Шахнаме. Том 1

[СЕРВ КОЛДУЕТ НАД СЫНОВЬЯМИ ФЕРИДУНА]

По воле владыки Йемена, вино ²⁷²⁰ Для пышного пиршества принесено. Под говор струны не смыкались уста, Пока не сгустилась вокруг темнота. Три юных царевича, кубки подняв, Царю пожелали, чтоб вечно был здрав. Когда ж все поникли, поддавшись вину, И всех потянуло к блаженному сну, Велел государь, замышляя беду, Устроить трем витязям ложе в саду, Под стройным, роняющим цвет миндалем, ²⁷³⁰ Где благоуханный блистал водоем. Задумал деянье жестокое царь, Арабов глава, колдунов государь. Он тихо из сада ушел своего И втайне творить принялся колдовство. Злой ветер и холод он стал нагонять, Чтоб жизнь у царевичей спящих отнять. Долины и горы вокруг будто медь Сковала; не смел даже ворон взлететь. Три сына владыки — грозы колдунов — ²⁷⁴⁰ Вскочили, почуяв, как холод суров. Изедовым светом и силой святой, Отвагою, мудростью и чистотой Сломили они силу темную зла, И стужа, не тронув их, мимо прошла. Лишь мир осветился сияньем лучей, Поспешно пришел властелин-чародей Туда, где уснули царевы сыны, — Взглянуть, как лежат они, ликом черны, Узнать, что сгубил их мороза набег, ²⁷⁵⁰ Что дочери с ним не расстанутся ввек. Такое он зрелище взору сулил, Но рок всемогущий иное судил. Подобные месяцу, трое юнцов Сидели в блистании царских венцов. Серв понял, что проку не даст колдовство, И впредь отступиться решил от него. Йемена глава, покорившись судьбе, Всех знатных на пир созывает к себе, И клады, лежавшие множество лет, ²⁷⁶⁰ Из тьмы тайников извлекает на свет. Трех дев солнцеликих, что юны, стройны [130] , — Дехкан не взрастил бы подобной сосны! — В венцах и с казною, с заботой одной — Чтоб черные кудри ложились волной, — Вручил он увенчанным богатырям: Трех юных пери — трем могучим царям. Подумал владыка, печалью объят: «Не царь Феридун предо мной виноват, Сам грешен я — в мире да сгинет мой след! — ²⁷⁷⁰ Не то сыновей произвел бы на свет! Коль дочери нет, не изведаешь бед; Родившему дочь — в мире счастия нет». Но вслух пред мобедами вымолвил царь: «Луне подобает супруг-государь. Три светоча милых с собой разлучу, Царевичам их по закону вручу: Пусть жен, как зеницы очей, берегут, В сердцах своих дав им навеки приют». И слезы пролив, он приданого кладь ²⁷⁸⁰ На мощных верблюдов велел нагружать. Да, чадо — будь сын или дочь — все равно, Прекрасное, дорого сердцу оно! Страна от сверканья рубинов светла, Блистая, шуршит паланкина пола. И каждый готовый в дорогу шатер, Надиво украшенный, радует взор. По-царски детей снарядил властелин, И с ними простившись, остался один. Ликуя, к пределам родимой страны ²⁷⁹⁰ Помчались царя Феридуна сыны.

130

В оригинале: «подобны райскому саду» (баг-е бехешт).

[ФЕРИДУН ИСПЫТЫВАЕТ СВОИХ СЫНОВЕЙ]

