Сгусток Отроков

Я вслушиваюсь, слышу слово «прошлое», и мои мысли тоже улетают далеко, в другое время. Женский голос звучит умиротворяюще, как будто кто-то рассказывает сказку на ночь, пытаясь убаюкать не только других, но и самого себя.

— Я думаю, это просто милая сказка на ночь для деток. Навряд ли ищут древний смысл и правду. Расслабься. Иногда единственное, что помогает выжить, — это найти смысл в чем-то, на что можно отвлечься. Даже если этот смысл выглядит, как древний ритуал или сказка.

Кайл кивает, затем отводит взгляд.

— Ты часто думал о смысле? О том, зачем всё это?

В его голосе я чувствую нечто вроде тоски, будто он спрашивает не только меня, но и самого себя.

— Конечно. Каждый из нас задаёт этот вопрос. Но смысл — он меняется. Порой он в том, чтобы остаться живым на ещё один день. Порой в том, чтобы помочь тем, кто рядом. Или чтобы просто не стать таким, как те, кто тебя сломил.

Кайл молчит. Мои слова попали в цель. Он хочет верить, что есть что-то большее, чем просто выживание. Нечто, что сделает все его страдания и соображения совести не напрасными.

Дождь не прекращается, и дорога кажется бесконечной. Гораздо быстрее я шел отсюда, чем идет дорога обратно. На этом повороте дорога идёт вниз, и мы, наконец, видим знакомые очертания шатров.

На подходе к нашему шатру Кайл вдруг останавливается и смотрит на меня.

— Нэл. Спасибо. За всё это. За то, что не дал мне сойти с пути.

— Не очень понимаю о чем ты, но на здоровье…

— Я мог прирезать их всех. Куском стекла. Убить. Без жалости. Я никогда никого не убивал. И не хочу. Иначе…

— Станешь на шаг ближе к отцу?

— Да. Для меня это правда — важно. Спасибо.

— Ты правда убил бы?

— Что?

— Рука бы не дрогнула? Донес бы удар до конца?

Кайл понурил взгляд. Вздохнул. И решительно поднял глаза.

Я смотрю на него и понимаю, что слова тут не нужны.

— Не стоит благодарности, Кайл. Мы здесь, чтобы помочь друг другу. Надеюсь, и ты меня остановишь, когда я собьюсь…

— Уже. Ты чуть не смешал того парня с грязью. Буквально.

— Точно.

Что еще ответить, не представляю. В тот момент контроль и правда покинул меня. В жестоком убийстве не было необходимости. Но я давил, давил… И продолжал бы давить.

— В общем, если что, послужим и дальше друг другу предохранителем. Давай просто дойдём до конца испытаний, а потом посмотрим, что будет.

Он кивает, и мы шагаем дальше, возвращаясь туда, где нас уже заждались.

Внезапно у самого порога лагеря появляется фигура в черном. Пошатывается, еле стоит на ногах, явно принявшая на душу не хуже Фатиха, опираясь на посох. Без вопросов — фасилитатор. Но… Не похожа ни на одного из них. Вышагивает прямо из ночной темноты — молоденькая, высокая, фигуристая и красивая, с распущенными волосами, торчащими в разные стороны. Её одежда небрежная: длинная юбка, покрытая пятнами, и мешковатая кофта, что болтается на ней, словно случайно взятая с чужого плеча. Останавливается прямо перед нами, смотрит на нас с ленивой, едва заметной улыбкой. Приподнимая брови, хриплым, но бархатно нежным низким голосом, распевшись и откашлявшись, заговорила.

— О, приветики, мои потерянные. Значит, вы те самые, да? Вижу, совсем не знаете, куда вас определили!

— Ты кто?

Девушка усмехается и качает головой.

— О, ну конечно, я забыла представиться. Зовите меня Амрит, если уж так хочется звать. Строго на ты! Я ваш Фасилитатор. Ну, тот самый, которого вы так ждали, мои милашечные.

