Шахнаме. Том 1

[ВИСЕ НАХОДИТ УБИТЫМ СВОЕГО СЫНА]

Висе, управлявший туранской ордой, Повел меченосцев, пылавших враждой. Еще не успев до Карена дойти, Он павшего сына увидел в пути. Кимвалы во прахе, стяг ратный поник, ⁹⁴¹⁰ Кровь саваном скрыла и тело и лик. И рядом — немало лежит удальцов, Прославленных в мире туранских бойцов. Взглянув, ужаснулся Висе; от тоски В нем сердце как будто рвалось на куски. Горючие слезы он пролил из глаз И вслед за Кареном помчался тотчас, Как бурный поток все круша пред собой. Весь мир огласился тревожной молвой. Лишь витязь Карен о Висе узнает, ⁹⁴²⁰ Что тот победителем мчится вперед. Часть всадников шлет он к Нимрузу, а сам Несется с дружиной навстречу врагам. От Парса идя, на просторе степном Он видит: пыль слева взметнулась столбом. Стяг черный сквозь пыльные встал облака [289] , Идут с воеводой туранским войска. Бойцы на простор выезжают степной, И строится рать против рати стеной. Висе закричал тут Карену-бойцу: ⁹⁴³⁰ «Конец вашей славе, престолу, венцу! От града Каннудж до кабульской земли, От дальней Газны до забульской земли, На каждом дворце величавый наш трон Как символ всевластия изображен. Владыка твой схвачен могучей рукой — Где сыщешь ты ныне приют и покой?» Ответ был: «Карен я, неведом мне страх, Ковер мой не тонет и в бурных струях. Сюда не бежал я, боязнью гоним — ⁹⁴⁴⁰ Сражаться примчался я с сыном твоим. Поверг его, мщением дух утолил, Для мщения нового дух распалил. Сегодня и ты в богатырском бою Узнаешь могучую хватку мою». Хлестнули коней; завыванье трубы Бойцам возвестило начало борьбы. Пыль справа и слева столбом взметена, Затмился и воздух и в небе луна. Схватились воители, разгорячась, ⁹⁴⁵⁰ Рекою багровою кровь пролилась. Висе, ратоборцем Кареном тесним, В сраженьи не смог устоять перед ним. Немало бойцов потеряла орда; Висе пораженье судила звезда. Рядов неприятельских видя разгром, Карен не помчался вослед за врагом. Горюя по сыну, кляня свой удел, К вождю Афрасьябу Висе полетел.

289

В тексте дерафш-е сиах (знамя Турана). Позднее черное знамя окажется исторической эмблемой Аббасидов.

[НАБЕГ ШЕМАСАСА И ХЕЗЕРВАНА НА ЗАБУЛИСТАН]

Меж тем, две дружины, покинув Арман, ⁹⁴⁶⁰ В поход выходили на Забулистан. Помчались бойцы Шемасаса-вождя, От брега Джейхуна к Систану идя. Повел Хезерван тридцать тысяч бойцов, Из рати туранской мужей-храбрецов. Скакали к Хирменду и днем и в ночи [290] , Победно неся булавы и мечи. Дестан свои дни в Гурабе проводил [291] — Он в скорби гробницу отцу возводил. Меж тем управлял той страною большой ⁹⁴⁷⁰ Мехраб, прозорливый и чистый душой. Проворному тотчас велел он гонцу Отправиться в стан к Шемасасу-бойцу. Примчался посланец и, спешась едва, Сказал от Мехраба привета слова: «Венчанный водитель туранских полков Да славится в мире во веки веков! Я род от Зохака-араба веду; Не радость мне царство сулило — беду. Пришлось породниться, чтоб смерть отвести; ⁹⁴⁸⁰ Иного, увы, не видал я пути. Владыкой теперь во дворце я воссел, Под властью моею забульский удел С тех пор, как Дестан, потерявший отца, Возводит гробницу для Сама-бойца. Дестана печаль для меня — торжество, Мне больше б вовеки не видеть его! О доблестный, если бы дал ты мне срок, Я весть Афрасьябу отправить бы мог, — Посланца, чей конь быстроног и ретив, ⁹⁴⁹⁰ Письмом и словесным наказом снабдив. Поймет повелитель; я сдаться готов, И тратить здесь много не надобно слов. Богатую вышлю я дань, и щедры, Достойны властителя будут дары. И если меня призовет он потом, Склонюсь у престола покорным рабом. Владенья свои уступлю я царю, Его лицезреньем свой дух озарю. Почтен будешь мною и ты в свой черед, ⁹⁵⁰⁰ Богатым дарам потеряешь ты счет». Так сердце врага покорил он совсем, Но втайне гонца отрядил, между тем, К Дестану, и вот что гонцу говорил: «Стань птицей, в пути не жалеющей крыл! Что видел, Дестану поведать лети: Пусть мчится, и лба не почешет в пути [292] . На нас два туранца войной, мол, идут И ратников, тиграм подобных, ведут. Пришли, у Хирменда раскинули стан. ⁹⁵¹⁰ Завлек я вождей в золоченный капкан. Но если задержится Заль хоть на миг — Увидим, что недруг наш цели достиг». Посланец, помчался, к Дестану спеша, Тот весть услыхал, и зажглась в нем душа.

290

Хирменд — река Хильменд (фонетический вариант).

291

Гурабе — могилы предков Ростема.

292

На наш взгляд, настоящее выражение, возможно, свидетельствует не о быстроте движения, а об отсутствии колебаний перед отправлением в путь.

[ПРИБЫТИЕ ЗАЛЯ НА ПОМОЩЬ МЕХРАБУ]