Узнав, что вернулись они, наконец, Горя нетерпеньем, родитель-мудрец Сыновнюю доблесть познать пожелал, Сомненья из сердца изгнать пожелал. В обличьи дракона он встал на пути; Казалось, и льву от него не уйти. Он бурей навстречу сынам полетел, Огонь изрыгнув, зашипел, засвистел. Меж склонов высоких, окутанных мглой, ²⁸⁰⁰ Троих сыновей увидав пред собой, Пыль тучей он поднял и ринулся к ним, Весь мир оглашая шипеньем своим. На старшего бросился лютый дракон, Тот молвил (он разумом был одарен): «Коль мчится чудовище, смертью грозя, С ним бой затевать человеку нельзя». Отпрянул и в бегство пустился юнец. Напал тут на среднего сына отец. Едва на чудовище средний взглянул, ²⁸¹⁰ Схватил он свой лук, тетиву натянул И крикнул: «Коль биться с врагом суждено, Дракон или всадник — не все ли равно!» Тут младший на выручку брат подоспел. Не дрогнув пред чудищем, стоек и смел, Он выхватил острый свой меч из ножон, И грозное слово услышал дракон: «Эй, дерзкий, дорогу нам! Силы не трать, Не тигру со львами в борьбе совладать. Коль имя тебе Феридуна-царя ²⁸²⁰ Известно — ты с нами тягаешься зря. Все трое — владыки того мы сыны, Разим булавою, отваги полны. С пути удались, а не то поражу, Бесчестья венец на тебя водружу!» Их доблесть изведал отец и тотчас В обличье драконовом скрылся из глаз. Вернулся, в родителя вновь обращен, Блюдя венценосцев обряд и закон, Везя на слоне барабан боевой, ²⁸³⁰ С тяжелой рогатой своей булавой, Меж витязей шел он, свой дух веселя, — Владыка, при ком процветала земля. Царевичи, рады отцу своему, Пешком поспешили навстречу ему. При реве слоновьем, при громе литавр, Склонились сыны, пред владыкой представ. Родитель, их за руки взяв, целовал, Все почести должные им воздавал, И после повел сыновей ко дворцу, ²⁸⁴⁰ Воздав горячо благодарность Творцу; И долго его не смолкала хвала Судье неподкупному блага и зла. . . Сынов посадил он по обе руки И молвил: «Увиденному вопреки, Узнайте же ныне, мои сыновья, Что был тем чудовищем яростным — я. В него обратившись и вас испытав, Каков, я проведал, у каждого нрав. Теперь облеку вас красою имен [131] , — ²⁸⁵⁰ Так действовать должно тому, кто умен. Ты, первенец, Сельмом отныне зовись [132] ; Тебе суждено высоко вознестись. Ты пасти дракона избег, невредим, В миг нужный сумел отступить перед ним. Кто в битву кидается с яростным львом, Того не героем — безумцем зовем. Ты, средний, безмерную удаль явил, Гнев пламенный в битве придал тебе сил. Зовись же ты именем Тура, о лев! [133] ²⁸⁶⁰ Свирепых слонов сокрушил бы твой гнев. Отвага уместная красит бойца; Кто сердцем пуглив, не достоин венца. У младшего — доблесть рассудку подстать; Он знает, где медлить и где нападать, Средину избрав меж землей и огнем; Достоинства все сочетаются в нем. Отважен, и юн, и умом наделен, На свете всех больше прославится он. Иреджем его подобает наречь; ²⁸⁷⁰ Великим властителем будет Иредж [134] , — Затем, что в сраженьи сей доблестный лев, И разум являет, и пламенный гнев. Арабских красавиц, похожих лицом На нежных пери, также мы наречем: Пусть Сельма жену величают везде Арзу; имя туровой будь — Азаде [135] . Сехи да зовется Иреджа жена [136] ; Красою Сохейль затмевает она [137] .» И после таблицу небесных светил, ²⁸⁸⁰ Что мудрый знаток-звездочет начертил, Раскрыл повелитель, гадая по ней О жребии славных своих сыновей. Что было назначено Сельму, смотри: Вступивший в созвездье Стрельца Моштери [138] . Что храброму Туру? Царь, глянув едва, Увидел над Солнцем созвездие Льва [139] . Когда ж он о судьбах Иреджа гадал, В созвездии Рака Луну увидал [140] . По знаменьям звездным он видел, что ждут ²⁸⁹⁰ Иреджа годины печалей и смут, Что беды одни у него впереди, — И вырвался горестный вздох из груди. Он понял, что впредь у небесных высот Любви снисходительной сын не найдет. Он чуял: в опасности чистый Иредж, Грозит ему злобного недруга меч.

131

Последующее наречение имен в соответствии с личными качествами каждого из трех сыновей Феридуна восходит, по-видимому, к относительно позднему народному преданию. Эти имена по всей вероятности, явились осмыслением названий стран, полученных при разделе каждым сыном.

132

Сельм — старший сын Феридуна (от Шехрназ). По-видимому, в основе этого имени — арабский корень слм, что означает: безопасность, целость, благополучие. Через пехл. Сарм восходит к авест. Сайрима.

133

Тур — средний сын Феридуна (от Шехрназ). Имя Тур восходит к авест. Тура (thura), что может быть сопоставлено с арабск. thaur, иранским гав — бык.

134

Иредж — младший сын Феридуна (от Эрневаз). Имя Иредж восходит к авест. Аирйава-Аирйу, т. е. к корню слов: Иран, Ариана, арийский — благородный, верный и т. п.

135

Арзу — желание; Азаде — благородная. В оригинале имя жены Тура — Мах-е азадеху («Луна с благородным нравом»).

136

Сехи — стройная.

137

Сохейль — арабское название одной из наиболее ярких звезд — Канопуса.

138

Стрелец — созвездие Зодиака. Данное положение самой счастливой планеты — Моштери — одно из наиболее благоприятных в представлении средневековых астрологов.

139

Положение Солнца в созвездии Льва предвещало судьбу мощного человека.

140

В представлении средневековых астрологов, одно из неблагоприятных положений меланхолической планеты — Луны.

