Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

empty-line/>

Пока я жив, скорбеть о тебе буду,

а как умру, останутся читателю мои стихи.

Горе мое не сравнимо ни с чем, и утрата моя непереносима.

Много людей меня окружает,

но помочь мне не может никто.

Вспомнил я стих, гласящий:

Кто испытал горечь утраты, тот сосед тебе.

Но мои соседи — враги, а он сейчас

рядом с Господом —

разница велика.

Горе обрушилось на меня

и согнуло меня своей тяжестью и сломило.

В одну ночь я лишился зрения, все окуталось мраком,

и звезды исчезли.

Я так хотел, чтобы он был счастлив

и надолго меня пережил.

Я желал умереть раньше него, но Господь рассудил иначе.

Я своими руками в могилу его опустил,

почему не он меня хоронил?!

Я глаз с него не спускал, но его не спас,

о, если бы взгляд мог оживлять!

Руки мои бессильны были его удержать,

бессильный не может спасти.

Я лишь страдал, видя страдание в его глазах —

он не мог словами его передать.

Он на постели лежал, я бы на руки его взял, если б мог.

Но малейшее прикосновение причиняло ему муки и боль.

Он тихо стонал и дрожал, как птенец, выпавший из гнезда.

Я даже боялся, что слеза, упавшая на него,

может ранить его.

Я не могу без боли сердечной вспоминать его дрожь,

Тоскую, вспоминая, как он меня обнимал,

и тоска не оставляет меня и во сне.

Вспоминаю, как песней его усыплял,

и как он просил, чтоб я петь продолжал.

Как с ложки его кормил, вспоминаю,

а он ротик свой открывал.

О страшный день, когда вонзила когти смерть

в беззащитное дитя.

И стала жизнь моя смерти подобна.

Я радовался жизни, пока у меня был он,

а теперь жизнь моя горька.

Ни близь, ни даль меня не привлекает,

ни стран разнообразие.

Тоска моя неизбывна, она преследует меня повсюду,

так мне судил Создатель.

Не заливают горе мое слезы, хоть и текут потоком.

Огонь может затушить лишь огонь, а слезы это вода.

О если б покой в душу однажды вернулся,

и принял бы Бог в жертву за сына жизнь старого отца.

Я бы встретил смерть со смирением, как избранный,

Зная, что в этом мое искупление,

сегодня же я не знаю, как жить с этим горем.

И нет у меня других желаний, кроме как умереть.

После этой утраты ничто не привязывает меня к жизни.

Изведавшим подобное горе остается только терпеть

И плакать, как плачу я непрестанно,

Пока не рухнет столп терпения

или не оборвется жизни нить.

Каждый сын умрет однажды,

но пусть раньше сына отец умрет.

Это от горькой обязанности сына хоронить

Его убережет.

Вряд ли тот, кто пережил такую потерю, как я,

и так же страдал,

Станет к долгой жизни стремиться и ее продления желать.

Смерть удел всех живущих,

уравнивает она богатых и бедных.

Ушедшие, кто раньше, кто позже,

все лишаются своих богатств.

Но смерть ребенка худшее горе, она опустошает дом.

Радуется жизни лишь тот, кого миновало это горе,

будь он беден или богат.

Потерять капиталы это как

лишиться волос и стать лысым.

Счастлив лишь тот, чьи дети при нем,

кого миновало горе утраты.

Малое горе можно пережить,

большое остается с тобой

навсегда.

15

ТРАУР

Поскольку ал-Фарйак должен был жить недалеко от этой проклятой деревни, он поселился в Кембридже. Долго они с женой ходили с заплаканными, опухшими глазами и с разбитыми сердцами. Спустя какое-то время глаза их немного просохли, но на сердце по-прежнему лежала тяжесть. Глаза не всегда повинуются сердцу, как говорится, два слабых одолеют одного сильного. И глаза стали раскрываться, глядеть вокруг, видеть свет, различать его оттенки, контуры вещей и людей [...]{346} Затем сердца и глаза помирились, и глаза выражали то, что творилось в сердцах, застывшей в их уголках тенью печали.

Однако человек создан из капли, в которой смешались разные элементы, иногда трудно совместимые. И всю жизнь эта смесь взбалтывается, серьезное перемешивается со смешным и радостное с печальным. Человек то уныл, то весел, то пляшет, то приходит в отчаяние. Сегодня он исполнен надежд, а завтра мрачен. Внешне он человек, но нрав у него, как у демона. Особо отличает его непостоянство по отношению к женщинам. Если он женат на красавице, говорит: Лучше бы я женился на некрасивой, по крайней мере, мои соседи и знакомые не набивались бы мне в соперники. Если женат на некрасивой, говорит: Лучше бы я взял в жены красавицу, тогда бы все меня уважали и завидовали. Если жена белокожая, говорит, что хотел бы смуглую, потому что смуглые легче двигаются и теплее зимой. Если у жены смуглая кожа, утверждает, что белокожие лучше, они прохладнее летом. Имея низенькую и коренастую жену, он вздыхает о высокой и стройной. Потому что стройные меньше едят. Уезжая куда-нибудь от жены, он говорит, что лучше бы уезжала она, и наоборот. Только если она беременна, он не хочет быть на ее месте. О женщинах тоже многое можно порассказать, ведь ее душа — бездонный океан. Короче говоря, сердце человеческое переменчиво и по-разному отзывается на разные обстоятельства, или обстоятельства влияют на него по-разному. Недаром сердце называется по-арабски калб, то есть происходит от корня калаба (вращать). Однако из этого правила есть одно исключение — в любых обстоятельствах, в любое время и в любом месте человек неизменно предпочитает себя всем остальным. Если он грешник, то считает, что перед лицом Всевышнего нет другого такого благочестивца, как он. Низенький толстяк думает, что он краше высокого и худощавого. Скупец воображает, что каждое произнесенное им слово — бесценный дар для его ближнего. Уродливый видит уродства только у других. Глаз человеческий видит то, на что он смотрит, но не видит себя. Также человек подмечает мельчайшие недостатки других, но не замечает своих собственных. Объехав весь мир, он остается в уверенности, что нет лучше его города или деревни. А в деревне нет лучше его дома. А сам он лучший из ее жителей. Из этого следует вывод: он лучший во всем мире. А если он к тому же поэт, или, вернее, рифмоплет, способный лишь превознести до небес скупца или воспеть Хинд либо Да‘д, то, узнав об ученых математиках и архитекторах, изобретающих, к примеру, машины, способные преодолеть за день расстояние в пятьсот миль, он решит, что его стихи нужнее и полезнее их изобретений. Если же он певец или музыкант, а его сосед — искусный врач, излечивающий с Божьей помощью каждый день по пятьдесят больных, он сочтет свою профессию более благотворной и целительной, чем его. Ему и в голову не придет, что человек может жить долгие годы, не слыша ни пения, ни музыки. Когда же человек научится наконец познавать самого себя, различать истину и ложь и не смешивать таящуюся в сердце печаль с праздным любопытством?