Северные новеллы

Наш Жулик словно ожидал этого момента. Сразу было видно, что гусей он побаивался,— вероятно, не однажды был крепко бит этими птицами. В гущу колонии он не вклинивался, промышлял по окраинам. Песец занимался форменным разбоем. Он брал пернатых на испуг. Внезапно с тявканьем налетал на тусыню, птица от неожиданности взлетала, оставив незащищенными яйца. Хищник хватал яйцо и бросался наутек. Гусыня и охранявший ее гусак могли бы дать отпор песцу. Здесь все решала дерзкая внезапность нападения. Оплошавшие супруги беспрестанно гоготали, но недолго преследовали вора. Песец пожирал лакомую добычу и, улучив момент, вскоре проделывал то же самое. Кроме того, некоторое время Жулик приноровился промышлять более безопасным способом. Стежка, ведущая на буровую, бежала мимо гусиной колонии. Гусыни взлетали при появлении людей, но тотчас садились в гнезда, едва мы проходили мимо. Гусаки шипели, вытянув длинные шеи, и даже щипали нас за кирзовые сапоги. Жулик трусйл позади, как собака. Глаза хитрющие, настороженные... Едва самка взлетала, он мчался к гнезду, хватал яйцо и, отбежав немного, пожирал его. Расчет был прост: птицы следили только за людьми и не замечали разбоя. И пришлось нам протоптать новую тропку, огибающую гусиную колонию.

В чукотской тундре мне не раз доводилось видеть гусиные колонии. Там, на материке, гусей охранял со- кол-сапсан. Да, да, охранял, защищал от песцов, поморников и огромных чаек бургомистров в полном смысле этого слова. Едва стоило чайке появиться в пределах гнездовий, сравнительно небольшой, но ладный, верткий, как бы литой сокол-сапсан поднимался с возвышенности (он всегда сидел на возвышенности, чтобы лучше видеть) и маленькой ракетой несся на незваного гостя. Клюв у него как бы с отточенным зубцом; долбанет — и шея пернатого наверняка переломлена. Ну а если пустит в ход свои острейшие загнутые когти, тогда отсеченная птичья голова летит на землю, на худой конец, повисает на кожице. Настигнув песца, отчаянный смельчак сокол-сапсан распарывает ему когтями-иглами шкуру на спине, и беда зверю, если полоснет ими по шее: непременно перережет важную артерию.

В чем же дело? Почему не знающий жалости губитель птиц не трогает гусей, пасущихся у него под носом? Ведь гусиное мясо — деликатес не только для людей. Что заставляет его вдобавок охранять их? Сокол- сапсан воздушный охотник, а гуси во время линьки, растеряв маховые перья, не могут летать, спасаются от преследователя бегством. Сокол не добывает пищу на

земле: не рассчитав стремительности полета, может сам разбиться о твердь. Это одно объяснение.

Есть и другое. И сокол-сапсан и гуси приступают к устройству гнезд, когда в тундре еще лежит снег, когда голая земля начинает только-только чернеть маленькими проталинками. Мест для гнездовий совсем мало. Они селятся вместе вынужденно. Сокол охраняет яйца самки, заодно и гусиные, а потом и птенцов. Если отлучится от гнезда, гуси громким гоготом всегда дадут знать о приближении песца или чайки.

Но на нашем арктическом острове соколы-сапсаны не водились. Кто ж тогда охранял гусиную колонию?

Я не сразу понял, что эти обязанности возложила на себя белая полярная сова. Их на острове было совсем немного. По этой причине и Жулик до поры до времени уходил от возмездия.

Как-то ночью не спалось. Арктические белые ночи, когда день совершенно не отличается от ночи и буйное солнце даже не касается горизонта, действуют на психику человека, привыкшего спать в темноте. Не признавая никаких лекарств, я поднялся, оделся и пошел гулять по тундре. Побродишь час-другой, устанешь как следует и, по опыту знаю, заснешь.

Я зашел довольно далеко, на ту сторону обширной долины, в которой разместилась гусиная колония. Нет- нет да в непрерывный гогот вклинивалось тоненькое попискивание. Это вылупились первые гусята. Добро пожаловать, новые жители Земли!

Я уже хотел повернуть обратно, когда заметил слетевшую с гнезда белую сову. Судя по размеру, это была самка, она значительно крупнее, и у нее, в отличие от чисто-белых самцов, оперение с частыми пестринами. Увы! Мать не защищает своих птенцов; эти обязанности выполняет самец совы, или совин, как его называют северяне.