[ФЕРИДУН ДЕЛИТ МИР МЕЖДУ СЫНОВЬЯМИ]

Постигнув сокрытую тайну светил, Мир натрое царь Феридун разделил: Часть — Запад и Рум, часть — Китай и Туран [141] , ²⁹⁰⁰ А третья — Пустыня бойцов и Иран. Сначала на первенца он поглядел, Рум с Западом Сельму назначил в удел [142] . По воле отцовской, Сельм выстроил рать И с нею на Запад пустился скакать. Достигнув столицы, взошел на престол И званье владыки Заката обрел. А храброму Туру седой властелин Туран во владение отдал и Чин [143] . Царь войско для Тура собрать поспешил, ²⁹¹⁰ Тур двинуть в поход эту рать поспешил. Пришел и на царство с той самой поры Себя опоясал и роздал дары. Алмазы к ногам его сыпала знать, Туранским владыкой стал мир его звать [144] . Когда же Иреджа черед наступил, Ему во владенье отец уступил Иран и Страну копьеносных бойцов [145] , Престол и венец миродержных отцов. Он знал, что избранник достоин дворца, ²⁹²⁰ Печати и перстня, меча и венца. Иранским владыкой стал зваться Иредж, Всех знатных и мудрых сумел он привлечь. Так в странах своих воцарились они. Настали счастливые мирные дни.

141

В этом делении Феридуном мира на три части: середина (Иран), запад и восток нашло отражение авестийское деление стран. В результате исторического продвижения основных масс иранцев на запад конкретные представления об этих трех частях-уделах естественно менялись.

142

Скорее всего это территории, примыкающие к Армении и Ираку.

143

В подлиннике: «Еще Туру дал туранскую землю (туран замин), сделав его главой тюрок (торкан) и Китая». Представление о том, что Туран — земля тюрок является позднейшим переосмыслением фактов. В дальнейшем в тексте поэмы чередуются и смешиваются понятия «Туран», «туранская земля» и «земля тюрок».

144

Получается, что Тура стали именовать Тураншахом по названию страны, которая должна была бы, казалось, получить свое имя от... Тура!

145

Удел Иреджа в «Шахнаме» в целом соответствует Аирйане, т. е. «стране ариев» — срединной земле, владыка которой представляется владыкой мира; Страна копьеносцев — по-видимому, курдские земли западного Ирана и Ирака.

[БРАТЬЯ ПРОНИКАЮТСЯ ЗАВИСТЬЮ К ИРЕДЖУ]

Немалое время минуло с тех пор, Таила судьба роковой приговор. Уже Феридун — одряхлевший старик, Поблек его радостный, вешний цветник. Для всех этот час наступает равно: ²⁹³⁰ Стареющей силе слабеть суждено. Окутана тьмой властелина звезда, Его сыновей обуяла вражда. Забота недобрая Сельма гнетет, Нет помыслов прежних и нрав уж не тот. Корыстью и алчностью втайне томим, Ведет он беседы с везиром своим. Не в силах забыть, что отец на престол Не старшего — младшего сына возвел [146] . В душе его злоба, лик полон морщин. ²⁹⁴⁰ Вот брату письмо посылает он в Чин [147] , Поведав о боли, терзающей грудь, — И вестник стремительно двинулся в путь. В послании Сельма такие слова: «Да будет в душе твоей радость жива. Знай, брат мой, носящий Турана венец. Нам враг — позабывший Йездана отец. Он низок душою и сердцем жесток, Хоть с виду, как тополь, я горд и высок. О мудрый, пойми: с незапамятных лет ²⁹⁵⁰ Деянья такого не видывал свет. Три сына, венца мы достойны равно, Но младшему старшими править дано. Годами я старше и, значит, мудрей, Быть мне подобает владыкой царей. А если не я — на верховный престол Ты, средний, пускай бы по праву взошел. С решеньем неправым мириться нет сил. Обоих нас тяжко отец оскорбил. Иран, и Пустыня бойцов, и Йемен — ²⁹⁶⁰ Иреджу, а мне — Рум и Запад взамен! Тебе — отдаленный Китай и Туран, А младший верховным венцом осиян! Подобный раздел я принять не могу. Нет разума, видно, в отцовском мозгу». Гонец поскакал и, в поту и в пыли, Примчался к владыке туранской земли; Что слышал, то все властелину излил, Безмозглого Тура на месть распалил. Послание выслушал Тур. Захмелев ²⁹⁷⁰ Мгновенно от злобы, взъяренный, как лев, Сказал он в ответ: «Возвращайся к царю. Слова передай, что ему говорю: Воистину, в юности нашей отец Нас предал с тобой, справедливый мудрец! Своими руками посеял он сад, Где зреет лишь кровь да губительный яд. Для тайной беседы об этом сейчас Нам свидеться надобно с глазу на глаз, Все мудро обдумать и рать снарядить». ²⁹⁸⁰ И сам он посланца спешит отрядить. Вельможа, что речью искусно владел, Из царства туранского к Сельму в удел Отправился с тайным известьем: «Внемли, О царь прозорливый, о гордость земли! Обиду такую, столь низкий обман Не должно простить, коли разум нам дан. Нельзя в этом деле нам медлить с тобой: Где надобно действовать, вреден покой». С ответом от Сельма вернулся гонец, ²⁹⁹⁰ И с тайны покров соскользнул наконец. Из Рума шел брат, из Китая шел брат, В мед сладостный капнул губительный яд. Увиделись, тайный держали совет И дали открыто единства обет.