С дружиной своею к Мехрабу на зов Скакал день и ночь предводитель бойцов. Примчавшись и видя, что мудрый Мехраб Хранит ему верность, в борьбе не ослаб, Подумал он: «Вражий не страшен мне стан; ⁹⁵²⁰ Горсть праха в сравненьи со мной Хезерван». И молвил: «О, муж с прозорливым умом! Ты действовал мудро и прав ты во всем. Теперь, чтоб увидели хватку мою, Я кровь среди ночи в их стане пролью. Враги да узнают заране: я здесь! Исполненный гнева, для брани, я здесь!» И поднял он тут исполинский свой лук, И выбрал стрелу толщиною, что сук. Вглядевшись и вражьи шатры различив, ⁹⁵³⁰ Умелой рукой самострел зарядив, Три метких стрелы он послал, изловчась. И стан охватила тревога тотчас. Вот утро ночную рассеяло мглу. Любой, кто упавшую видел стрелу, Дрожа, восклицал: «Это Заля стрела, Ничья бы другая такой не была». Сказал Шемасас: «Хезерван удалой! Напрасно ты сразу не ринулся в бой; Давно б уничтожил Мехраба и рать, ⁹⁵⁴⁰ И Заль не осмелился б нам угрожать». «Он только один, — отвечал Хезерван, — К тому ж не из стали он, не Ахриман. Бой с Залем — забота теперь не твоя; Сумею, поверь, с ним расправиться я». Вот жаркое солнце минуло зенит, Грохочут литавры и бубен звенит. А в городе — труб оглушительный рев И гонгов индийских воинственный зов. Заль, доблестный витязь, доспехи надел, ⁹⁵⁵⁰ Как вихрь, на коня боевого взлетел, И каждый воитель уселся в седло, Исполнившись гневом, нахмурив чело. Заль вывел бойцов и слонов на простор, Средь поля раскинул державный шатер. Шли полчища, цепь надвигалась на цепь, И черной горе уподобилась степь. Примчался с копьем и щитом Хезерван; И Заля воинственный тот великан С размаха ударил тяжелым копьем, ⁹⁵⁶⁰ Рассекши стальную кольчугу на нем. Но Заль невредимым успел ускакать; В сраженье вступила кабульская рать. А Заль, между тем, крепкий панцирь надев, Вновь ринулся в битву, как яростный лев, Охвачен досадою, гневом, тоской. Отцовскую палицу стиснув рукой. И вновь Хезерван, разъярен и суров, Взревел, словно лев, перед цепью бойцов. Пыль бранную поднял могучий Дестан, ⁹⁵⁷⁰ И вихрем навстречу летит Хезерван. Мгновенно врага богатырь удалой Рогатой своей поразил булавой. Кровь льется, сбит недруг ударом одним, Стал прах — что пятнистая шкура под ним. Повергнул, оставил и ринулся прочь, Навстречу врагам полетел во всю мочь. На бой Шемасаса он звал на сей раз, Но тот не примчался, в нем кровь не зажглась. В пыли показался воитель Гольбад, ⁹⁵⁸⁰ Сжимавший в руке закаленный булат. Но палицу Заля увидев и меч, Он скрыться хотел и себя уберечь. Мгновенно Дестан тетиву натянул, Стрелу исполинскую быстро метнул, И в пояс Гольбаду попала стрела, В ту цепь, что кольчуге застежкой была. Тот замер, стрелой пригвожденный к луке, Бойцы на Гольбада глядели в тоске, Невольно за жизнь устрашившись свою, ⁹⁵⁹⁰ Ведь пали два витязя кряду в бою! Бежал Шемасас и бойцы вместе с ним, Отарой, гонимой дождем проливным. Им вслед меченосцы забульской земли Несутся с владыкой кабульской земли. Усеяны множеством трупов поля, Сказал бы, тесна стала войску земля. Бросая оружье, порвав кушаки, К владыке Турана бежали полки. Когда до пустыни дошел Шемасас, ⁹⁶⁰⁰ Карен, сын Каве, издалека примчась, Обретший уже над Висе торжество, В сраженьи повергнувший сына его, Орду Шемасаса увидел в пути, Спешившую в страхе от смерти уйти. Едва на врагов полководец взглянул, Узнал, что пришлось им покинуть Забул, — Трубить приказал он, отрезав им путь. Столкнулись два воинства грудью о грудь. Воскликнул Карен: «О мужи-удальцы, ⁹⁶¹⁰ Могучие, чистые сердцем бойцы! За копья возьмитесь вы, духом крепки, И недруг погибнет от вашей руки». В бой ринулись воины, яры, грозны, Взревев, словно впавшие в буйство слоны. И на поле копья взросли, как тростник, Скрывая и солнце и месяца лик. Погибло все войско туранское сплошь, Дороги меж грудами тел не найдешь. На месте той рати чернел на полях ⁹⁶²⁰ До самого солнца вздымавшийся прах. Но в бегство с отрядом бойцов обратясь, Остался в живых богатырь Шемасас.

[ГИБЕЛЬ НОВЗЕРА ОТ РУКИ АФРАСИАБА]

Дошло до владыки туранской земли, Что в битве кровавой вожди полегли. Печалью и гневом душа в нем зажглась, Кровь сердца рекой заструилась из глаз. Сказал он: «Новзера держу еще я В темнице, мои же убиты друзья! Нет, кровь его ныне я должен пролить, ⁹⁶³⁰ Я новую должен вражду распалить. Новзера ведите! — вскричал он, — за все Обиды отмстить ему хочет Висе». Идти за царем он велел палачу: Сейчас, мол, сражаться его научу! Узнав о приказе владыки страны, Царь понял: мгновенья его сочтены. Шумя и крича, повалила орда, К Новзеру-царю ворвалась без стыда; Связав ему руки, схватили его, ⁹⁶⁴⁰ К чудовищу в пасть потащили его, Босым, с головой непокрытой вели, Глумясь над плененным владыкой земли. Когда привели к Афрасьябу царя — Туранец, досадой и гневом горя, Сурово бросая укоры ему, Напомнил про древние споры ему. О Сельме и Туре он в злобе твердит, Про совесть забыв и утративши стыд. Воскликнул: «Достоин ты худшей из кар!» ⁹⁶⁵⁰ Схватился за меч, беспощаден и яр, Царя обезглавил ударом одним, И наземь поверг, дикой злобой палим. Пал отпрыск царей, помрачился Иран, Венца и престола лишился Иран. О мудрый, не будь у стяжанья в плену, С очей своих алчности сбрось пелену! Венцом и престолом не мало других Владели, как ты, — и утратили их. Пускай преуспел ты, достиг высоты, ⁹⁶⁶⁰ Добился свершенья заветной мечты — От черного праха чего тебе ждать? Ведь прахом, несчастный, ты станешь опять. Тут пленников прочих ввели, волоча. О жизни молили царя-палача Они на глазах Агриреса, и в нем От жалости вспыхнуло сердце огнем. Просил он за них, к Афрасьябу войдя, Во гневе сказал, укоряя вождя: «Врага убивают в бою, на коне, ⁹⁶⁷⁰ Когда он в кольчуге и крепкой броне. А пленных казнить недостойно, о том Подумай: не стал бы нам спуском подъем! Не рви опрометчиво жизней их нить, В оковах решись их со мной отпустить. В глубокой пещере я их заточу, Недремлющим стражам надзор поручу. Пускай в заточенье угаснут, стеня. Лить кровь их не должно, послушай меня». Вняв пылу тех гневных и горестных слов, ⁹⁶⁸⁰ Помиловал вождь заточенных бойцов; Велел их в Сари под охраной вести, Тяжелые цепи надев для пути. И войску он в путь выходить повелел, Конями он степь наводнить повелел. Коней загоняя, летя все быстрей, Примчались усталые всадники в Рей. Венцом победитель чело озарил [293] И дверь для раздачи динаров открыл; Воссел властелином в иранской стране, ⁹⁶⁹⁰ А помыслы все — о вражде, о войне [294] .

293

Здесь речь идет о фактическом воцарении Афрасиаба, завладевшего регалиями иранских царей — носителей фарра.

294

Подобная устремленность резко и принципиально отличает захватчика Афрасиаба от избранников — «законных» владык Ирана. Последние, всегда «преисполнены благих намерений», если даже и уклоняются позднее от прямого пути.

