Шаман-гора

Возможно, что с его помощью мы сумеем выйти победителями из решающей схватки.

Перевязав хунхуза, мы отправились посмотреть на стрелка, который первым начал боевые действия. Если бы мы не проснулись в течение последующих пяти минут, то не проснулись бы вообще.

Эти молодчики без единого выстрела перерезали бы нам глотки и вернулись назад, чтобы набираться сил для потехи с пленницами. Но в этом раунде повезло нам.

Стрелок висел, застряв туловищем между молодых ветвей берёзки и ёлки. Мой слепой выстрел, более чем на «отлично», поразил живую мишень. В его лбу красовалось аккуратное, с запёкшейся кровью по краям, отверстие.

Степан уважительно покачал головой.

— Случайность, — я пожал плечами.

— Ну-ну, — пробормотал казак и вытянул у трупа из-за пазухи такой же револьвер, как и мой.

В торбе у неудачника, так же как и у обысканного мною хунхуза, находился кусок лепёшки и запас револьверных патронов.

— Словно братья, — прокомментировал я находку. — Одинаково из лука стреляют, одно и то же жрут и барахло одинаковое.

— Токмо смерть разную приняли, — разглядывая рану от ножа на шее у второго бандита, вымолвил Степан.

— Один от пули, другой от ножа. А какая на хрен разница, чем тебя на тот свет сподобятся отправить, — выругался я.

— Дак случайность, говоришь? — Степан посмотрел на меня, словно только сейчас впервые увидел. — Что-то мне в такие случаи не верится. Я сам ножи метать горазд, но тут, скажу тебе, знатная работа.

— Ладно, Стёпа, хватит рассусоливать, пора двигать, — прервал я его размышления.

Поглядев на древний карамультук раненого хунхуза, Степан пренебрежительно отбросил его в сторону.

— Это не оружие, — процедил он.

Я был с ним полностью согласен. Мы поспешно употребили трофейный провиант и тронулись в путь. Перед дорогой мы связали подлеченному пленнику руки, после чего я перерезал резинку на его шароварах. Глядя на мои меры предосторожности, Степан усмехнулся.

— Как ты думаешь, слышали хунхузы наши выстрелы или нет? — поинтересовался я у Степана.

— Конечно, слышали. Если верить нехристю, то тут по прямой версты четыре будет. А то и того меньше. Должно быть слышно, если какая сопка нас не перекрывает.

Когда до предполагаемого лагеря противника оставалось менее километра, мы остановились. Наш пленник, почуяв близость своих товарищей по шайке, заволновался. Я вытащил из ножен свой нож и, приставив его к горлу китайца, слегка придавил. Изпод лезвия мелкими каплями закапала кровь. «Наш друг» моментально успокоился.

— То-то, — прошептал я и, не заботясь о том, понимает ли этот ирокез меня или нет, добавил, — будешь дёргаться, кишки выпущу.

Хунхуз в знак согласия оживлённо замотал головой.

— Так ты, сволочь, оказывается, по-нашему всё понимаешь? — возмутился я. — Ну, погоди у меня, паскуда!

Поняв, что его секрет раскрыт, хунхуз испуганно сжался.

— Ладно, живи пока, — успокоил я его. — Если спросят «кто идёт?», скажешь, что это вы. И не дай тебе Бог что-то сказать неправильно!

И я вновь прижал нож к горлу.

— Не надо, капитана, моя всё будет, как ты говоришь, — наконец-то блеснул познаниями в русском языке представитель самой многочисленной расы на земле.

— А ну-ка постой, — вдруг осенило меня. — Вы там русским девушкам ничего плохого не сделали? Ну, в смысле, — и я, для большей доходчивости, сопроводил свои слова международным жестом, обозначающим интимные отношения.

— Нет, капитана. Русский баба шанго, шибко хорошо. Вкусный баба, но часы, время. Нельзя.

При этих словах узкоглазое лицо азиата расплылось в похотливой ухмылке.

— Жалеешь, козлина, что сладенького попробовать не удалось? — на меня накатила волна злобы.

Я вдруг представил, как Луиза беспомощно извивается в руках этих вонючих скотов, и картина мне очень не понравилась.

— Ты хоть когда-нибудь умываешься, сволочь! Русская баба ему шанго! Её и без твоей сопливой рожи есть кому шанго.

В заключение своей гневной речи я от души врезал любителю сладенького по сопатке. Его челюсти в недоумении клацнули, а сам он беспомощно стёк на землю по стволу близстоящей берёзы. Из предосторожности я заткнул ему рот кляпом и, резко дёрнув за шиворот, поставил на ноги.

«Когда надо будет, вытащу», — подумал я.

— Шевели копытами, чмо! — дал я последнее напутствие пленному и, для большей убедительности, наладил ему под зад коленом.

Дальше мы не шли, а парили, словно бестелесные ангелы.

Вдруг Степан резко присел и предупреждающе поднял руку.

Я схватил китайца за шиворот и уткнул носом в землю.

— По-моему, впереди нас дозор, — прошептал мне Степан, когда я подполз поближе.

— Ты справа, я слева, — ответил я ему.

Степан понятливо кивнул головой и пополз по указанному направлению. Я же, соблюдая все возможные меры предосторожности, стал обходить затаившегося противника слева.

Но перед этим, от греха подальше, я привязал пленного к дереву.

«Как учили, товарищ сержант, всё, как вы учили», — шептал я про себя, словно какое-то магическое заклинание.

Вдруг где-то впереди и справа сорвалась с места и недовольно застрекотала сойка. Я насторожился. Неспроста птичка-то улетела. Не иначе как супостат в засаде поджидает! Вспугнул, наверное, птичку неосторожным движением.

Определив примерное местонахождение цели, я стал шаг за шагом скрадывать двуногую дичь. Что дичь он, а не я, сомнений не возникало. Чтобы оказаться у противника за спиной, я взял круто в лес, а затем вышел в предполагаемую точку рандеву.

Наконец-то в пяти шагах от себя я увидел прильнувшего к дереву хунхуза. Он сидел на корточках спиной ко мне и напряжённо вглядывался в сторону условной тропы. Я вынул нож и, поудобнее перехватив рукоятку, направился к часовому. Мои шаги были до того бесшумны, что их мог слышать разве только Господь Бог.

Во всяком случае, если он их даже и слышал, то басурманину об этом ничего не сказал. И я, благополучно преодолев разделявшее нас расстояние, оказался у него за спиной. А дальше всё как на учебных занятиях по обезвреживанию вражеского часового.