146

Младший из братьев, Феридун, был также главой царства. Это явление, когда младший из сыновей наследовал отцовский удел, отразилось в фольклоре разных народов и связано с так называемым миноратом, системой наследования, имевшей место в средневековом крестьянском хозяйстве.

147

В подлиннике непереводимая обычная в позднейшей классической поэме игра слов: Чин — Китай и чин — складка, морщина.

[ПОСЛАНИЕ СЕЛЬМА И ТУРА ФЕРИДУНУ]

Владыки призвали мобеда потом, В речах искушенного, с острым умом; От лишних очистили царский покой И тут же поведали замысел свой. Сельм, первым намеренья злые открыв ³⁰⁰⁰ И стыд пред державным отцом позабыв, Промолвил мобеду: «Скачи день и ночь, Догнать тебя ветру да будет невмочь! Стрелою к царю Феридуну лети, Нигде остановок не делай в пути. Как только примчишься к цареву дворцу, Поклон от сынов передашь ты отцу И скажешь ему: «Пред создателем страх Должны сохранять мы в обоих мирах. Лежит перед юношей к старости путь, ³⁰¹⁰ Седым волосам черноты не вернуть. Кто мешкает долго в сем тесном дому, Становится дом все теснее тому. Йездан даровал тебе щедрой рукой От солнца до праха простор весь мирской. Законом желанье свое ты избрал, Йездана заветы надменно попрал, К обману и кривде душой тяготел, Свершил самовластно неправый раздел. Три сына даны тебе щедрой судьбой ³⁰²⁰ И каждый на деле испытан тобой. Ты в младшем достоинств таких не знавал, Которыми братьев бы он затмевал. Ты первого в глотку дракону метнул, Второго в заоблачный край зашвырнул, А третий с тобою и ночью и днем, И радостный взор ты покоишь на нем. Не ниже имеем мы мать и отца, Не меньше его мы достойны венца. Внемли же, о праведный царь всех царей: ³⁰³⁰ Хвалы не стяжаешь ты правдой своей! Иль сбросит Иредж властелина венец, Покинув захваченный царский дворец; Ему уголок ты укажешь земли, Чтоб так же, как мы, прозябал он вдали: Иль разом Турана и Чина бойцов, И с ними румийских моих удальцов Я в битву стеной копьеносной пошлю, Иран и Иреджа мечом истреблю». Мобед, как услышал недобрый наказ, ³⁰⁴⁰ Склонился и в путь поспешил в тот же час, С такой быстротою вскочил он в седло, Как если бы ветром огонь понесло. Он славного города вскоре достиг; Дворец перед ним величавый возник, Обширен, как степь от хребта до хребта. До туч поднебесных дворца высота. У входа — ряды достославных мужей, Собрание доблестных ратных вождей. Львы, лютые тигры — с одной стороны, ³⁰⁵⁰ С другой стороны — боевые слоны. Громовый раздался воителей крик, Что львиный, сердца устрашающий рык. Казалось, пред ним не дворец — небосвод, И рать великанов его стережет. К царю неусыпные стражи пошли, Ему доложили, склонясь до земли: С вестями примчался к царю во дворец Достойный, почтенного вида гонец. Завесу поднять Феридун приказал, ³⁰⁶⁰ И посланный в тронный направился зал. Едва на владыку взглянул он в упор, Пленились блистательным сердце и взор: Лицо, словно солнце, и стан, как сосна, Над розами щек — камфорой — седина, Улыбчивый рот, полный скромности взгляд, Приветом и ласкою речи звучат. Простерся гонец у владыки в ногах, Пред славным целуя почтительно прах. Владыка подняться послу приказал, ³⁰⁷⁰ Почетное место ему указал. Расспрашивать стал о любезных сынах — Здоровы ль и радостны ль в дальних местах — И после спросил: «Как доехал ты к нам? Устал ли, скача по горам и долам?» Тот молвил: «О царь, чей лучист ореол, Да будет с тобой неразлучен престол! Твой образ у каждого в сердце храним, Все живы мы именем светлым твоим. Ничтожный царя всемогущего раб, ³⁰⁸⁰ Что сам по себе недостоин и слаб, Злым вестником прибыл к державному я — Вина повелителей в том, не моя, — Принес от безумных сынов твоих весть; Решусь ли такое, о царь, произнесть?» И, вняв повеленью, он слово господ Великому нехотя передает.