[ЗАЛЬ УЗНАЕТ О СМЕРТИ НОВЗЕРА]

Пришлось Гостехему и Тусу узнать: Померкла владыки царей благодать. Несчастье нагрянуло — вражеский меч Срубил венценосную голову с плеч. Встал вопль над Ираном, рыдает народ, Кто лик свой терзает, кто волосы рвет, Кто в горе укоры бросает судьбе, Кто прахом главу посыпает себе. Знатнейшие люди, в Забул устремясь, ⁹⁷⁰⁰ О шахе вздыхая, по шаху томясь, В одеждах изорванных, в пепле, в пыли, Рыдая, взывая, к Дестану пришли. «О воин, о царь, о Новзер, о храбрец, Судья, богатырь, венценосец, мудрец! Защита Ирана, опора мужей, Земли повелитель, владыка вождей! Увы, увенчал твою голову прах, Земля упилась твоей кровью, о шах! Растенья в краю, где она пролилась, ⁹⁷¹⁰ Поникли, дневного светила стыдясь. О мщенье взывайте, Ирана сыны! Оденемся в траур, печали полны. Пал внук Феридуна... Давно ли страна Лобзала копыта его скакуна! А ныне главу венценосцу снесли, Убили воителей нашей земли. Сплотимся, мечи, как один, обнажим, Сразимся и злобных врагов сокрушим. Пусть каждый наденет броню и шелом! ⁹⁷²⁰ Старинную ненависть вновь разожжем. Вот землю кровавым дождем обдает, Рыдая над нашей бедой, небосвод. Рыдайте и вы, кровью плачьте, скорбя, Нарядные ткани сорвите с себя! Пусть жарче вскипают, убийцам на страх, В сердцах возмущенье и слезы в очах». Рыдания, вопли вокруг поднялись, Пожарищем горя сердца занялись. Одежды Заль-Зер на себе изорвал, ⁹⁷³⁰ Сев наземь, рыдал он, о мщенье взывал. Поклялся воитель: «До судного дня Ножон не увидит клинок у меня. Мне будет престолом скакун боевой, Чинарой — копье над моей головой, Подставкой для ног будет стремя, венцом — Мне будет мой черный походный шелом. Для мщенья забуду я сон и покой, И слез моих струи поспорят с рекой. Душа миродержца Новзера, ясна, ⁹⁷⁴⁰ Да блещет меж славных во все времена! В предвечном Творце обретете оплот, Сердцам утешение вера пошлет. На свет породили для гибели нас, И встретить готовы мы смертный свой час». Решились на мщение богатыри, И пленники вскоре узнали в Сари, Что к битвам Иран возмущенный готов, Что множество там разослали гонцов, И рати несметные грозно сошлись, ⁹⁷⁵⁰ И тучею пыль поднимается ввысь. Затмились измученных узников дни. Страшась Афрасьябова мщенья, они Вождю Агриресу отправили весть: «О муж, воплощающий мудрость и честь! Твои мы покорные слуги, ведь нас Ты словом горячим от гибели спас. Известно тебе, что в Забуле Дестан, Мехраб, с ним кабульских воителей стан, Борзин и Карен — победитель в боях, ⁹⁷⁶⁰ Хоррад и Гошвад, наводящие страх [295] . Столь мощные витязи с храброй душой Иран не оставят под властью чужой. Коней боевых они двинут сюда, Ряды копьеносные хлынут сюда. Едва к Афрасьябу те вести дойдут, В нем злоба вскипит; беспощаден и лют, Немало безвинных голов он в сердцах Во имя господства повергнет во прах. Вели, Агрирес, о венец мудрецов, ⁹⁷⁷⁰ Нас втайне избавить от тяжких оков. Мы все по земле разбредемся, и свет Узнает, как нас ты избавил от бед. Средь знатных тебя мы прославим, любя. Мы станем Йездана молить за тебя». Известие шлет Агрирес им в ответ: «Идти мне на дело такое не след. Моя б очевидною стала вражда, И бесов слуга разъярился б тогда [296] . Уловку другую найду, чтобы брат ⁹⁷⁸⁰ Отмщения жаждою не был объят. Коль выступит Заль сильнорукий в поход И войско сражаться со мной приведет, К нему отпущу вас, Ирана мужей. Едва он достигнет моих рубежей, Без боя Амол я оставлю тотчас И честь на позор я сменю ради вас». Воспрянув душою при этих словах, Мужи благодарственно пали во прах, Хвалу воздавали ему без конца... ⁹⁷⁹⁰ Затем из Сари отрядили гонца, И тот поспешил сыну Сама отвезть От витязей славных отрадную весть: «Нам милость явил всемогущий Творец: Нам друг Агрирес, справедливый мудрец. Надежный союз заключили мы с ним, В согласии так порешили мы с ним: Лишь Заль — даже с малою горстью бойцов — Придет из Ирана, сражаться готов — Тот муж благородный с дружиной своей ⁹⁸⁰⁰ Покинет Амол и направится в Рей. Из пасти дракона мы этим путем Не мало безвинных, быть может, спасем». Домчался до Забулистана гонец, Известье привез для Дестана гонец. Вельмож и воителей тотчас призвав, О вести полученной им рассказав, Вождь рати промолвил: «Эй, други-бойцы, Могучие барсы, вожди-удальцы! Кто воин средь вас, презирающий страх, ⁹⁸¹⁰ Муж доблестный, муж закаленный в боях? Кто подвигом хочет снискать себе честь И бранную славу до солнца вознесть?» Откликнулся тотчас воитель Гошвад: «За правое дело сразиться я рад». Дестан ему сердце хвалою согрел: «Да будет навеки твой счастлив удел!» И храбрый Гошвад из Забула в Амол Воителей, рвущихся в битву, повел. Их друг Агрирес, убедившись едва, ⁹⁸²⁰ Что ими свершен переход или два, Трубить отступленье велел до зари, А пленных иранцев оставил в Сари. И вскоре Гошвад их темницы достиг, И тяжкие цепи рассыпались вмиг. Всем дали коней и под радостный гул Помчались мужи из Амола в Забул. Узнав, что с удачей вернулся Гошвад, Сын Сама Дестан несказанно был рад; Дал вестнику платье с плеча своего, ⁹⁸³⁰ Дал золота бедным, вкусив торжество. Примчались воители в Забулистан, И, как подобало, их встретил Дестан. Рыдал он, обняв изнывавших в цепях, Столь долго страдавших у тигра в когтях. Новзера кончину оплакивал он, Прах сыпал на голову, скорбью пронзен. С почетом в столице он всех водворил И каждому светлый чертог подарил, И стали опять, как в новзеровы дни, ⁹⁸⁴⁰ Уделами княжьими править они. Дарами осыпана славная рать, Чтоб впредь ей нужды и лишений не знать

295

Борзин — здесь сын Гершаспа, потомка Джемшида. Его имя мы встретим и дальше в царствования Кей-Кобада и Кей-Кавуса, но имя Борзин носили и другие персонажи сасанидской части «Шахнаме». Хоррад — иранский витязь: это имя будет еще раз отмечено при кеянидах.

