Северный Удел

Гебризы под сомнением. Остаются императорская фамилия и моя. И, похоже, без нашей крови никак не обойтись.

Не напрасно, ох, не напрасно, государь-император катается инкогнито. Где он? Поди найди его. А я…

Я хмыкнул.

Интересно, я-то не играю ли роль наживки в большой игре? Меня могут использовать и втемную. С начальства станется.

Я перевернулся на другой бок и обнаружил его, начальство, тихо сидящим на ученическом стульчике, оставленном Ритольди у кровати.

Больше всего Огюм Терст походил на цехинского божка. Круглолицый, узкоглазый, в суртуке и штанах грубого сукна, бритый череп отливает синевой, черные усики аккуратно расчесаны, в уголках губ прячется лукавая улыбка.

Хитрый божок.

— Здравствуй, Бастель.

— Здравствуйте, господин полковник.

Божок посмотрел в упор.

— Плохо выглядишь, Бастель. По крови плохо. Почти нечитаемо.

— Я знаю, — сказал я.

— А знаешь, что проглядывает?

Я кивнул.

Начальство задумчиво поджало губы. Улыбка пропала, лицо сделалось напряженным, тень какой-то неясной мне мысли пробежала по нему.

— Мне бы хотелось, чтобы ты был осторожней.

— Это тяжело, — сказал я.

— Ну да, наслышан, — Терст протянул ладонь. — Позволишь?

Я загнул край одеяла, высвобождая руку.

Терст поймал мои пальцы. Повертел, разглядывая следы уколов. Наконец, легко кольнул тонкой, высунувшей жальце иглой. Кровь бисеринкой выступила на подушечке.

Мой учитель подождал, пока она вырастет в размерах.

Это было похоже на фокус: ладонь его прошла, не касаясь, над пальцем, и набухшей капли не стало, исчезла, растворилась, впору спрашивать, была ли.

Жалко, я не мог смотреть через жилки.

— Твой человечек от постоялого двора был малоинформативен, — сказал Терст, прикрывая глаза.

— Значимых событий не было.

Терст кивнул.

Он читал кровь долго. Я наблюдал, как проявляются и пропадают складки на лбу, как двигаются под веками глазные яблоки, как белеют сцепленные на животе пальцы.

Мне подумалось, сейчас он разберется во всем. Потому что Терст. Огюм Терст, начальник Тайной Службы Его Императорского Величества.

Солнечная полоса подползала к кровати.

За дверью прошелестели голоса, несколько раз стукнули каблуки, затем я расслышал четкое «Никак невозможно», произнесенное голосом Тимакова. Тимаков стоял у моей комнаты на страже.

Я почему-то обрадовался.

— Итак, — сказал наконец полковник, открыв глаза, — все очень интересно. И твоя, Бастель, догадка про «клемансины»…

Он бросил взгляд на окно, едва заметно напрягся, и шторы, звякнув кольцами, схлопнулись, обрезая дневной свет.

— Так безопаснее, — пояснил он и продолжил: — Если позволишь, я выскажу ряд предположений. Ты, если не согласен, возражай.

Я кивнул.

— Первое, — Огюм Терст задумчиво качнул головой, — мое начальное предположение о заговоре стоит признать неверным. Заговор конечной целью имеет узурпацию власти участниками заговора. Или одним из участников. В нашем случае, одной из семи семей. Просто потому, что другой значимой силы в пределах империи нет. Так вот, все фамилии можно совершенно определенно исключить.

— А Гебриз? — спросил я.

— Маловероятно. Очень. О нем позже. Также совершенно невозможно представить координатором заговора внешнюю силу. Увы, даже Орден Мефисто, пусть и успешно действующий в западных странах, для империи в нынешнем ее состоянии угрозы не представляет. Здесь ситуацию контролируем и мы, и военное министерство. И попытки расшатать приграничные волости легко прерывались совсем невысокой кровью. И в Вильнов, и в Закарпатье, и в последнее время в Полонии. Ваша знакомая Ольга-Татьяна, а на самом деле Диана Зоэль — агент хоть и хороший, но давно известный, мягко наблюдаемый. Впрочем, да, не без сюрпризов девушка. И действительно из пансиона.

