Шаман-гора
Шрифт:
Покончив с бандитами, мы обратили внимание на девушек.
Видок у них, конечно, был ещё тот. Грязные, оборванные, на осунувшихся лицах ссадины и царапины… И лишь при виде нас их глаза загорелись огнём надежды. Мы выхватили ножи и стали резать путы, стягивающие руки пленниц.
Одна из освобождённых мною девушек беспомощно повалилась на траву. И только тут я заметил, что она мертва. Шальная пуля попала ей прямо в голову. Хоть эта девушка и была мне незнакома, но сам по себе вид погибшей женщины в глубине души вызывает щемящее чувство некой несправедливости. Кроме того,
Я, желая ей помочь, одёрнул платье вверх, обнажив при этом её стройные бёдра и часть плоского живота. В глаза мне сразу бросились чёрные завитки волос, укрывавшие самое сокровенное место девушки, и пулевое отверстие, расположенное чуть ниже девичьих прелестей. Из раны медленной струйкой вытекала кровь.
«Это хорошо, — успел подумать я, — кровеносная артерия не задета, и рана сквозная». Дальше мне додумать не пришлось.
Оглушительная пощёчина вернула меня в мир скромных и стеснительных людей.
«Фу ты чёрт! — выругался я про себя. — Ведь наши прабабушки не носили нижнего белья. А я бесстыдно узрел самые потаённые места юного создания. Да она скорее умрёт от потери крови, чем даст мне себя перевязать. А удар-то у девочки неплохо поставлен!» Я быстро вскочил и стянул с себя гимнастёрку, а затем и нижнюю рубаху. В считанные секунды я разорвал её на полоски, наподобие бинтов, и отдал их Катерине.
— Перетяни сначала ногу выше раны, а затем перевяжи, а то твоя сестра кровью истечёт.
Катерина одной рукой пыталась стянуть концы разорванной рубахи, другой взяла у меня бинты.
— Тьфу ты! — плюнул я в сердцах. — Нашли время стыдиться!
— Время не время, а вы отвернитесь, — поставила она условие. — А то не успели из боя выйти, как сразу норовите девушке под юбку заглянуть. А тамотка кто вас знает? Щё у вас на уме?
— Да, пожалуйста.
Я демонстративно повернулся в другую сторону.
— А ты щё лыбися, кобель в лампасах? Ишь, уставился! — услышал я грозный окрик.
— Дак ты же насчёт меня ничего не говорила. Я подумал, можно, — хохотнул Степан.
— Вот погоди, я счас ослобонюсь и покажу тебе «можно».
По всей вероятности эту угрозу Степан воспринял реально, потому что больше спорить не стал, а дисциплинированно повернулся в мою сторону.
— А я уже испугался, что ты, твоё благородие, умом тронулся, — произнёс он совершенно серьёзно.
— С чего это?
— Дак думаю, озверел партизан маненько. Женских ласков ему требуется. Платье стал с девки рвать. С себя исподнее сымать. Не иначе грех сотворить удумал.
— Да пошёл ты, — выругался я в сердцах.
Степан расхохотался и хлопнул меня по плечу.
— Не таи обидов, Михаил. То я так, шутейно. А всё-таки здорово мы их, узкоглазых, прищучили! Знай наших!
Накопившаяся злость требовала выхода, и мы, глядя друг на друга, расхохотались.
— Щё ржёте, мерины в погонах? Всё бы токмо ржать да под юбки к честным девкам лазать, — раздался обличающий голос Катерины. — Лучше спирт у басурманов поищите. Рану обработать бы надоть.
Мы с готовностью поднялись на ноги.
И тут я увидел, как один из недобитых хунхузов целится из винтовки в казака. Лишь доли секунды отделяли бытиё от небытия.«Проморгали, — успел подумать я, — не проверили, все ли враги мертвы».
А моя рука, по прежнему сжимавшая нож, при помощи которого я освобождал пленниц, без замаха, снизу, швырнула его в хунхуза.
Грохнул выстрел. Пуля ушла куда-то вверх. А стрелок, схватившись руками за пробитую шею, повалился в траву. На поляне на миг воцарилась мёртвая тишина.
— Давай остальных проверим, — прервал я затянувшееся молчание.
— Ну, Мишка, родной ты мой! Ты мне теперь всё равно что братка. Девки, вы токмо поглядите на него. Ну зараз покраснел, что красна девица. Вот что значит благородный, — разразился словесным поносом Степан.
— Хватит причитать, давай делом займёмся.
А щёки у меня и вправду горели.
Затем мы проверили остальных бандитов на предмет, не теплится ли ещё в ком жизнь, собрали все их мешки и высыпали содержимое в общую кучу. Там нашёлся и спирт, и еда, и ещё кое-что, на что мы уставились, раскрыв рты. В одном из мешков поблескивал металл жёлтого цвета.
— Золото! — выдохнул Степан. — Никак казну бандитскую взяли. Около пуда будет.
Степан взвесил на руке мешок с опасной находкой.
— Лучше бы нам её оставить, — вслух подумал я. — А вдруг кто ещё про неё знает. Ведь не выпустят. А у нас раненая на руках.
— Да не в жизнь! — воскликнул Степан. — Такая удача раз в жизни выпадает. Это наш законный трохвей. Не пристало казаку добычей разбрасываться. Казак добычей живёт. Так царём-батюшкой с незапамятных времён определено.
— Ладно, ладно. Раздухарился. Казак трохвеем живёт, — передразнил я его. — А с ними что прикажешь делать?
Девушки закончили перевязку и молча наблюдали за нашей словесной перепалкой. Они золота не видели и не понимали, из-за чего весь сыр-бор.
— А это ничего, как-нибудь. Авось не пропадём.
И к Катерине: — А ты бы сестре вовнутрь спиртику дала, а то гляди, она с лица побелела вся.
— Уж мне это ваше авось, — пробормотал я сдаваясь.
И также к Катерине: — Дай Луизе спирта, не жалей. Спиртное помогает кровь восстанавливать. Да и взбодриться ей надо.
— Без ваших подсказок обойдусь. Жалельщики нашлись. Пожалел козёл капусту, — отчего-то взъерепенилась девушка.
— Да хватит тебе уже, — устало махнул я рукой. — Делайте что хотите.
— Кать, дай спирту, — раздался слабый, но решительный голос Луизы.
«Ишь ты, пигалица, никак на выручку мне пришла», — удивился я.
— Да ты щё, Луша, ведь не сдюжишь? Эвто у эвтих кобелей глотки лужёные, они щё хошь выпьют.
— Я тебе сколько раз сказывала? Не называй меня Лушей, Луиза я, — неожиданно забастовала девушка, стрельнув при этом глазами в мою сторону.
— А ты ей с водичкой разбавь, — смирным голосом посоветовал Степан.
Катерина молча подошла к куче припасов и взяла склянку со спиртом. Затем также молча спустилась к ручью и набрала воды, смешала спирт с водой и поставила рядом с Луизой.