Сейф

Избавившись от трупа, Виктор Павлович никак не мог избавиться от странного мерзкого ощущения внутри себя. Убийство невинного кота волновало его не столь сильно, сколько предшествовавшие этому события. Перед глазами все еще стояла странная картина – хвост, завязанный узлом на люстре, сухая пасть и высунутый тонкий язычок. Он готов был поклясться на библии, что кот был, и он был мертв. В противном случае, почему Пушок висел так покорно? А если он был мертв, то как ожил? Виктор Павлович совершенно не хотел возвращаться домой. Ему казалось, что в одной из пяти комнат двухсотметровой квартиры поселилась чертовщина. Где-то там, в одном из шкафов стоял огромный рогатый демон с секирой, и правил оттуда свой бал сатаны. Это просто какая-то постановка Булгакова, фильм ужасов, спектакль. Вдобавок ко всему, у Виктора Павлович теперь возникли сомнения, относительно того самого мерзкого сновидения, в котором над ним бесцеремонно глумилось мистическое существо – смесь сейфа с человеком. Как-то странно одно предшествовало другому. И было ли это сновидение? А если это было правдой? Виктор Павлович вздрогнул, и резко ускорив шаг, пошел по направлению к людной улице, так как пустота переулка внушала ему ужас. Он практически бежал ни о чем не думая, быстро перебирая черными замызганными грязью из луж ботинками, завернутый в пальто, накинутое на тонкую рубашку – одетый не по погоде Виктор Павлович, впрочем, испытывал приступ жаркого удушья. Он смог немного успокоиться, только оказавшись частью сгущавшейся под вечер толпы. Возникло непреодолимое желание выпить, хотя врачи запретили употребление спиртного на ближайший месяц. Но они не знают всех жизненных обстоятельств Виктора Павловича. Любой на его месте, не раздумывая, всадил бы бутылку красного. Что он и сделал, заняв шикарный столик в глубине зала одного из любимых ресторанов. Нервы успокаивал тихий джаз из динамиков, тихо шептали посетители, официанты бесшумно плыли между столиками. Первую половину бутылки Виктор Павлович осушил практически залпом, отобрав ее у официанта и самостоятельно налив себе в бокал, минуя какие-либо правила, по своему усмотрению. Вино мгновенно ударило в голову, приятное расслабляющее тепло побежало по телу, Виктор Павлович обмяк и улыбнулся. Через пятнадцать минут принесут рибай, сочное мясо будет таять во рту, наполняя Виктора Павловича ощущением достойной богатой жизни, которую он, безусловно, заслужил. Вот почему он сидит тут во вторник, в то время, когда рабы только-только покидают свои офисы, чтобы идти отсыпаться дома, готовясь к завтрашнему рабочему дню. Виктор Павлович может пить каждый день. Когда последний раз кто-то проверял его посещаемость? Даже если сам министр пожалует в кабинет Виктора Павловича и поднимет скандал, где этот бездельник пропадает – Виктор Павлович найдет ответ – был на важной встрече, господин министр, относительно наших дел со смазкой. На этом разговор был бы окончен. Министр понимающе кивнет головой, и лишь добавит, чтобы Виктор Павлович не забывал старших по званию.

Кивок головой был частью словарного запаса у государственных служащих. Некоторые вещи просто нельзя было произносить вслух и их не произносили, исходя из контекста, нужно было лишь понять требуемый смысл и еле заметным кивком головы подтвердить понимание. Это же касалось и мимики, которая позволяла сообщать, куда большую информацию, нежели кивок головы. Так, например, среди устоявшихся знаков, был воздушный поцелуй, обозначавший сразу несколько вещей – большие деньги, взятку и прощание. Подмигнуть правым глазом означало согласие, левым – отрицание. Брови поднимались в знак непонимания. Левая щека задиралась кверху, когда нужно было сообщить, что все отлично, правая – все плохо. Язык мимики был достаточно сложным для обратившихся к нему впервые. Часто новички путаются, и воспринимают информацию неверно. Для таких случаев существовал еще один самый примитивный язык – все печаталось на бумаге в виде сокращений. Причем, каждое слово печаталось на своем листе. Например, если нужно было передать секретное послание кому-то в кабинет, автор послания нес стопку, казалось бы, пустых бумаг, и клал ее на стол кому нужно. Тот брал бумагу и видел, что в верхнем левом углу на каждом листочке есть слова, состоящие не более чем из 3 букв и цифры. Листы раскладывались в порядке слов в предложении. Сами слова составлялись примитивным образом – из них убирались все гласные, а согласные сокращались до трех штук. Опытный глаз легко читал такой текст. При этом цифры так же несли тайный смысл. Например, единица могла обозначать как саму себя, так и миллион, а иногда тысячу, в зависимости от контекста.

