Сезон жатвы
Шрифт:
— Ловко ты его, — замечает Марк.
— Ага.
Эска мог бы сказать, что он сам не ожидал такой меткости, но ему приходится молчать: в горле копится горечь, подкатывает тяжелый комок.
Я убил человека, думает он. Я впервые убил человека. Перед глазами Эски снова встает сцена: росчерк летящей звезды, бьющий из артерии фонтанчик крови, когда металл врезается в тело, и чувство ликования, ощущение победы.
Но сейчас ликования нет, наоборот, при одном взгляде на мертвое тело становится тошно.
Марк обнимает его за плечи, прижимая к себе, и Эска его не отталкивает. Сейчас он нуждается
Двери лифта распахиваются снова, и мальчишки резко оборачиваются на звук, готовые дать отпор хоть десятку нападающих. Но из лифта выходят миротворцы. Старший из них хватает Марка за плечо.
— Ты ранен? Нет? Вы оба в порядке?
— Мы в порядке, — отвечает Марк за обоих. — Это его кровь. Он набросился на нас…
Но его уже не слушают, миротворцы переворачивают тело. Один из них осторожно дергает засевшую в плоти метательную звезду, что снова вызывает кровотечение.
Тот же человек, что спрашивал их, подталкивает мальчиков к лифту.
— Поднимайтесь наверх. Эй, проводите трибутов.
Они входят в лифт вместе, все еще держась друг за друга. Но на втором этаже отправленный с ними миротворец осторожно расцепляет их руки.
— Спасибо, — сипит Марк. Горло начинает болеть, слово дается ему с трудом. — Ты мне жизнь спас.
Эска не думал об этом в таком ключе, но машинально откликается:
— Всегда пожалуйста.
На этот раз он даже отвечает на улыбку Марка.
***
— Как хорошо, что есть записи с камер слежения!
Квинт не может усидеть и мечется по комнате.
— Такой материал! Трибут останавливает мятежника! Трибут спасает своего соперника!
Он произносит эти слова медленно и со вкусом, будто цитируя газетные заголовки.
На Эску все это не производит впечатления. Он сидит на диване, по одну сторону от него — Сакса, по другую — врач. В медицинской помощи Эска не нуждается, но успокоительное доктор ему предложил. Капли с резким запахом действуют сразу, и Эска уже плывет на волнах дремоты. С большим удовольствием он сейчас лег бы в постель и забылся сном, но Квинт и стилисты жаждут услышать подробности. Как он убил безгласого? Почему спас соперника? Давно он пользуется метательным оружием? Это так оригинально!
Глаза у всей команды горят предвкушением. Без сомнения, эта история привлечет к ним пристальное внимание.
— Что он вообще там делал? — спрашивает Эска.
Его сопроводитель небрежно машет рукой.
— А… Наверное, пытался сбежать. Этим предателям только дай возможность..
Новость кажется Эске неожиданной. В Панеме есть предатели?
— Собственно, все безгласые — мятежники. Им отрезают язык в наказание за измену. Квинт удивленно качает головой.
— Не знаю, чего им не хватает. А этот был особенно диким. Все-таки тут плохая охрана, — заканчивает он возмущенно. — Ты мог пострадать!
Он пристально смотрит на Эску, врач качает головой.
— Он не ранен.
Сопроводитель берет Эску за плечо.
— Я горжусь тобой. Мы сможем использовать эту историю тебе на пользу. И то оружие, которое ты использовал… Никогда такого не видел. Метательные звезды — это так…
— Так оригинально, — поддерживает Сакса. Она смотрит на Эску, словно уже
прикидывает его новый образ.— Мы сделаем их твоей визитной карточкой, — подтверждает его мысли Квинт. — Трибут с индивидуальностью — это хорошо.
Эска кивает, не вслушиваясь. Стоит ему прикрыть глаза, как он видит убитого безгласого. Но радости от победы не осталось, только тоска и чувство вины перед погибшим человеком.
***
На следующее утро в общей столовой трибуты исподтишка разглядывают Эску. Кажется, даже безгласый прислужник за раздаточным столом не сводит с него взгляд.
Может, он осуждает меня за то, что я сделал с его товарищем, думает Эска. Может, я убил его друга.
Но я ведь за этим здесь, напоминает он себе. Чтобы убивать.
Других трибутов, возражает внутренний голосок. Не людей.
Малиновый джем, поданный к завтраку, напоминает Эске кровь, и он отодвигает вазочку подальше.
Этой ночью он внезапно проснулся, разбуженный то ли кошмарным сном, то ли своей мыслью: я не буду убивать на арене. Это Эска решил твердо. Он не станет ввязываться в открытый бой, если его не вынудят. Он убил одного человека, и ему это не понравилось.
На самом деле можно выжить почти без убийств. Голодные игры не зря так называют. Еды на арене часто в обрез, а профи — плохие добытчики. Многие трибуты из бедных дистриктов лучше приспособлены к выживанию. Отец рассказывал про единственного чемпиона из Одиннадцатого: в тот год арена была полна ядовитых трав и ягод. Победитель сумел протянуть достаточно времени, чтобы пережить своих соперников: кто-то сорвал неправильные ягоды, другие умерли от голода. Чемпион не пролил ни капли крови.
Пожалуй, нужно будет заглянуть в секцию съедобных растений, решает Эска, опускаясь за стол. Не стоит пренебрегать шансом на выживание.
Кто-то садится рядом, и Эска, еще не обернувшись, знает, что это Марк.
— Твой ментор запретил тебе со мной общаться, — напоминает он.
— Это было до того, как ты спас мне жизнь.
Марк немного сипит, на шее у него следы от пальцев безгласого.
— Теперь тебя не выпустят на Арену?
— Ни за что не пропущу развлечение из-за пустяковой царапины.
Он не дает Эске ответить и с ходу произносит:
— Спасибо.
Эска заслужил благодарность, но она не радует.
— Подожди благодарить. Может, следующая звезда полетит в тебя, — повторяет он сказанные раньше слова.
Улыбка Марка меркнет.
— Может быть. Сервий был прав, для парня из Одиннадцатого ты неплохо подготовлен. Вы ведь занимаетесь сельским хозяйством?
— Одиннадцатый дистрикт — житница Панема, — мрачно цитирует Эска.
— Да уж, у вас слово «жатва» звучит дурным каламбуром.
— Вас тоже привозят, как продукты к столу.
— Скорее уж как поросят на бойню.
Эска вспоминает, что катакомбы под ареной в дистриктах называют Скотобазой. Здесь, в Капитолии, для них существует более красивое название — Стартовый комплекс.
— Вроде у вас, профи, попасть на Игры — почетно.
Марк качает головой.
— Не для меня. Я бы не хотел умирать.
— На твоем месте я бы говорил потише.
Эска кивает на миротворца, замершего у двери.
— Ты же помнишь, что делают с недовольными?