296

Это несколько неожиданно звучит в устах туранца Агриреса. Дело, конечно, в том, что Агрирес, наделенный чертами благородства и гуманности и как бы «иранец душой» (как и некоторые другие туранцы в «Шахнаме»), противопоставлен активно воплощающему зло туранцу же Афрасиабу.

[СМЕРТЬ АГРИРЕСА ОТ РУКИ БРАТА]

Вот в Рей Агрирес из Амола пришел. Узнал повелитель, что сдал он Амол, И в гневе: «Ты что учинил! — вопиет, — С отравой смешал ты живительный мед! Тебе приказал я — нечистых убей! Не время сегодня для умных речей. Бойцу ни к чему рассужденья; в бою ⁹⁸⁵⁰ Он ищет победу и славу свою. Идущему в битву не мудрость нужна, От века с войной не совместна она». Сказал Агрирес Афрасьябу в ответ: «Ужели стыда в тебе, совести нет? Побойся Йездана, не делай ты зла [297] , Хоть злые свершать в твоей власти дела. Престол еще многих подобных тебе Увидит — ведь нет постоянства в судьбе». Слова мудреца Афрасьяб услыхал, ⁹⁸⁶⁰ Но в сердце ответа на них не сыскал. Со злобою спорила мудрость... Беда, Что светлая мудрость жестоким чужда! Владыка, взъярившись, как бешеный слон, Меч, вместо ответа, извлек из ножон И надвое брата булатом рассек. Безвинный, чистейший погиб человек! Когда Агриреса постигшее зло До Заля, рожденного Самом, дошло, Тот молвил: «Уж скоро затмится звезда ⁹⁸⁷⁰ Злодея, и рухнет престол навсегда». Литаврам и трубам велел собирать Фазаньему глазу подобную рать И с яростью в сердце, к отмщенью стремясь, Направился к Парсу прославленный князь. От моря до моря воители шли, И солнце и месяц терялись в пыли. Как только узнал Афрасьяб-великан, Что движется к Парсу отважный Дестан, Рать вывел он в Хар, что близ города Рей, ⁹⁸⁸⁰ Готовя к сраженьям бойцов и коней. И днем и ночами шли стычки постов. Весь мир словно тусклый окутал покров. Дружины несли за уроном урон, Отважные гибли с обеих сторон. Прошло две недели — усталость, тоска Объяли уже и вождей и войска.

297

Здесь Агрирес уже предстает в ореоле служителя Йездана, на что ему дает право способность различения добра и зла.

ЗОВ, СЫН ТЕХМАСПА [298] [Царствование длилось пять лет ]

Вечерней порою Дестан как-то раз Вел долго об Афрасиабе рассказ, Вел речь о соратниках смелых своих, ⁹⁸⁹⁰ И вымолвил так при друзьях боевых: «Престола не всякий достоин герой И даже ведомый счастливой звездой. Нам нужен из рода властителей царь, Что помнит деянья, свершенные встарь. Ведь войско державы — что судно в волнах; Ветрило и ветер ему — падишах. Хоть Тус с Гостехемом и родом знатны, И войска не мало у них, и казны, Но ежели витязь умом не силен, ⁹⁹⁰⁰ Владеть не достоин державою он [299] . В цари не годится из них ни один. Нам нужен с великой душой властелин, Святой благодатью отмеченный шах, У коего разум блистал бы в речах». В роду Феридуна, благого царя, Искали владыку, усердьем горя, И Зов, сын Техмаспа, избранником стал [300] , Муж славный, чей ум, словно светоч, сиял. Карен и мобеды, мужи-мудрецы, ⁹⁹¹⁰ И с ними воинственные удальцы Промолвили, к Зову придя на поклон: «Венец Феридуна тобой обновлен. Дестан-предводитель и рать вместе с ним Признали тебя властелином своим». День радости благословенный пришел, Зов, муж благородный, воссел на престол. Сошлись отовсюду вельможи, царя Хвалой и алмазами щедро даря. Зов принял и славного Заля поклон. ⁹⁹²⁰ В стране пятилетие царствовал он, Добром, правосудием край возродив. Он стар был годами, умен, справедлив, Удерживал рать от неправедных дел, Затем что Йездан его сердцем владел. В темницу людей он бросать не давал, Их пытками злыми терзать не давал. Но горе постигло страну в те лета [301] , У почвы от жажды иссохли уста. Дожди прекратились по воле судеб, ⁹⁹³⁰ Ценился дороже, чем золото, хлеб. Пять месяцев долгих, забыв про покой, Стояли две рати одна пред другой. Кровавые шли между ними бои, Вожди исчерпали все силы свои. Как ткань, расползаясь, редеют войска: Уже ни основы у них, ни утка. И всех осенило вдруг мыслью одной: Знать, каре небесной мы сами виной! И вопль над обоими станами встал, ⁹⁹⁴⁰ И к Зову с посланьем гонец прискакал: «Что, кроме страдания, горя и зла, Нам бренная эта юдоль принесла? Давайте земной мы поделим простор, О мире и дружбе начнем разговор». Длить битву у витязей не было сил, Их голод решенье принять торопил. Сойдясь, положили бойцы, наконец, Вражду вековую изгнать из сердец, Законно, по совести мир поделить ⁹⁹⁵⁰ И души от старых обид исцелить. Страну от начала Джейхуна-реки [302] До края, где Тура стояли полки, Где Чина, Хотана раскинут простор [303] , Землею иранской считали с тех пор. С Хергах начиналась туранская часть [304] , Земля, не подпавшая Залю под власть. Оттуда ж — туранцы в Иран ни ногой; Так мир поделили они меж собой. Зов двинулся к Парсу, в родимый предел [305] . ⁹⁹⁶⁰ Он стар был, но мир обновить он сумел. А Заль свое войско к Забулу повел, И край успокоенный счастье обрел. Уж гром благодатный грохочет меж гор И землю одел многоцветный убор. Садами красуясь, хрустальной водой, Невестой казалась она молодой. Не будь кровожаден, как барс, человек — Он мрачных времен не видал бы вовек. Зов славный собрал всю верховную знать, ⁹⁹⁷⁰ Чтоб вместе Создателю славу воздать. Круг тяжких страданий Творец разомкнул, И каждый тогда с облегченьем вздохнул. Веселые всюду гремели пиры, Забыли войну и вражду с той поры. В такой благодати пять лет протекло, Исчезли на свете страданья и зло. Но миру наскучили мир и любовь, И в когти ко льву устремился он вновь. Сошел повелитель в могильную тьму: ⁹⁹⁸⁰ Уж восемь десятков минуло ему [306] . Несчастье постигло Ирана сынов, Покинул их мудрый и праведный Зов.

298

Зов — новоизбранный владыка Ирана из рода Феридуна. У Фирдоуси Зов, 86-летний старец, сохраняет традиции «носителей фарра».

299

Здесь в речи Заля звучит «глас народа»: бесспорно законный наследник Тус, как и его брат, не удовлетворяют требованиям идеального справедливого государя. С другой стороны, здесь и общая тенденция систанского цикла — примат героев Систана из рода Сама.