[ОТВЕТ ФЕРИДУНА СЫНОВЬЯМ]

Сынов недостойных услышав слова, Царь вспыхнул, от гнева сдержавшись едва. «О мудрый! — послу отвечал он тому, — ³⁰⁹⁰ Тебе о прощеньи просить ни к чему. Я сам ожидал этой вести худой, Душой предугадывал встречу с бедой. Скажи от меня тем исчадиям зла, Тем двум ахриманам нечистым: хвала! Вы злую природу явили свою. От вас я иного не ждал, не таю. Коль вами забыт мой отцовский завет, Ужель у самих разумения нет? Ни божьего страха у вас, ни стыда, ³¹⁰⁰ Ни царственной мудрости нет и следа. Как смоль, были волосы эти черны, Был стан кипариса, лик ясный луны. А свод круговратный, кем стан мой согбён, — Все тот же, поныне вращается он. Вы будете согнуты им в свой черед, А сам он продолжит свой круговорот. Клянусь я всевышним пречистым Творцом, Земными дарами, престолом, венцом, Светилом дневным, и Нахид, и луной, ³¹¹⁰ Что думы в душе не таил я дурной. Я, внемля совету благих мудрецов, Седых звездочетов, почтенных жрецов, Земной поделил между вами простор, — Немало уж лет миновало с тех пор! Ведь я к справедливости только одной Стремился в обители этой земной. Лишь страх пред Йезданом носил я в груди И, кроме прямого, не ведал пути. Владыка цветущего мира сего, ³¹²⁰ Сберечь я хотел неделимым его. Я столь же цветущим державный удел Трем чадам бесценным оставить хотел. Строптивостью ныне ваш дух обуян, Неправым путем вас повел Ахриман. Увидим, Создателя воле благой Угоден ли будет поступок такой. Реченье напомню — в нем правда, не ложь: Что сам ты посеял, то сам и пожнешь. Еще мы от мудрых слыхали: в иной ³¹³⁰ Обители счастье найдем, не в земной. Вы алчность — не разум, на трон возвели; Зачем с этим дивом вы дружбу свели? В когтях у дракона такого, увы, С душою, боюсь, не расстались бы вы. Приблизилось время покинуть мне свет, Пылать возмущеньем и гневом не след. Но помню, говаривал старый мудрец, Троих сыновей благородных отец: Коль алчностью сердце твое не полно, ³¹⁴⁰ Что прах, что богатства царей — все равно. Кто брата способен на прах променять — Не сын тот отцу и позорит он мать. Мир видел немало таких же, как вы, Владык — перед ними не гнул головы. В последний свой путь, предреченный судьбой, Груз добрых деяний возьмите с собой! Они вас от гибели вечной спасут, Когда призовет вас Создатель на суд». Слова Феридуна запомнив, гонец ³¹⁵⁰ Склонился пред ним и покинул дворец. С такой быстротой он помчался назад, Как будто стремительный вихрь ему брат.

[БЕСЕДА ФЕРИДУНА С ИРЕДЖЕМ]

Лишь вестник в обратный отправился путь, Владыка решился уста разомкнуть. Бесценного сына к себе он призвал, О бедах, грозящих ему, рассказал И молвил: «Те двое безумных, ярясь, С Заката сегодня идут против нас. Такую природу судьба им дала, ³¹⁶⁰ Что дух веселят им дурные дела. К тому же в таких они правят краях, Где злоба живет, и нечестье, и страх. Дотоле твой брат будет братом тебе, Пока ты угоден всевластной судьбе. Как только поблекнет цветущий твой лик, Твое изголовье покинет он вмиг. Кто встретил покорностью поднятый меч — Себя на погибель решился обречь. Два брата в краях отдаленных земли ³¹⁷⁰ С намерений тайных покров совлекли. Коль жизнь дорога тебе — ты в свой черед Казну открывай, собирайся в поход. За трапезой первым испей свой фиал, Поминок чтоб враг по тебе не справлял. Твоя правота — вот опора тебе, Иной не ищи ты защиты в борьбе». На это Иредж добросердый отцу, Великому духом царю-мудрецу, Промолвил в ответ: «О владыка, взгляни, ³¹⁸⁰ Как в круговороте проносятся дни. Ведь все преходяще, все ветер и прах; К чему изнывать у тщеславья в тисках, Заботами пурпур сгоняя со щек, Душой увядая от тяжких тревог! Вкушаешь блаженство, страдаешь потом И после навек покидаешь сей дом. Прах — ложе, кирпич — изголовье нам всем. Сажать нам подобное древо зачем, Которого корни поила бы кровь, ³¹⁹⁰ Чей плод ядовитый — вражда, не любовь! Как мы, удостоенных царством владеть, Мир видел немало, увидит и впредь. Среди венценосцев минувших годин На распрю и брань не вставал ни один. И если дозволит мне то государь, Я зову добра буду верен, как встарь. Венца и престола не надобно мне; Я к братьям без войска помчусь на коне. Скажу: «О бесценные братья мои! ³²⁰⁰ Люблю вас, придите в объятья мои. Неправый свой гнев на владыку царей Забудьте, вражду потушите скорей. Какой вас надеждою мир покорил? Смотрите, с Джемшидом он что сотворил. Владыку на смерть он обрек под конец. Где царский кушак, и престол, и венец? И вас, и меня, как придет наш черед, Все та же судьба неизбежная ждет...» Чем с ними сражаться, не лучше ль вернуть ³²¹⁰ Разгневанных братьев на праведный путь?» Царь сыну сказал: «О мудрец молодой, Ты нежностью полон, а братья — враждой. Я истину должен бы знать издавна: Нет дивного в том, что сияет луна. Достоин тебя благородный ответ, Дух кроткий твой братней любовью согрет. Но если бесценную голову класть Решается мудрый в драконову пасть — Ему достается губительный яд: ³²²⁰ Таков мирозданья обычай и лад. Коль ты непреклонен в решеньи своем, — Что делать! Готовься покинуть свой дом. Себе провожатых из рати возьми, С надежными в путь отправляйся людьми. Посланье, томимый сердечной тоской, Сынам напишу и пошлю я с тобой, Ко мне да вернешься здоров, невредим; Живет мое сердце тобою одним».