Виктор Павлович решил позвонить Лене, и самым трогательным голосом пригласить жену в ресторан. И та, услышав в интонациях мужа нотки опьянения, чуть громче обычного воскликнула:

– Витя, ну как же так?

– Лена, послушай, я тебя люблю, – сказал Виктор Павлович и поставил полюбившейся жене ультиматум, или она немедленно приезжает, или он выпьет не одну, а целых две бутылки вина в одну рожу. И будь что будет. Поэтому заботливая Лена появилась на пороге ресторана уже через пятнадцать минут, устроив скандал и потребовав, чтобы официанты не смели подносить алкоголь к их столику. Сама же она, скинув полушубок в гардеробе, возбужденно подошла к мужу и, раскрасневшаяся посмотрела на него гневно, а он так ласково и нежно, словно бы они впервые встретились.

– Да что с тобой, котик? – промурлыкала Лена. – Да сколько же ты выпил? – она поднесла руку к горячей щеке, Виктор Павлович потерся о мягкую кожу и прослезился. Сколько всего прошел он с этой женщиной и никогда, ни при каких обстоятельствах не встречал от нее грубости. Да, они, как и все ссорились – но театрально – по-настоящему ни он, ни она никогда не испытывали друг к другу ненависти. Их отношения были выше детских эмоций – порхали вместе с ленивыми амурами. Что и говорить, Виктор Павлович и Лена – были друг для друга родными. Но даже ей он не мог рассказать о том, как убил котика Пушка. Бедного, несчастного котика, который просто хотел поиграть. Но тогда какого дьявола он подобно обезьяне повис хвостом на люстре. Глупое животное. И все же Виктор Павлович выпил в его честь сто грамм хорошего испанского.

– Лена, когда мы с тобой последний раз бухали?

– Никогда, ты всегда отдавал предпочтение другим, котик – есть в тебе такая дурная черта, получив что-то, ты быстро остываешь.

– Нет-нет, Леночка, я не остыл к тебе, я наоборот, как вулкан, из меня течет лава.

– Напился, – с улыбкой сказала Лена. – Что же, не буду отставать, – она хотела поднести бокал к губам, но Виктор Павлович резко остановил ее, брызнув вином на скатерть. Лена взвизгнула, ведь капли чуть не попали на любимое платье.

– Да ты с ума сошел.

– Сошел, Леночка, может быть и правда, сошел – но я хотел сказать тост, послушай. Признаюсь, многое в жизни я делал неправильно. Вот дожил до сорока восьми, и, если хочешь, считай у меня кризис средних лет – осознание что ли. Прозрение. Я вдруг понял, как ценю все что имею, а главное все, что буду иметь. У нас ведь с тобой Леночка впереди, ты не смейся, но богатство настоящее большое. Я куплю яхту, и мы отправимся с тобой в кругосветное путешествие, совсем как в мечтах, помнишь, как-то раз ты сказала, когда мы делили батон белого с "Ролтоном" на двоих: "Вот бы сейчас в кругосветку, бороздить бескрайние просторы океана". Будем, обещаю. Я уже посмотрел каталог, есть поддержанные варианты, да, может быть дороговато – тридцать миллионов. Но мы потянем.

– Витя, я тебя умоляю. Это были девичьи фантазии. Но к чему нам тратить тридцать миллионов, давай лучше купим еще квартиру и будем сдавать.

Конец ознакомительного фрагмента.