300

Здесь в подлиннике имя Зов, рифмуясь с «у» (местоимением «он»), звучит как Зу:

надиданд джоз пур-е тахмасп зу ке зур-е кейан дашт (о) фарханг у

Передача имени Зов в форме Зу встречалась и в русской традиции (И. Зиновьев — см. библиографию).

301

Строки, посвященные голоду в стране, звучали актуально в современной поэту действительности, отражали реальные бедствия в жизни народа.

302

Джейхун (Аму-Дарья) — основной рубеж Ирана и Турана, тюркоязычных (в основном) и ираноязычных территорий средневековья.

303

Хотан — город в восточном (Китайском) Туркестане, некогда центр буддизма, упоминаемый в источниках с III в. н. э., а с названием Йоткан (Yu Tien в китайской передаче) и ранее — во II в. до н. э.

304

Хергах — в нарицательном значении — дворец, резиденция. Здесь — населенный пункт, город.

305

Характерна тенденция возвеличения Фарса-Персиды — будущего исторического центра Ираншехра.

306

В подлиннике точно — 86 лет.

ГЕРШАСП [Царствование длилось девять лет]

У Зова наследник был, чистый юнец, Гершаспом нарек его славный отец [307] . Лишь время ему воцариться пришло, Кеянским венцом он украсил чело. Воссев на престол драгоценный резной, Со славой и блеском он правил страной. Тут слух до вождя Афрасьяба дошел, ⁹⁹⁹⁰ Что Зовом навеки покинут престол. С ордою Джейхун переплыл он тогда, И в Хар, что близ Рея, помчалась орда. Но старый Пешенг одобрения слов Вождю не прислал; был юн гневен, суров. Постылы властителю трон и венец. Скорбя о своем Агриресе, отец К себе Афрасьяба давно не пускал, И ржавчина ела сыновний кинжал. Посланье он шлет за посланием вслед, ¹⁰⁰⁰⁰ Но слышит один неизменный ответ: «Когда б выбирать было трону дано, Не ты, Агрирес воцарился б давно! Ты, брата родного убив, не дрожишь, А в страхе пред птичьим питомцем бежишь! Послал я тебя против вражеских сил, Ты ж брату безвинному век сократил! С тобою отцовскую связь я пресек, Тебе не видаться со мною вовек». Шло время, и дерево горя взросло, ¹⁰⁰¹⁰ И плод ядовитый оно принесло. Покинул сын Зова, Гершасп, белый свет, Настала пора злоключений и бед. Слух шумный по свету всему пролетел, Что трон шахиншаха опять опустел. Свирепый Пешенг, на вторженье решась, Суровый прислал Афрасьябу приказ: «Пора, за Джейхун отправляйся в поход! Иранский престол да никто не займет». От самых степей Сепиджаб до реки [308] ¹⁰⁰²⁰ Построились в ряд Афрасьяба стрелки. Кружащимся сводом казалась земля. Клинками индийскими гибель суля, Выходит туранское войско в поход, На битву кровавую мчится вперед. И слух до Ирана тотчас же дошел, Что враг посягает на древний престол. С тех пор как престол был владыки лишен, Никто уж не видел счастливых времен [309] . Поднялся на улицах ропот людской, ¹⁰⁰³⁰ Гул встал над Ираном, забывшим покой. Тревожные речи звучали везде; В Забул устремились иранцы в беде И Залю сурово сказали: «На что ж Ты первым воителем нашим слывешь? Как Сама сменил ты — прими наш укор! — Покойного дня мы не знали с тех пор. Наследник угасшего Зова везде Мир сеял, и злобных держал он в узде. Но нет уж владыки Гершаспа — увы! — ¹⁰⁰⁴⁰ Край шаха лишился, а войско — главы. С Джейхуна такая нахлынула рать, Что ясного солнца за ней не видать. Коль средство ты знаешь, пусти его в ход. Уж скоро вплотную к нам враг подойдет». На это иранцам ответил Дестан: «С тех пор как для битв опоясал я стан, Второй не встречался седок боевой, Что мог бы поднять мой булат, с булавой. Где вскачь мне коня доводилось пускать, ¹⁰⁰⁵⁰ Наездники все обращалися вспять. И ночи и дни проводил я в боях И только пред старостью чувствовал страх. Согнуться пришлось богатырской спине, Кабульским клинком не разить уже мне. Но — слава творцу! — от гиганта-ствола Достойная ветвь молодая взрасла. Безмерно горжусь я сегодня юнцом — Что ж будет, как станет он зрелым бойцом! Стройней кипариса поднялся Ростем, ¹⁰⁰⁶⁰ Ему подобает воителя шлем. Искать ему должно коня для войны, Арабские тут не годны скакуны [310] . Скакун ему нужен, подобный слону. Разыскивать всюду такого начну. Но должно Ростема спросить мне сперва: Что скажет он, эти услышав слова? Согласен ли с внуком Задшема в бою Испробовать юную силу свою?» И люди Ирана, услышав о том, ¹⁰⁰⁷⁰ Душой оживают, светлеют лицом; Пригодных к сраженью ведут скакунов, Куют снаряженье для конских боев. Заль молвил Ростему: «О мощный, как слон, Кто между мужей выше всех вознесен! Знай, долгий и тягостный труд пред тобой; Похитит он радость, и сон, и покой. Тебе не пора еще, сын, воевать. Что делать? Не время теперь пировать. Твои еще пахнут уста молоком, ¹⁰⁰⁸⁰ К веселью и неге ты сердцем влеком. Но должен питомца послать я, увы, Туда, где сражаются грозные львы. Что станешь ты делать, что скажешь в ответ? Храни тебя вечного разума свет!» Ответил ему слонотелый Ростем: «О витязь, чье мужество ведомо всем! Забыл ты мои боевые дела, Молва о которых повсюду прошла? О белом слоне, о Сепенде-горе ¹⁰⁰⁹⁰ Ведь память жива еще в богатыре? Коль дрогну пред сыном Пешенга в бою — И честь я утрачу, и славу свою. Не время позорно мне с поля бежать, А время бесстрашно врагов поражать. Тот истинный муж, кто повергнет и льва, Кто рвется к сраженью, в ком доблесть жива. Недаром же слава — не женщин удел; Ведь нет, кроме сна и еды, у них дел». Заль молвил на это: «О храбрый юнец, ¹⁰¹⁰⁰ Опора мужей, исполинов венец! О круче Сепенд и о белом слоне Напомнив, ты сердце порадовал мне. Но то ведь нетрудные были дела; Смутить меня дума о них не могла. А мысль о делах Афрасьяба порой Сон гонит от глаз, похищает покой. Как в битву пошлю тебя, сын мой Ростем, С воинственным, лютым владыкою тем? О подвигах песни б тебе распевать, ¹⁰¹¹⁰ Под руд сладкозвучный вино распивать, Не мчаться в доспехах средь гула войны, Пыль битвы вздымая до самой луны». Ответ исполина был тверд и суров: «Рожден не для чаши я, не для пиров. С такими плечами, с такою рукой Ужели в удел изберу я покой? В дни битв и опасностей будут всегда Со мною Йездан и победы звезда. Увидишь могучую хватку мою, ¹⁰¹²⁰ Лишь дай очутиться в кровавом бою! Как туча, что дождь проливает с высот, Клинок мой кровавые ливни прольет, Слепящие молнии грозно меча. Полягут слоны от такого меча! Мир дрогнет, увидя мой грозный колчан, Одетый в броню богатырский мой стан. Коль крепость не рухнет от палицы сей, Не рухнет от мощи великой моей, — Таран с камнеметом уж ей не страшны, ¹⁰¹³⁰ Строители ловкие ей не нужны. Где в битве копье мое дерзким грозит, Насквозь пропитается кровью гранит. Конь добрый мне надобен — с гору, такой, Чтоб он укрощен был моею рукой, Чтоб мог он меня, исполина, поднять, И мчаться б умел и на месте стоять. И палицу, крепче скалы, я найду. Туранскую только завижу орду — Без войска, один, учиню ей разгром, ¹⁰¹⁴⁰ И тучи кровавым прольются дождем». Внимает воителю храброму Заль, И радостью светлой сменилась печаль. В ответ он промолвил, лицом просветлев: «О негу и чашу отвергнувший лев! Тебе булаву подарю я, что сам Оставил в наследье мне доблестный Сам. Слона сокрушил ты его булавой. Да будешь бессмертен, о славный герой!» И палицу Сама, с которой ходил ¹⁰¹⁵⁰ На дивов тот витязь, исполненный сил, Заль-Зер для Ростема велел принести, Чтоб недругов ею сметал он с пути. Как память Гершаспа осталась она, И Саму от дедов досталась она. Лишь посланный палицу эту принес, Исполнен веселья, Ростем произнес, Отца восхваляя, такие слова: «Воитель, которого славит молва! Коня бы теперь мне, пусть носит в бою ¹⁰¹⁶⁰ И палицу эту, и силу мою!» Дивился речам его доблестный князь, Йездану за сына всечасно молясь.

