Шабаш Найтингейл
Шрифт:
Стюард провел их по короткому надземному переходу в одну из башен, где располагалась спальня. И, открыв перед ними дверь, возвестил, что здесь будет спать милорд из Авалона. Когда же Дориан сообщил ему, что ни о каких раздельных спальнях не может идти и речи и что они с его леди будут спать вместе, престарелый слуга впал в состояние изумленного ступора. Однако, вовремя спохватившись, поклонился и удалился, бормоча что-то про новую одежду, которую необходимо достать.
Лучшая комната Найтмер-хауса включала в себя большую кровать с резными деревянными столбиками и бархатным балдахином, роскошные гобелены и ковры, большой камин с двумя обитыми кожей креслами перед ним и небольшой
Деми и Дориан вошли в спальню и не успели толком осмотреться, когда за ними следом юркнули две молодые горничные в черных платьях, белых фартуках и чепцах.
Поклонившись, они прошли мимо – одна открыла ставни на окнах, а другая принялась разводить огонь в камине.
– Желаете чего-нибудь, милорд? Миледи? – спросила первая служанка. Во внешности ее угадывалось что-то лисье – остренький вздернутый нос был усыпан веснушками, а волосы, скрытые под чепцом, наверняка имели рыжий оттенок. – Я принесу вам одежду, как только стюард ее раздобудет. Вы хотели бы прежде совершить омовение?
– Я бы хотела принять ванну, – честно призналась Деметра.
Последние пару суток она не имела возможности это сделать, и скитания по разрушенному городу и дремучим лесам не способствовали поддержанию гигиены. Дискомфорт, ощущаемый на коже под тяжелыми тканями платья, был настолько велик, что слова слетели с ее губ даже раньше, чем Деми успела задуматься о самом существовании ванны в эпоху Тюдоров.
Горничная, впрочем, отлично знала это слово. Но, услышав его, все равно осталась в недоумении.
– Вы чем-то больны, миледи? – спросила она. – Мне стоит послать за лекарем?
– Нет-нет, я в порядке, – растерянно пробормотала Деметра. Она поймала глазами веселый взгляд Дориана и чуть рассерженно – на себя и на парня – добавила: – Знаете, на Авалоне ванны принимали все, а не только больные. Там было так принято.
– В подвале еще хранится ванна, принадлежавшая матери милорда Эмброуза, – сообщила вторая горничная, поднимаясь на ноги. – Мы можем принести ее для вас, миледи, ежели будет угодно.
Дориану хватило такта подождать, пока горничные закончат с розжигом камина и удалятся, закрыв за собой дверь, перед тем как от души рассмеяться.
– Ванна в шестнадцатом веке, – прокомментировал он между приступами смеха. – Даже я знаю, что в это время люди предпочитали растираться спиртом, или розовой водой, или еще чем-то таким же. Они считали простую воду опасной. И не просто так – у них же не существовало фильтров.
– Вот, значит, ты и наколдуешь мне чистую воду, – выпалила Деми, чувствуя, как щеки ее краснеют. – Ну хватит уже, знаток истории! Ты и сам где-то облажался с нашими нарядами, между прочим!
Не переставая смеяться, Дориан повалил Деметру на кровать, скрипнувшую под их весом. После успеха с проникновением в замок настроение у них обоих было отличным.
Горничные все же раздобыли ванну, больше похожую на большое и круглое деревянное корыто, и разместили ее около камина, застелив льняными простынями. Деметра, наконец, получила возможность смыть с себя всю трехдневную грязь.
Правда, чуть позже она снова допустила промашку, когда служанки принесли горячее овсяное печенье и горький эль. Сочетание сладкой выпечки и алкогольного напитка выглядело странным, но просьба заменить
эль молоком, очевидно, стала еще необычней. Молоко, как выяснилось, тоже пили только больные, или дети, или беременные женщины.Выслушав очередные перешептывания на тему того, что «леди в ожидании», Деми выпроводила горничных из спальни и попросила Дориана наколдовать ей кружку кофе, по которому уже скучала.
– Ты же понимаешь, что наколдованный кофе не будет бодрить так, как настоящий? – уточнил Дориан, наблюдая за ее мучениями с кровати. – А настоящий в Англию, видимо, еще не завезли.
– Мне все равно. Хотя бы почувствую его вкус, – жалобно проговорила Деметра.
Смилостивившись, Дориан согласился обменять кружку кофе на половину тарелки печенья, а после они наконец-то смогли хоть немного поспать.
К закату горничные занесли в спальню сундук с одеждой и переодели Деми в платье, более соответствующее эпохе. Оно было темно-синим, тоже из шелка и бархата, но украшенным куда скромнее – пурпурный цвет могли носить лишь члены королевской семьи.
Головной убор тоже сменили подходящим по цвету – горничные называли его френчхудом, «французским капюшоном». Оказалось, что и ходить с непокрытыми волосами замужним дамам запрещалось – это считалось признаком распущенности. Служанки спрятали большую часть шевелюры госпожи под черной шелковой вуалью, прикрепленной к ободку. Допускалось продемонстрировать лишь часть волос от лба до макушки, но и их требовалось уложить и гладко зачесать на прямой пробор.
Уже чувствуя себя настоящей тюдоровской леди, Деметра смиренно согласилась со всеми необходимыми изменениями. Костюм же Дориана поменялся несильно. Разве что только бриджи стали чуть короче, а чулки – более облегающими.
Пожилой стюард вернулся, чтобы сопроводить гостей на ужин.
За то время, пока посланцы из Авалона отдыхали, холл замка заметно преобразился, заполнившись людьми, разговорами и смехом. Весь Найтмер-хаус ожидал вечерней трапезы. Еще спускаясь по лестнице, Деми обратила внимание, что те, кто сидел за двумя длинными столами в зале, являлись скорее служителями замка. Среди них виднелись и стражники, и прислуга, и другие работники, назначение которых было сложно определить на глаз.
Господский стол на возвышении единственный был застелен скатертью, а посуда на нем стояла серебряная. Когда Деметра и Дориан сели по правую руку от барона Гордона Эмброуза, стало понятно, что ждали только их. Слуги торжественно внесли в зал и расставили на скатерти глубокую миску с супом из лука-порея, блюда со спаржей в сливочном масле, жареных цыплят со щавелевым соусом, салат из шпината с кедровыми орешками, тушеную телятину в подливке, белый хлеб и сыры, и даже свежую лесную клубнику со взбитыми сливками.
Длинные столы тоже накрыли для ужина – простые обитатели Найтмер-хауса ели пироги, какую-то мясную похлебку, кашу и ржаной хлеб. Посуда для них была попроще – оловянные блюда и тарелки и глиняные кувшины.
Барон представил гостям свою жену Ноэлин, сидевшую от него по левой стороне, и Деми решила, что та немногим старше ее. Девушка с красивыми светлыми глазами и золотистыми волосами казалась живым воплощением старой картины – она выглядела утонченной и была очень мила.
Поначалу беседа не сложилась, поскольку Деметра не понимала, как надлежало вкушать пищу. Люди в зале ели руками, и это казалось диким. Впрочем, скоро выяснилось, что на деле не все так плохо. Слуги подали им кувшин с розовой водой и чашу, чтобы можно было вымыть руки перед едой, а на тарелках лежали тканевые салфетки, которые следовало повесить на плечо поверх одежды и затем вытирать о них пальцы.