Полковник двинул губами и снова посерьезнел.

— Коротко по семьям. Комбинации с гибелью собственной крови не рассматриваем, согласен?

— Да, — сказал я.

— Четыре удачных покушения, два неудачных. Страх государя-императора почуял даже ты. В остальных семьях тоже умеют складывать… и бояться. Ты не удивлен многочисленности съехавшихся в ваше поместье?

— Удивлен.

— Они все ищут защиты.

— У Кольваро?

— Чистота крови, чистота помыслов. Ящерка-охранитель. Бастель, даже император назначил тебя не из мимолетной прихоти.

Я приподнялся.

— Вы знали?

— Предполагал.

За окном потемнело: солнце, наверное, зашло за облако, и комната погрузилась в сумрак. Лицо Огюма Терста потеряло черты. Смотри в божка, вглядывайся, улыбается, нет?

Меня так и подмывало спросить: «После дуэли предполагали, да?».

— Против заговора работает еще и то, что с «пустой» кровью он давно бы уже удался.

— Синицкого остановили, — сказал я.

— А двух Синицких? А трех — остановили бы? Убийства Федора Иващина и Меровио Штольца и вовсе тогда бессмыленны. Но, однако же, они произошли.

— Я думал, они могли знать…

— Кокаинист и отошедший от политики старик? Кто посвящает таких в заговор? А вот кровь, чистая кровь ложится на убийства идеально. И тогда, Бастель, наше дело становится не в пример сложнее.

— Проще.

— Нет, — произнес мой учитель, — сложнее. Потому что тогда мы имеем дело с безумцем. С человеком, одержимым идеей.

— Какой?

Терст шевельнулся на стульчике.

— Не знаю, Бастель. И от этого незнания мне… неуютно. Но могу сказать: человек это неординарный, деятельный, но торопливый. Хорошо думающий. Скорее всего, у него есть сподвижники, один или двое посвященных. Вполне возможно, что он бывший купец. Или даже торгующий и по сей день. Если идти по цепочке убийств, у него должны быть связи в самых разных слоях общества, и среди «козырей», и среди рабочих, и среди интеллигенции. И среди служащих, кстати. Кроме торговца или, чуть мельче, крупного приказчика…

— Полицейский, — сказал я.

Полковник осекся.

— Интере-есно, — протянул он, — да, это я пропустил. Какой-нибудь городовой, квартальный надзиратель, может быть, пристав. Впрочем, нет, скорее, военный офицер, из вольноопределяющихся. Не последней крови. Или отставник…

— Еще разнорабочий.

— А тут — нет, — Терст еще раз пошевелился. — Что за мебель у вас? На карликов, что ли рассчитанная?

— Это детский мой стул.

— Это кошмар. — Полковник встал и упругим шагом обошел кровать. Сев на стул, который до этого занимал Репшин, он несколько раз качнулся. — Во, этот лучше. И дверь под присмотром. А насчет разнорабочего… Человек, затеявший все это с кровью, думается, достаточно образован. Гимназия! А то и лицей. Военный, полицейский — может быть, но это вторые роли. Здесь все-таки нужен ум, мыслящий глобально. Кстати, ученый?

Терст посмотрел на меня.

— Тоже вторые роли, — сказал я.

— Да, скорее всего, — полковник сморщился и чихнул. — Ф-фу! Неужели простыл?

Он полез за пазуху и, достав крохотный бумажный конвертик, высыпал из него в рот коричневый порошок. Подвигал челюстью.

— Может быть, промышленник. Теперь — второе, — сказал он. — Насколько я знаю людей такого склада, он не отступится, поэтому готовься.

— А государь-император?

— Он тоже в опасности. Но его охрана — моя прямая забота. Давай подумаем вот над чем. Шесть с лишним месяцев. Громатов. Первая засечка «пустой» крови. Почему именно тогда? С чем связано?