[ИРЕДЖ ОТПРАВЛЯЕТСЯ К БРАТЬЯМ]

Владыка письмо написал сыновьям, ³²³⁰ Заката и Чина венчанным вождям. В начале посланья восславив Творца, Которому нет и не будет конца, Писал он: «Сынам назиданье сие, Двум солнцам высоким посланье сие, Двум львам, двум водителям грозных дружин, Под властью которых и Запад и Чин, — От мужа, что многое зрел на земле, Того, кто сокрытое видел во мгле; Кто бился мечом и разил булавой, ³²⁴⁰ Престол и венец озаряя собой: Кто полночь являл среди ясного дня, Ключи от надежды и страха храня; Чьей мудростью тягостный труд облегчен, Чьим царственным блеском весь мир освещен. Нам больше не нужен державный венец, Ни рать, ни казна, ни престол, ни дворец. Хотим лишь покоя и счастья сынам За труд весь, на долю доставшийся нам.  Ваш брат, что досадой вам сердце зажег, ³²⁵⁰ Хотя никого бы обидеть не мог, Помчался услышать от братьев укор, Насытить их лицами любящий взор; Венцом и державой пожертвовал вам, Как то подобает великим мужам. Покинув престол, на седло он взошел, Смириться пред вами зазорным не счел. Он — младше годами, по крови ваш брат, Он дружбы и ласки достоин стократ. Лелейте его — возлюблю вас вдвойне; ³²⁶⁰ Растил я вас — сердце порадуйте мне. Как несколько дней проведет с вами брат, С почетом его отпустите назад». К письму приложили цареву печать, И время Иреджу пришло выезжать. Лишь нескольких спутников взял он с собой, Из коих был предан владыке любой. Не зная, какой ему прочат удел, Примчался властитель и братьев узрел, Которые с войском навстречу пришли, ³²⁷⁰ Обычай своей соблюдая земли. Светился во взоре Иреджа привет, — И те улыбнулись притворно в ответ. Два злобных царя с кротким братом своим Сошлись, поздоровались нехотя с ним. Те — местью дыша, этот — ясен душой, Отправились к царским шатрам на покой. Взглянув на Иреджа, увидела рать: Пристало такому престол украшать. Сердца взволновались любовью к нему, ³²⁸⁰ Все взоры стремились к нему одному. Звучала везде приглушенная речь, У всех на устах было имя — Иредж. «Такому вот быть властелином подстать, Таких лишь и надо на царство венчать!» И долго про это шептались в рядах; Сельм, это увидев, почувствовал страх. С истерзанным сердцем, с наморщенным лбом Он вскоре в шатре очутился своем, Всех лишних услал и, тревогой томим, ³²⁹⁰ Совет он открыл вместе с братом своим. О многом владыки беседу вели, — О царствах своил, о державах земли. Сельм Туру промолвил такие слова: «От мыслей горит у меня голова. В то время как шли мы с Иреджем назад, Видал ты, с войсками что делалось, брат? Бойцы все шептались, попарно идя, С Иреджа восторженных глаз не сводя. С тех пор как для встречи водили мы рать, ³³⁰⁰ Бойцов и моих и твоих не узнать. И так уж Иредж отравлял мою кровь, К сомненьям сомненья прибавились вновь. Я зорко смотрел: оба войска, поверь, Иного царя не признают теперь. И если его ты с пути не сметешь, С престола высокого вниз упадешь». Окончив совет, разошлись они врозь; Им ночью от помыслов злых не спалось.