307

Гершасп — в «Шахнаме» владыка Ирана, последний в династии пишдадидов. Образ Гершаспа как шаханшаха неясен, и самое появление его в этом качестве представляется как бы долгом традиции и не вполне совпадает с предысточниками.

308

Сепиджаб (эсфиджаб-эспиджаб) — город в Мавераннахре.

309

Обоснование преданности иранцев «древнему престолу» — выражение народной мечты о справедливом царе.

310

Так и в подлиннике: тази аспан. Арабские кони издавна славились своим бегом, но возможно, что здесь тази означает просто «скаковой», «гончий» от основного значения корня тахтан-таз — гнать. Тогда асп-е тази, возможно, просто «скаковая лошадь» — «скакун» — необязательно арабский! Ведь парфянские всадники, хорезмийские конные латники имели свои породы скакунов (как и теперь породы среднеазиатские: туркменские кони и др.).

[РОСТЕМ ЛОВИТ РЕХША]

Пригнав табуны, что в Забуле паслись, А также и те, что в Кабуле паслись, За лошадью лошадь пускали пред ним — И каждой тавро выкликали пред ним. Как только покажут коня храбрецу, Как только он спину нажмет жеребцу, Осядет скакун, изогнувшись хребтом, ¹⁰¹⁷⁰ В бессильи коснувшись земли животом. Шли разных мастей табуны до тех пор, Пока не пресытился витязя взор. Но вот кобылица помчалась, быстра, На вид, словно львица, а мастью сера. Два уха, что два вороненых клинка, В груди широка, в перехвате тонка. А с ней жеребенок, и ростом он с мать, И грудью, и крупом кобыле подстать. Стальные копыта и бег огневой, ¹⁰¹⁸⁰ Глаз черный, а сам — золотисто-гнедой. По золоту пятна, и пятна ярки: На поле шафрановом роз лепестки. Так зорок, что, взглядом пронзив темноту, Он бег муравья различит за версту. Слон мощью, а ростом с верблюда скакун, Отвагою — тигр он с горы Бисотун, Когда разглядел кобылицу Ростем С конем слонотелым невиданным тем, Занес он аркан, захотев скакуна ¹⁰¹⁹⁰ Рывком отделить от его табуна. Окликнул Ростема табунщик седой: «Эй, витязь, не тронь, жеребенок — не твой». Ростем вопросил: «Кто ж хозяин? Тавра Не вижу на нем, оба чисты бедра». «Тавра не ищи ты, — ответил пастух, — Идет о коне удивительный слух. Горяч, словно пламя, игрив, как ручей, Зовется он Рехшем, и конь тот ничей [311] . Кто Рехша хозяин, не знаем о том; ¹⁰²⁰⁰ Ростемовым Рехшем его мы зовем. Три года, как время ему под седло, И многих к нему именитых влекло. Но петлю аркана завидев едва, Мать в битву кидается яростней льва. Где спрятан к загадке таинственной ключ — Не знаем. О витязь, ты горд и могуч, Но все ж берегись, коль умом наделен: На что тебе надобен этот дракон? Кобыла в обиду не даст стригуна, ¹⁰²¹⁰ И тигра и льва растерзает она». Как только услышал Ростем и постиг Все то, что поведал о Рехше старик, Стремительным взмахом юнец-великан На шею гнедого накинул аркан. Свирепо на витязя ринулась мать, Готова зубами его растерзать. Но витязь по-львиному рев испустил, И окриком грозным лишил ее сил. Кулак он обрушил на голову ей. ¹⁰²²⁰ Упала и встала, и вихря быстрей, От страха дрожа, без оглядки она Умчалась и скрылась среди табуна. Тут в землю ногой упершись посильней, Аркан на коне затянув потесней, Ростем из всей силы своей колдовской Налег на гнедого могучей рукой. Скакун и не дрогнул под бременем тем — Как будто его не почуял совсем. Подумал Ростем: «Вот сидеть мне на ком! ¹⁰²³⁰ За дело я взяться могу на таком». Взвился, словно буря, отважен, удал, И резво под ним огнецветный взыграл. Спросил он табунщика: «Этот дракон Во сколько, скажи мне, и кем оценен?» Ответ был: «Бери, коль Ростем ты и есть; На нем отстоишь ты отечества честь. Ему все богатства Ирана — цена. Правь Рехшем — воспрянет родная страна!» «Добро от Йездана», — Ростем отвечал. ¹⁰²⁴⁰ В улыбке раскрылись уста, что коралл. И вот огнецветный оседлан им конь, И в сердце воинственный вспыхнул огонь. Податливым, быстрым он сделал коня, Выносливость в нем и отвагу ценя. По силам был Рехшу и панцирь, и шлем, И сам богатырь несравненный, Ростем. Таким стал гнедой, что в ночи всякий раз Жгли руту, чтоб злой не сгубил его глаз. Казалось, то конь заколдованный был; ¹⁰²⁵⁰ В нем лани стремительной трепет и пыл; Весь в пене, он степью несется, ретив, Могуч, крутобедр и осанкой красив. Заль-Зеру овеяли сердце весной Скакун небывалый и всадник родной. Он роздал дары, не грустя о казне, Откинув заботу о завтрашнем дне.

