Шаман-гора
Шрифт:
Неугомонная Лушка хотела вступить в перепалку, но раздался грозный окрик Степана:
— Молчать! Кто вам давал дозволение на начало военных действиев? Михайло, ты там что-то говорил о порке нарушителев воинской дисциплины? Могёт быть, уже пора зачинать?
— А я в рекрутской повинности не состою и присягу царю-батюшке не давала, — попыталась протестовать Лукерья.
— Цыц, курица! Мы зараз все на службе и возмутителев спокойствия будем нещадно пороть, — отрезал Степан.
После этого заявления наступило относительное перемирие.
Не успели мы отойти от места боевых действий, как натолкнулись на привязанного нами к дереву хунхуза.
— Вот те на! — раздался возглас
— Как он там, жив? — поинтересовался я.
— Нет, помер сердешный.
— Ну и чёрт с ним. Баба с возу, кобыле легче.
Но когда я проходил мимо мёртвого бандита, то по лишней дырке в его теле понял, что помер он совсем недавно. И не совсем сам. Видно, Степан подсуетился, чтобы девушек лишний раз не нервировать. Вообще-то это было верное решение. Тащить за собой раненого бандита не было никакого смысла, а оставлять его в живых — значит открыть перед вероятным противником все наши карты: когда мы здесь были, сколько нас, о том, что с нами раненая девушка и что в отряде только двое мужчин.
По большому счёту мы вели боевые действия в тылу противника. А суровый закон диверсантов и армейских разведчиков говорит о том, что все свидетели проникновения группы на вражескую территорию должны быть зачищены. Все, в том числе и мирное лояльное население. Мало ли кто и где трепанёт своим языком, а операция провалится. Погибнут люди. В общем, на войне как на войне.
Я не буду описывать все тяжести дальнейшего пути. Кто ходил по нашей тайге, меня поймёт, а кто не ходил, пусть поверит на слово — дорога была кошмарной. За первые сутки мы едва преодолели треть расстояния. На вконец измотанных девчонок было жалко смотреть. Хуже всех выглядела Луиза. Ей был необходим полный покой и постельный режим, а вместо этого она вынуждена была таскаться по тайге. Едва мы остановились на ночёвку, как девушки тут же попадали без сил. Мы со Степаном расстелили на земле палатку, затем по очереди переложили на неё девушек и закутали их одеялами. Но теперь, в отличие от вчерашней ночи, первым лёг спать я. Эта ночь прошла так же спокойно, как и предыдущая. Уже под утро я подошёл к спящей Луизе и присел на краешек палатки. Девушка тяжело дышала и еле слышно постанывала. Её лоб был покрыт мелкими бисеринками пота.
Я осторожно, пока никто не видит, приподнял край платья и внимательно осмотрел рану. Кожа вокруг повязки была покрасневшей и припухшей, но синюшного оттенка, указывающего на заражение, не было. Если бы ещё удалось размотать повязку да убедиться самому в состоянии дел, но где уж там. Гордая девчонка скорее умрёт, чем позволит до себя дотронуться. Вот если бы мы были наедине, тогда другое дело. Тогда б я нашёл убедительные доводы для осмотра раненого бойца. Повинуясь внезапному импульсу, я наклонился и поцеловал девушку в губы.
Наверное, я потерял чувство меры и слишком увлёкся, так как Луиза открыла глаза.
Боясь, что девушка спросонья испугается и поднимет шум, я отпрянул. Но по всей видимости, пугаться она не собиралась.
Вместо этого Луиза пристально поглядела в мои глаза и произнесла: — Ещё.
Повторять просьбу второй раз не пришлось. Что бы другое, то не в жизнь, а это дело-то мы завсегда, как говаривал один мой товарищ по стройотряду. Мы целовались с упоением смертников, берегущих каждое мгновение своей жизни. Наши тела жаждали прикосновений. А ещё мне было жалко до слёз, что это юное создание подвергается таким испытаниям. Мне хотелось взять её боль себе или хоть как-то облегчить эти муки, и Луиза прекрасно чувствовала моё состояние. Она шептала, что ей хорошо и что вообще, когда я рядом, ей значительно лучше. А затем неожиданно попросила: — Ты не дружи с Лушкой,
ладно?— Вот те, на! А с чего ты взяла, что я с ней дружу? И вообще, я с ней познакомился только два дня назад.
— Она нехорошая, испорченная. Я заметила, когда она на тебя смотрит, у неё глаза становятся масляными. А вам, парням, от девок только этого дела и надо.
— А ты-то откуда успела узнать, что парням от девок надо? Что, был опыт?
Хоть вопрос был задан и полушутя, но моё сердце почему-то сбилось с ритма и в ожидании ответа застучало в противоположном направлении.
— Ох, и дурной ты, Мишенька, как есть дурной. У меня сердце вещее. Я знала, что наши парни не про меня.
«Ну, блин, прямо Ассоль из «Алых парусов», — с облегчением подумал я, а на душе стало тепло и приятно. В сущности, нам для счастья не очень-то и много надо. А вслух я прочитал из известного стихотворения Пушкина:
— Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад…
— Я тебя, Миша, не обманываю. Моё слово верное, — не отводя глаз, прошептала Луиза. — А то, что я пьяная говорила, я ведь для тебя говорила. Не боюсь я никого. И не стыдно мне вовсе.
— