняется мгновенно. И неважен ее характер, лишь бы раздалась сама команда. Если б Сэр Хохлюшкин приказал нам сделать какую-нибудь очевидную глупость — например, всем забиться в стеклянную рубку,— мы бы без раздумий сделали и это.

Напуганными кузнечиками, молодыми резвящимися козликами мы запрыгали по палубе к борту и один за другим, кто головой, а кто солдатиком, сиганули в Лену.

К чести Сэра Хохлюшкина надо сказать, что свой попавший в бедственное положение корабль, как настоящий капитан, он покинул последним. И даже пытался поправить, устранить это самое бедственное положение. Подняв глубомер, длинную жердь, лежавшую вдоль борта, он ткнул концом два или три раза в медвежье брюхо. Зверь схватил лапой жердь, вырвал ее из рук моториста и отшвырнул в реку. Сэр Хохлюшкин в своей тщательно отутюженной форме, белоснежной сорочке и начищенных штиблетах, при фуражке и галстуке покинул судно. Нырнул он с красивой небрежностью ласточкой.

Среди буровиков оказался человек, умеющий плавать только одним способом — топориком, но тем не менее храбро прыгнувший посреди реки в воду. Кое-как вынырнув, он завопил благим матом: «Тону-ууу!!!» и пошел ко дну. Уже на глубине его товарищи схватили за волосы, вытянули на поверхность. И поплыли с ним к берегу.

— Справитесь?! — крикнул Сэр Хохлюшкин спасающим. Он челноком сновал между нами. Фуражка на его голове при падении в реку каким-то чудом удержалась, не слетела. Или он потом ее выловил — не знаю.

— Справимся! — убежденно ответили спасающие.

— А то я спешу...

Он так и сказал это нелепое: «А то я спешу...», будто мы не барахтались в воде, а находились на суше. И хорошим брассом поплыл к берегу.

— Ох, братушки! — по-бабьи причитал спасенный.— Вот она, смертушка, где настигла!.. Сам-то ладно!.. Деток малых жалко!.. Восемьдесят рублей в кармане!.. Не успел перевести!..— И вдруг начинал хохотать:— Ах-ха-ха!..

Похоже было, что от сильного испуга он еще не успел осознать, что спасен.

Голоса спасающих:

— Двинь ему разок в челюсть, чтоб заткнулся!

— Он мне, гад, пальцем в глаз пырнул... Глянь, глаз- то на месте?.. А что он ржет? Уж не свихнулся ли?..

Катер немного отнесло течением. Медведь неподвижно стоял на палубе и глядел на нас, вытянув через борт шею. По-моему, его очень заинтересовал хохот человека.

Я почему-то решил,что нужен не здесь, а там, где наш капитан, и пустился догонять Сэра Хохлюшкина. До берега было метров сто пятьдесят, не меньше. Когда тебе за сорок, и куришь с третьего класса, и не прочь по поводу и без повода пропустить рюмочку, быстро проплыть в отяжелевшей одежде и сапогах эти сто пятьдесят метров не так-то просто. Но ноги наконец коснулись тверди; сердце мое дрожало овечьим хвостом, аж в висках отдавало, руки крупно тряслись, как с тяжкого похмелья.

Сэр Хохлюшкин бежал по каменистой косе, догонял плывущий по течению никем не управляемый катер. Волна и ветер вертели посудину. «Ярославец» не прибивался ни к нашему, ни к противоположному берегу, видно, попал на стремнину. Потапыч замер у борта, потому что спасенного еще не успели вытащить на берег, и он время от времени продолжал громко хохотать.

Я нагнал Сэра Хохлюшкина. Вскоре мы поравнялись с катером. Шагая быстрым шагом, теперь мы поспевали за «Ярославцем».

— Ежели какое судно встречь появится — конец. Столкнутся. Как пить дать,— беспокойно вглядываясь в даль, сказал наш капитан.