Глава 29

Чаровница Амрит

Ночь укрывает горы Крыма, дождь тяжело барабанит по шатру, словно пытаясь проникнуть внутрь, где мы ютимся все вместе. Капли отдаются глухим стуком по натянутому брезенту, и этот стук смешивается с шелестом ветра, создавая ритм, который кажется вечным. Внутри шатра тепло и тесно, как в переполненной банке сардин. Наш маленький мир едва держится на этом тонком слое брезента, и мы сидим, прижавшись друг к другу так, что чувствуем не только каждое движение соседа, но и его дыхание, и даже сердцебиение, если прислушаться. В этой тесноте есть нечто успокаивающее, что-то первобытное — как будто все мы стали одним существом, греющим друг друга своим присутствием.

Крис не врала, когда говорила о том, что буквально друг на друге спят тут… Пожалуй, как поутихнет непогода, лучше уйдем ко мне.

Посреди шатра пылает небольшой очаг, установленный на плоских камнях, собранных неподалеку. Огонь трещит, пощелкивает, отбрасывая мягкие блики на наши усталые лица, делая глаза теплыми и живыми. Тепло струится по шатру, но его едва хватает, чтобы согреть наши руки и ноги. Пахнет дымом, сырыми вещами, кожей и ещё чем-то неуловимо домашним — смесью запахов, которая вызывает у кого-то улыбку, у кого-то легкую зевоту. Мы рассредоточены вокруг очага: кто-то сушит ботинки, кто-то переворачивает куртку, чтобы быстрее высушить спину, кто-то просто смотрит в огонь, теряя счёт времени.

Мокрые вещи развешаны на веревках, натянутых под потолком шатра. Они словно хаотичные флаги нашего маленького лагеря, отражающие свет огня. Шум дождя всё еще слышен, как далекое эхо — он то усиливается, то утихает, но мы привыкли, не обращаем на него внимания. Дождь стал фоном, мелодией, под которую движется эта ночь. Капли пробиваются сквозь швы брезента, оставляя холодные следы на наших лицах, но никто не жалуется — ведь важно, что внутри хотя бы есть огонь и компания.

Амрит, наш фасилитатор, сидит на сложенной сумке, словно это трон. Её фигура в полутьме кажется особенно контрастной — расслабленная, открытая, будто ей совершенно неинтересны наши взгляды и оценки. Она словно воплощение хаоса и уверенности в одном лице — улыбается, её глаза блестят в отсветах огня, и в каждом движении чувствуется свобода. Амрит зевает, широко прикрывая рот рукой, а потом оглядывает нас, словно оценивает каждый изъян, каждую мелочь, замечает, кто дрожит, а кто уже дремлет.

— Что глазенки закатываем, не ожидали такого персонажа, да?

Усмехается, и её смех раздается неожиданно громко, резонируя с шумом дождя.

— Ну, мы думали, что фасилитаторы более… серьёзные, — осторожно говорит Майя, не отрывая глаз от Амрит, которая улыбается и фыркает, качает головой с преувеличенным выражением разочарования.

— Серьёзные? О, нет, это явно не про меня. Ну что, объяснить вам, что тут вообще происходит? Варны и вся эта штука, да?

— Объясни для начала, где тебя носило. Мы уж думали, вовсе без пристава останемся.

— Нэл, сладкий мой. Что ж так фамильярно и грубо. «Пристав». Пфф! Обидно, знаете ли!

Амрит поднимает брови, изображая оскорбленное достоинство. Тоже мне, обидел ее, ага — верю, верю…

— Сладкий мой, считайте меня больше своим гидом, что ли. Или наставницей. Как удобнее…

Снова широко зевает, затем быстро хлопает себя по щекам, словно пытается взбодриться.

— Да хоть пнем морским. Где шаталась? У вас вроде все довольно пунктуальные и аккуратные в плане встречи «семян».

— Дотошные и вычурные, я бы сказала. И скучные, если честно. А я? Ну, загуляла немного.

— Целый день — немного?

— Вам-то какая разница, часом раньше или позже, а? Могла вообще не прийти — ничего бы не случилось.

Не, ну это уже прям смешно.

— А «свои» бы по шапке не вставили?

— «Свои»?

Закатила глаза, задумавшись и высунув язык к уголку рта. Белки вместо зрачков в колыхании теней от огня выглядят зловеще.

— Прекрати так глазами делать, жутко!