311

Рехш — имя богатырского коня Ростема с нарицательным значением — алый, огнистый (о масти коня — золотисто-рыжий с белыми подпалинами) ; часто в оригинале дается в тавтологическом сочетании рахш-е рахшан — «блистающий Рехш» (корень рахш — блеск, солнце, сияние).

[ЗАЛЬ ВЫСТУПАЕТ В ПОХОД ПРОТИВ АФРАСИАБА]

Бьют в гулкие чаши на спинах слонов [312] , Послышался трубный пронзительный зов. Слоны заревели, на версты кругом ¹⁰²⁶⁰ Разнесся кимвала воинственный гром. Сказал бы, день страшный суда наступил, Восстанут сейчас мертвецы из могил. В крови обагрявшая руки не раз Дружина забульская в путь собралась. Ростем, богатырь молодой, — впереди, Герои преклонных годов — позади. Стеною дружина несметная шла — Подняться и галка в степи не могла. Всю ночь грохотал барабан, словно гром, ¹⁰²⁷⁰ Наутро пыль черная встала столбом. Порою цветения доблестный Заль С дружиной забульскою двинулся вдаль [313] . Про это узнал Афрасьяб и, к войне Готовясь, забыл о покое и сне. И вскоре он Хара, близ Рея, достиг — Прибрежных низин, где качался тростник [314] . Меж тем, из Ирана, пустыней идя [315] , Войска подоспели Дестана-вождя. От рати к другой — два фарсанга пути. ¹⁰²⁸⁰ Воителям вождь повелел подойти И так говорит: «О мужи-мудрецы, В боях закаленные други бойцы! Сюда мы собрали могучую рать, За правду, за благо хотим постоять. Но нет единенья без царской руки, Не ладится дело, безглавы полки. Лишь нами стал праведный Зов управлять, На край наш родной снизошла благодать. И ныне нам нужен водитель дружин ¹⁰²⁹⁰ Из Кеев — готовый к трудам властелин [316] . Мобед указал мне царя из царей, Кто мощью и разумом — истинный Кей [317] , — Героя Кобада, чей дед Феридун; Он полон отваги, прекрасен и юн».

312

Стихи 10257—10258 в тексте Вуллерса включены в предшествовавший эпизод. В переводе оформлены как начало эпизода о походе Заля против Афрасиаба. Удары камня, молота в чашу (котел и т. п.), как и бой барабана, на Востоке — сигнал к отправлению (каравана, войска).

313

Точнее говорить о приходе Заля с войском из Забулистана, а не о выступлении в поход.

314

Реалистическая подробность похода конного войска, ориентирующегося в пути на пастбища.

315

Под Ираном разумеет здесь уже собственно запад страны — Фарс. Заль и его дружины переходят пустыню Дашт-е кавир, и приближаются к Рею, где обе стороны готовятся к решающей встрече.

316

Из Кеев, т. е. «царственного происхождения». Готовый к трудам — дословно: «на царском троне препоясанный», (завязать пояс — камар бастан — означает готовность к делу...).

317

Дословно: «с блеском-ореолом (фарр) и обликом-станом (борз) царей (кейан)».

[РОСТЕМ ПРИВОЗИТ КЕЙ-КОБАДА С ГОРЫ ЭЛЬБОРЗ]

Ростему сказал благородный Дестан: «Возьми свою палицу, выпрями стан И к высям Эльборза скачи поскорей С отборным отрядом бесстрашных мужей. Кобаду-царю возвести торжество, ¹⁰³⁰⁰ Однако, не мешкай в гостях у него. К концу двух недель возвращайся, смотри, Без отдыха мчись от зари до зари. Скажи: наша рать избирает тебя, Державный престол призывает тебя. Ты быть миродежцем достоин один, Другой нам неведом. Приди, властелин!» Услышав отцовское слово, Ростем Ресницами землю метет, а затем На Рехше несется к Эльборзу-горе; ¹⁰³¹⁰ Взыграло веселие в богатыре. Отряды туранцев он встретил в пути. Поняв, что от схватки ему не уйти, Могучий стремительно ринулся в бой; Столь тяжко разил он своей булавой, Что недругов храбрость покинула вдруг, И сила ушла из трепещущих рук. С Ростемом в сраженье вступившая рать В беспамятстве с поля пустилась бежать. Бойцы, испытав униженье и страх, ¹⁰³²⁰ Спешат к Афрасьябу в тоске и в слезах. Царь слушал, нахмурясь, спасенных рассказ О тяжкой беде, что с дружиной стряслась. Затем подозвал он Колуна-бойца [318] , В сраженьях испытанного храбреца. И вымолвил: «Конный ты выведи строй, Владыке Ирана засаду устрой [319] . Отважным, разумным и бдительным будь, Внимательным оком оглядывай путь. Иранцы коварны: на ваши посты ¹⁰³³⁰ Нагрянут они средь ночной темноты». С вождем распростившись, Колун удалой, Испытанных взяв провожатых с собой, Бойцов и слонов поспешив повести, Засел у иранских бойцов на пути, Прославленный витязь, отважный Ростем, К владыке Ирана скача, между тем, Вблизи от Эльборза, под склонами гор Увидел долину, манящую взор. Под сенью деревьев журчит ручеек, ¹⁰³⁴⁰ Там юношам любо усесться в кружок; Укрылся в тени, соком роз окроплен, Игрой самоцветов украшенный трон. Сидит на престоле блистающем том Царь-юноша, с месяцем схожий лицом. У трона стоят, по уставу царей, Ряды опоясанных богатырей. С собранием царственным радостным тем Сравнился бы только цветущий Эдем. Ростема едва увидав на пути, ¹⁰³⁵⁰ Навстречу мужи поспешили придти И молвили: «Витязь, куда же ты, стой! От нас не умчишься ты этой тропой. Хозяева мы, нашим гостем ты стал. Внемли приглашению, сделай привал. Мы кубки осушим с тобой заодно, Пить станем за здравие гостя вино». Могучий на это промолвил в ответ: «Скажу, о собранье почтенное, — нет. К вершинам Эльборза мне должно спешить, ¹⁰³⁶⁰ Там важное дело мне должно свершить. Откладывать дело такое не след. Немало трудов предстоит нам и бед. Враг дерзостный рыщет по краю всему, Рыдания, горести в каждом дому. Без шаха престол, без начальника рать — Не время теперь мне вино распивать». Сказали Ростему: «О мощный герой! Когда привлечен ты Эльборзом-горой, Поведай, кого же на этом пути ¹⁰³⁷⁰ Ты хочешь, о славолюбивый, найти? Здесь дружно пируют, веселья полны, — Воители той благодатной страны. Ответишь — дорогу покажем тебе И всякую помощь окажем тебе». Ростем отвечает им: «В этих местах Живет ясноликий, сказали мне, шах. Кобадом зовут венценосца; он род От праведного Феридуна ведет. Я встречи ищу с Кей-Кобадом-царем; ¹⁰³⁸⁰ Что ведомо вам, расскажите о нем». Ответил глава пировавших бойцов: «Тебе в этом деле помочь я готов. Ты пиршество наше почтить соизволь, Собою наш круг осветить соизволь. На все я отвечу тебе, рассказав, Каков у Кобада обычай и нрав». Лишь имя Кобада услышал Ростем, Как ветер, он с Рехша слетел и затем К ручью устремился, и вместе они ¹⁰³⁹⁰ Уселись в прохладной древесной тени. Тут юноша сел на престол золотой. Взяв руку Ростема одною рукой, Другою он чашу наполнил вином, За здравие витязей выпил, потом Ростему он чашу другую поднес И молвил: «О славный, задам я вопрос: Кобада ты ищешь, но имя его Ты сам-то услышал, скажи, от кого?» Ответил Ростем: «Именитый герой! ¹⁰⁴⁰⁰ Я вести несу к нему с чистой душой. Ирана престол призывает его, Владыкою войско признает его. Отец мой, воитель, чье имя Заль-Зер, Среди родовитых — отваги пример, Сказал мне: «Отправься к Эльборзу-горе И там, расспросив о Кобаде-царе, Предстанешь пред шахом и станом его, Поздравишь с державой и саном его. Скажи ему: волей он избран бойцов [320] , ¹⁰⁴¹⁰ И царский престол для владыки готов. Поведай мне, где он, что знаешь о нем: Ему суждено быть иранским царем». На эти слова благородный юнец Ответил с улыбкой: «О мощный боец! Я — отпрыск царя Феридуна, Кобад, За мной — моих предков увенчанных ряд». Услышал Ростем, и душой просветлен, Земной повелителю отдал поклон. Сказал он: «О славный владыка царей, ¹⁰⁴²⁰ Опора воинственных богатырей! Иранский престол да возьмешь себе в дар, Слонов да сражает твой грозный удар! Исполнен отваги, ума, доброты, Достоин престола великого ты. Привета слова я принес для царя От Заля, великого богатыря. Коль речь повелитель дозволит начать, Уста мои сбросят молчанья печать». Поднялся с престола глава храбрецов, ¹⁰⁴³⁰ Бойца со вниманием слушать готов. И тот поспешил слово в слово донесть От славного Заля отрадную весть. И сердце взыграло в груди у царя, Душа встрепенулась, весельем горя. «Несите, — воскликнул он, — чашу вина!» Ее за Ростема он выпил до дна. Испил и Могучий вина за царя, Приветные речи ему говоря. И звоном веселым лады залились [321] , ¹⁰⁴⁴⁰ Сердца ликованьем и счастьем зажглись. Поведал воителю царь молодой: «Мне сон этой ночью приснился благой. Два сокола, мчась из иранской дали, Венец, словно солнце светивший, несли; Слепя белизною в сиянии дня, Спустившись, они увенчали меня, И я пробудился. От вещего сна В душе засияла надежды весна. И царственный пир мой почтили друзья, ¹⁰⁴⁵⁰ Которых увидел ты здесь, у ручья. О мощный, ты соколом белым мне весть Принес про венец, про великую честь». Узнав, что владыке являлись во сне Две птицы с короной, подобной луне, Ростем отвечает, лицом просветлен: «Ниспослан пророками вещий твой сон. Но должно теперь нам в Иран поспешить, С подмогой в наш воинский стаи поспешить». С престола вскочил Кей-Кобад, что огонь, ¹⁰⁴⁶⁰ И вот уж под ним бурнопламенный конь. Ростем, опоясан, в родимый предел С царем Кей-Кобадом, как вихрь, полетел. Скача беспрестанно и ночи и дни, Туранских дозоров достигли они. Услышал об этом Колун, и с ордой Им путь перерезал и ринулся в бой. Владыка, увидев туранских бойцов, Уж войско навстречу был двинуть готов. Но молвил Могучий царю своему: ¹⁰⁴⁷⁰ «Вступать в эту битву тебе ни к чему [322] . Здесь я, твой слуга, — кто осилит меня? Со мной мой скакун, булава да броня. Плечо мое, палица, удаль — другой Защиты не надо тебе никакой. Могучие руки да Рехш мой к тому ж — Подобный средь недругов сыщется ль муж?» Так вымолвив, Рехша он тронул слегка; Ударом расплющивал он седока, Хватал и друг с другом сшибал он бойцов, ¹⁰⁴⁸⁰ И мозг вылетал из разбитых голов. Мгновенно железною хваткой своей Он стаскивал всадников мощных с коней И наземь их так повергал с высоты, Что кости трещали, ломались хребты. Увидел Колун: путы сбросивший див С арканом летит, булаву обагрив. Как вихрь, устремившись к Ростему, на нем Кольчугу рассек он тяжелым копьем. Могучий рукою копье ухватил; ¹⁰⁴⁹⁰ Колун от подобной отваги застыл. Вдруг, вырвав копье, разъярен и могуч, Взревел богатырь, словно гром среди туч. Врага приподнял и пронзил он копьем, И в землю воткнулось оно острием. Такого дотоле не видывал свет: Как птица, на вертел воитель надет, И Рехш его топчет всей мощью копыт, И враг побежденный недвижим лежит! Тут всадники дрогнули, кинулись вспять, ¹⁰⁵⁰⁰ Оставив Колуна средь поля лежать. Дружина Колуна была сметена; В смятении с поля бежала она. Могучий, прорвавшись сквозь первый дозор, С бойцами счастливо добрался до гор. Увидев лужок с ключевою водой, Устроил привал богатырь молодой. Там ждал он с Кобадом. Лишь солнце во тьму Укрылось, он все приготовил к тому, Чтоб в царской одежде, на царском коне, ¹⁰⁵¹⁰ Венчанным явился владыка стране. Стемнело. Ростем осторожный тотчас Собрался в дорогу. Стремительно мчась, Он шаха к Дестану спешил довезти, Молчанье храня в столь опасном пути. Неделю держали мобеды совет, И должен признаться был каждый мобед, Что свет Кей-Кобаду подобных царей Не знал среди ведомых миру людей. В весельи неделю еще провели, ¹⁰⁵²⁰ Вино распивая с владыкой земли. Трон кости слоновой внесли во дворец, Сверкнул над слоновою костью венец.

318

Колун — имя ту райского витязя. Возможно и чтение Калун.

319

Перевод по общему смыслу. Дословно: «и отсюда ступай до двери (дворца) государя» — ваз эйдар бероу та дар-е шахриар.

320

Интересное сочетание в смысле «Божией милостью и волею народа».

321

В подлиннике говорится не о ладах, а сказано «зир» и «бем» — названия самой высокой и самой низкой («басок») струн тара.

322

Характерный момент, особенно часто отмечаемый в «героической части» поэмы. Царь должен царствовать, богатыри — сражаться.