[СМЕРТЬ ИРЕДЖА ОТ РУКИ БРАТЬЕВ]

Лишь солнце откинуло ночи покров, ³³¹⁰ От дремы ночной не оставив следов, Те двое, мечтая о деле худом, Готовы проститься навек со стыдом, Вскочили, к иреджевой ставке спешат; Гордыней и злобою каждый объят. С приветом, исполнен любви и добра, Навстречу к ним выбежал брат из шатра. С ним старшие братья вступили в шатер И тут же сердитый затеяли спор. Сказал ему Тур: «Ты ведь младший, почто ж ³³²⁰ Себе ты венец миродержца берешь? Тебе всей державой иранской владеть, А мне в захолустье туранском сидеть? Для старшего брата — Заката страна, А младшему все — и престол, и казна? Когда миродержец уделы делил, — Всю милость на сына меньшого излил!» В молчании выслушал брата Иредж И начал ответную кроткую речь: «О славный, обиды в груди не таи! ³³³⁰ Будь счастлив, свершатся желанья твои. Мне царского больше не нужно венца; Ни войск не ищу, ни казны, ни дворца. Не нужен мне Запад, Иран и Китай, Не стану царить, хоть всю землю мне дай. Воистину горе величью тому, Что в мире вражду порождает и тьму! Будь конь твой оседлан хоть небом самим, Все станет кирпич изголовьем твоим. Иранский престол мне назначен отцом, ³³⁴⁰ Но сыт я престолом и царским венцом. Вручу я вам перстень, вручу вам венец, Лишь гнев изгоните из ваших сердец. Нет в мыслях моих ни вражды, ни войны, И вы не корите меня без вины. Ужель ради власти мне вас омрачить? Готов и в изгнании жизнь я влачить. Мной дружбы обычай вражде предпочтен; Закон человечности — вот мой закон». Тур слушал, но в сердце, исполненном зла, ³³⁵⁰ Ответа разумная речь не нашла. Он, яростный, брату не внял своему, Был мирный призыв не по нраву ему. Вскочил со скамьи золотой сгоряча, И вдруг по шатру заметался, крича, И злобы неистовой не укротив, Тяжелое это сиденье схватив, Он юношу в голову им поразил, А тот о пощаде лишь кротко просил: «Иль нет в тебе страха пред божьим судом? ³³⁶⁰ Отца не стыдишься? Подумай о том. Убийством коль дух запятнаешь ты свой — Увидишь возмездия час роковой. Внемли, коли совести можешь ты внять: Ты вправе ли жизнь у живого отнять? Не тронь и букашки под ношей зерна: Ведь жизнью своей дорожит и она [148] . Тобой да не будет убит человек! Меня не увидишь ты больше вовек. Сыщу уголок в этом мире большом, ³³⁷⁰ Жить буду, свой хлеб добывая трудом. Зачем тебе братскую кровь проливать, Безжалостно сердце отцу разрывать? Ждал трона, добился — так крови не лей; Идти против Божьих заветов не смей». В ответ ему слова не вымолвил брат. Безмерной гордыней и гневом объят, Нагнулся он, выхватил скрытый клинок, И юношу в саван из крови облек. С отравленным лезвием острый кинжал ³³⁸⁰ Он в царскую грудь беспощадно вонзал. И рухнул во прах величавый платан, Истерзан безжалостно царственный стан. Кровь льется на розы пунцовые щек, Иредж, украшенье венца, изнемог. Главу от могучего тела отсек Убийца, и жизнь отлетела навек... О рок, не тобой ли взлелеян Иредж? Почто ж не хотел ты его уберечь? Не знаю, кто втайне тобою любим; ³³⁹⁰ О тех, кого гонишь ты явно, скорбим. И ты, одержимый корыстью, и ты, Опутанный сетью мирской суеты, Запомни, царей неповинных губя: Удел тех насильников ждет и тебя! Ту голову мускусом Тур пропитал, Отцу, разделившему царства, послал, Велев передать ему: «Вот голова, Которой ты дал на корону права. Дари, не дари ему нынче престол, — ³⁴⁰⁰ Повержен державного дерева ствол!» Оставили оба злодея тот край; Сельм двинулся в Рум, Тур помчался в Китай.

148

Знаменитый, ставший поговоркой бейт. Дословный перевод: «Не наноси вреда муравью, что тащит зернышко, ведь он живет, а сладостная жизнь приятна».

[ФЕРИДУН УЗНАЕТ ОБ УБИЙСТВЕ ИРЕДЖА]

С дороги очей не спускает отец, Заждались властителя рать и венец. Истек уже срок, а родитель седой Не знает, какой он постигнут бедой. Державный престол бирюзой заблистал, В венце и алмаз заискрился, и лал. Для встречи царя все готово давно: ³⁴¹⁰ Певцы сладкогласные, руд и вино [149] . Литавры везут на слонах; целый край Украсился, словно сияющий рай. Рядами бойцы с Феридуном пришли. Вдруг черная пыль заклубилась вдали. Из пыли скакун утомленный возник, И вестника скорбный послышался крик. Ларец обнимая дрожащей рукой, Стенал он, и слезы струились рекой. В ларце, под покровом тончайшей тафты, ³⁴²⁰ Царя молодого скрывались черты. С рыданьями громкими, желт как мертвец, Предстал пред царем Феридуном гонец. Владыка ларец распахнуть поспешил, Поверить известию не было сил. Покров он откинул... Как будто жива, Иреджа покоилась там голова. Пал наземь с коня Феридун; стала рать Одежды в тоске на себе раздирать. Уста запеклись, опалила их боль. ³⁴³⁰ На то ли надеялись, ждали того ль? Вот так венценосца встречать довелось, С сердцами, пронзенными горем насквозь. Изорвано знамя, литавры молчат, И лица от горести — словно агат. От индиго конские гривы темны, Все в трауре: стяги, кимвалы, слоны. Бойцы за вождем вышли пешие в путь; Ногтями терзая и плечи и грудь, В отчаяньи пеплом осыпав себя, ³⁴⁴⁰ Рыдают, о доблестном муже скорбя. На ласку судьбы не надейся ты, друг, Не жди, чтоб прямым стал изогнутый лук. Таков он, над нами кружащийся свод, — Наш рок: улыбнется, а после убьет. Когда с ним враждуешь, он ласков с тобой, А другом сочтешь — повернется спиной. От сердца я дам тебе верный совет: Не должно любить этот суетный свет. Стеня и рыдая, в тот горестный час ³⁴⁵⁰ Направились витязи в сад, где не раз Под сенью деревьев с веселой толпой В дни празднеств Иредж пировал молодой. Владыка, чьи очи померкли от слез, В объятьях сыновнюю голову нес. Взглянул он сквозь слезы на царственный трон: О как, опустевший, был сумрачен он! Все мрачно: бассейн, и ковер муравы, И тополь, и листья цветущей айвы... В печали посыпали прахом престол, ³⁴⁶⁰ И вопль удрученных до неба дошел. Отец убивался и волосы рвал, И лик свой терзал он и горько рыдал. Кровавым жгутом опоясался, сжег Высокий, исполненный света чертог, Срубил кипарисы, цветник разорил, Для радости очи сурово закрыл. И голову сына прижал он к груди, К Создателю мира воззвав: «Снизойди К молитве моей, о благой Судия! ³⁴⁷⁰ Молю за невинно убитого я. Вот здесь предо мной голова его; сам Он брошен врагом на съедение львам. Злодеев двоих покарай, чтоб одни Впредь видеть на свете им черные дни, Чтоб сердцем гореть был их вечный удел, Чтоб их даже хищник лесной пожалел! Молю об одном всеблагого Творца — В живых да оставит седого отца, Пока, опоясан, не выйдет на бой ³⁴⁸⁰ Из рода иреджева мститель-герой. Мой сын палачами убит без вины. Да будут их головы с плеч снесены! Когда же свершится возмездье мое, Сырая земля мне отмерит жилье». Так долго из глаз проливал он дожди, Что травы взрасли у него на груди. Стал камень подушкой, а ложем стал прах, Ослеп он, свет ясный затмился в очах. Для всех он закрыл свой высокий дворец ³⁴⁹⁰ И так говорил: «О мой юный храбрец! Какой на земле венценосец другой Настигнут был гибелью страшной такой? Ты дивом погублен, и в львиную пасть Судил тебе рок, не в могилу попасть!» И плач из груди его рвался и стон Такой, что и звери забыли про сон. Мужчины и женщины, скорби полны, Повсюду, от края до края страны, Рыдали над участью горькой царя, ³⁵⁰⁰ Печалью терзаясь и гневом горя. Чреда потянулась безрадостных дней, И смертью казалась та жизнь для людей...

149

Руд — струнный музыкальный инструмент, типа лютни.

[О РОЖДЕНИИ ДОЧЕРИ ИРЕДЖА]

Так минуло несколько горестных лун. В иреджев гарем заглянул Феридун; Увидел, пройдя за покоем покой, Всех жен луноликих одну за другой. Приметил одну, чей прелестен был вид, А звали прекрасную — Махаферид [150] . Иреджа любовь к ней безмерна была. ³⁵¹⁰ По счастью, жена от него понесла. Как только об этом узнать довелось Владыке, — в нем сердце от счастья зажглось. Красавицу видя, утешился он В надежде, что сын будет внуком отмщен. Срок вышел, и весть к Феридуну летит, Что дочь народилась у Махаферид. Близка была цель, отдалил ее рок... Царь милую внучку лелеял, берег. Растила ее вся родная страна; ³⁵²⁰ Росла благородной и чистой она. Прекрасна, подобно тюльпану, — с отцом Была она схожа душой и лицом. Но вот и для брака пора подошла. Глаза ее — звезды, и кудри — смола, И вся будто вешний пленительный цвет... Пешенга в супруги назначил ей дед. Пешенг Феридуну племянник был; род [151] Он вел от великих царей-воевод. Потомком Джемшида был славный юнец, ³⁵³⁰ Ему подобали престол и венец. Царь внучку супругой Пешенга нарек, И дальше за месяцем месяц потек.

150

Махаферид (Махафрид) — имя наложницы (или жены) Иреджа. Слово этимологически восходит к авест. мах (луна) и африта (благословенная). В современном языке, скорее, воспринимается как «созданная луной». Некоторые источники делают Махаферид дочерью Тура, а иногда даже Иреджа.

151

Пешенг — в «Шахнаме» племянник еридуна, сын его брата Пормайе. В пехлевийских источниках Пешенг иногда отождествляется с Иреджем, как отцом Менучехра.