Северские земли
Шрифт:
– Опытный лекарь как никто другой знает, каким образом можно убить человека. Так и адепт Познания, привыкший открывать скрытое и проникать за иллюзии прекрасно умеет всё скрывать и выдавать гуся за порося.
Мы вот что сделаем. Я наложу иллюзию на змеевик, и все, кроме адептов Познания равного со мной уровня и выше, будут видеть дешёвый мраморный амулет с двумя змеями. Впрочем, желающих отобрать или украсть у тебя даже такое добро будет преизрядно, поэтому без нужды его не свети. Иллюзию наложу на пять лет, очень надеюсь, что к этому времени ты будешь уже в состоянии за себя постоять.
– Спасибо! – искренне поблагодарил Ждан. – А можно сделать так, чтобы я был единственным владельцем? Ну, чтобы змеевик работал только у меня, а
– Можно, конечно. Это называется «привязка». Более того – сильные мира сего, вроде князей и богатых бояр, почти всегда привязывают свою сброю. И про это знают все – привязанные вещи всем видны, они как будто маревом поддёрнуты. Вот как мой старый перстень, например. – священник сунул руку под нос ученику – Это единственное, что мне оставили от прежней жизни, и он привязан. Неужели не замечал?
– Как не замечал, замечал. – заверил учителя ученик.
– Но я думал, это просто потому, что он волшебный. Я же видел, как он поблёскивает, когда вы волшбу творите. Ну и вообще – откуда мне знать, много ли в Гранном холме привязанных вещей?
– У меня – одна, - степенно ответил священник. – А больше никого с Даром в Гранном холме нет.
– Ну вот. А я, кроме Гранного холма и леса ничего в жизни и не видел. Я даже в городе ещё ни разу не был. Так вы привяжете?
– Легко и без проблем, раз так просишь. Но ты всё-таки имей в виду следующее. Во-первых, привязка слетает после смерти владельца. И если раньше тебе бы просто дали в тёмном переулке по голове и сняли сапоги и амулет, пока не очухался, то после привязки тебя уже прирежут. Это первое. Второе – привязка не самая дешёвая процедура. За те деньги, что тебе пришлось бы выложить чароплету за привязку, можно купить парочку таких амулетов. А тут уж, извини, у самого последнего дуралея возникнут вопросы – зачем на это дерьмо, которое делают ученики для практики, привязку накладывать?
– Я всё понял – пробормотал Ждан. – Извините.
– Я-то извиню, - вздохнул священник. – а вот злодеи всякие… Ты бы начинал уже думать перед тем, как говорить, а? Пора уже, Глеб. Ладно, теперь главное. Пришла пора тебе твою историю рассказать…
И священник поведал Ждану то, что он и так прекрасно знал и помнил. Но виду мальчик постарался не подавать – в нужных местах удивлялся, в нужных – ахал. На моменте гибели настоящих родителей действительно чуть слезу не пустил – так ярко вспомнился ему тот страшный день.
Закончив, священник помолчал, а потом сказал:
– О прошлом твоем потом поговорим, коль Бог даст, а пока о делах насущных. Волшба по накладыванию иллюзии тяжёлая и потребует от меня много сил. До конца я её доведу, но потом из-за отката упаду без памяти. Ты, главное, вокруг меня не бегай и не причитай, а сразу отправляйся в Оптину пустынь. Скажешь настоятелю – плохо учителю стало, упал без памяти. Монахи помогут меня туда перенести, настоятель хоть и жук, но уж в этом деле не откажет. Пока меня врачевать будут, найди среди братии старичка покрепче, дай ему десять копеек, и попроси сходить в Гранный холм и передать твоей матери, чтобы к нам шла. Собирается пусть с концами, в село мы уже не вернёмся. Дом и прочее пусть бросает без жалости – я всё равно их продал, когда деньги разбойникам собирал. Свои и твои нужные вещи пусть с собой возьмёт, а мне – только книгу под названием «Измарагд». Мать твоя хоть читать и не умеет, а её опознает легко. Там переплёт синим атласом обтянут, она одна такая. Запомнил? Всё, остальное потом доскажу, когда в себя приду. Надевай змеевик и ложись на траву, чары плести буду.
– Отец Алексий, - не выдержал Ждан. – Если это так опасно, может, лучше сейчас скажете? Вдруг с вами…
Он замялся…
– Ну, вдруг что случится? Я ведь действительно не понимаю, что нам делать тогда.