Я оглянулся. Совина не было видно. И направился к гнезду, в котором копошились головастые пушистые комочки. Не терпелось рассмотреть совят вблизи. Шел с опаской, то и дело озирался: совы защищают свои гнезда с необычайной яростью. На Камчатке мне показывали одноглазую собаку. Глаз ей выдрал когтями совин: она пыталась подойти к птенцам. Даже гигант сохатый обходит его гнездо стороною!

Я ожидал внезапного нападения с любой стороны, но только не с воздуха. Смех! Как-то вышло из головы, что этот хищник пернатый и у него есть крылья. Вдруг меня как бы обдало ветром. В следующую секунду я получил мягкий, но сильный удар по голове. Острые когти сорвали с головы капюшон штормовки. Пришлось спасаться позорным бегством. Частое щелканье клюва, свист крыльев наконец удалились. Я остановился и оглянулся. Храбрец спланировал на гнездо, отогнав мнимого врага. К нему тотчас подлетела сова и села на птенцов.

Раза два я видел совина, который облетал гусиную колонию, свои владения. При появлении этой птицы бургомистры и поморники поспешно улетали к дрейфующим льдам. Он их не преследовал, потому что в это время года кормился только леммингами. Жулик, завидев защитника гусей, пулей мчался прочь от колонии. Хотя на месте преступления птице пока не удавалось застать воришку, он все же уносил ноги: рыльце-то в пушку в полном смысле слова, я не раз видел, как он крал и пожирал беспомощных гусят.

Однажды пришли с буровой на обед, сидим в палатке, трапезничаем. Полог приоткрыт, чтобы чад от железной «буржуйки»— наполовину разрезанной железной бочки — наружу выходил. И вдруг в палатку с каким-то поросячьим визгом влетает Жулик! Голова в крови. Забился под нары. Не успели мы глазом моргнуть, как у шхода с неба свалился совин. Выгнул крылья, перья на шее и груди дыбом; как бы разбух, увеличился в размере. Прозрачные янтарные глазищи уставлены, что рогатины. Из глотки вырывается звук, похожий на скрип ржавой лебедки.

Взрыв хохота напугал птицу. Она взлетела с тем же скрипучим звуком. А Жулик таился под нарами до вечера. Он прошмыгнул мимо ног, когда мы вернулись со смены.

Несколько дней после этого неприятного происшествия Жулик питался только на свалке, а потом опять занялся разбоем. Правда, теперь он «работал» с величайшей осторожностью. Прежде чем утащить гусенка, подолгу оглядывал небо.

Недели через три, когда гусята заметно подросли и делали первые неудачные попытки взлететь, произошло

событие, чуть не стоившее Жулику жизни и круто переменившее его судьбу. Я был свидетелем этого события.

В полночь, щурясь от яркого солнца, я шел тундрой, используя обычную прогулку как средство от бессонницы. Внимание мое привлек совин, быть может, тот самый, что чуть не влетел в палатку, преследуя Жулика.

Он ходил в небе большими кругами, вытянув книзу короткую шею. Как видно, это был обычный дозорный облет.

И вдруг птица круто изменила направление, часточасто забила крыльями. Она помчалась по наклонной плоскости, к земле.

Я ожидал, что совин вспугнет бургомистра или поморника, но ошибся. Из гусиной колонии на голую, свободную от птиц тундру выбежал Жулик. В пасти у него бился гусенок. Живая добыча очень мешала ему бежать, лишила маневренности. Наконец песец расстался с гусенком: совин настигал грабителя. Некоторое время летящая птица догоняла Жулика, затем как бы в рывке спикировала и ударила его всем телом. Песец покатился по мху. Короткая схватка. В воздух полетели перья, клочья линялой шерсти. И вскоре, глубоко вонзив когти в тощие бока зверя, совин взлетел со своей живой ношей! Жулик громко кричал. Так кричит смертельно раненный заяц. А птица поднималась все выше и выше...

Я с замиранием сердца следил за необычным полетом. «Га-га! Га-га-га!..» — одобрительно, как мне показалось, кричали возбужденные гуси.

И вот совин над косой. Набрал еще большую высоту. И разжал когти. Песец, кувыркаясь, полетел на землю. Птица сбросила зверя очень расчетливо, с тем чтобы он упал не на песчаный пляж, а на камни.

Но на этом изуверская пытка не закончилась. Заметив, что Жулик не разбился насмерть, а зашевелился и пытается подняться, совин вновь ринулся в атаку. Опять подхватил песца и взмыл с ним в воздух. Но теперь он полетел р сторону океана. Птица сбросила свою жертву в ледяную воду в пятидесяти метрах от берега. Фонтан радужных брызг. И свинцовая рябь сомкнулась над нашим Жуликом.