– Не случится! – отрезал священник. – Не вышел ещё срок. Я специально не
договорил. Не знаю, как тебя, а меня именно невыполненный долг лучше всего на этом свете удержит. Всё, надевай, и под рубаху прячь, он нательный, как крест!О, Господи Исусе! Ну как ты надел? Истерой к себе, Богоматерью наружу. Змеевик только в таком положении работает, если надо будет его включить – просто переверни. Заодно никто не увидит, сколько там змей у тебя. Хотя знающий человек и по лицевой части всё поймёт. Всё, ложись на траву и глаза закрой.
И священник принялся водить руками над грудью ученика, бормоча какие-то невнятные слова.
Глава 38. «Усы, лапы и хвост – вот мои документы»
Отец Алексий умирал.
Где-то там, внутри кельи настоятеля.
Ждан же сидел у братского корпуса всё на той же лавке, смотрел на запертую дверь и чуть не плакал. Из комнаты, где сейчас умирал его названный дед, его безжалостно выставили. Сейчас там были только настоятель монастыря да Лушка, едва не бегом прибежавшая в монастырь сегодня к полудню.
О чём-то секретничали.
А его – выперли. Сказали – нечего тебе здесь делать со взрослыми.
От бессилия оставалось только вновь и вновь прокручивать в голове случившее вчера.
Наложение иллюзии на амулет для Ждана закончилось тем, что он, убаюканный монотонным бормотанием учителя, позорно заснул. А когда проснулся – обнаружил рядом безжизненное тело учителя. Сначала Ждан счёл священника мёртвым и принялся было бегать и причитать, но потом вспомнил уроки отца Алексия и поднёс ему к губам лезвие ножа. Лезвие запотело, после чего мальчик обругал себя последними словами и побежал в сторону Оптиной Пустыни.
Этот дорогу Ждан запомнил навсегда – так он не бегал никогда в жизни.
Настоятель известию вроде бы даже совсем не удивился. Деловито кивнув, он крикнул двух монахов, и те, быстро прицепив телегу к лошади, отправились за священником, взяв Ждана проводником.
На обратном пути отца Алексия трясло немилосердно, но он даже не простонал ни разу – лежал как мёртвый. В монастыре монахи сразу занесли батюшку к настоятелю – противный старикан к удивлению Ждана оказался лекарем, да не простым, а с Даром. Наличие самой гуманной профессии никак не улучшило его характер и гуманистом не сделало. Поэтому за дверь он Ждана выставил, даже не начав слушать подготовленные аргументы.
Ждан отправил одного из монахов верхом на Ишаке к Лушке, и на этом все дела у него закончились. Весь вечер он нервно мерил шагами невеликое подворье монастыря, пока озлобленные мельтешением монахи не послали его. К их чести – не в напрашивающееся место, а в гостевой дом.
В гостевом доме делать было совсем нечего. Ждан попробовал было читать «Азбуковник», но быстро утомился от всех этих «китоврасов». Плюнув, он лёг спать и, к своему удивлению, почти сразу уснул.
Вскочив чуть свет, он помчался к келье настоятеля, но тот, мрачно буркнув: «В себя пришёл, но плох», снова выставил отрока за дверь. И вновь потянулись мучительные часы ожидания. Даже приход матери ничего не изменил. Лушка, несмотря на горестное известие, ни на грош не растеряла крестьянской практичности, поэтому пригрузила мула домашним скарбом так, что скорбно вытянутая морда Ишака едва выглядывала из тюков и узлов.
Увидев сына, она сразу сгребла Ждана в объятия и разрыдалась. Поцеловала, шепнула «Жди» и ушла к настоятелю. Так и не выходила больше. А ты сиди здесь, гипнотизируй дверь.
В этот момент дверь, как будто поддавшись гипнозу, открылась, и вышел настоятель. Ждан вскочил было, но игумен махнул рукой – сиди, мол, и плюхнулся на лавку рядом со Жданом.
– Ну как он? – почему-то громким шёпотом спросил подросток.
– А всё уже, кончается. – настоятель был сама деликатность. – Час – два ему осталось, не больше. Я потому и ушёл, что нечего мне там больше делать. Не в людских силах его срок на земле грешной продлить.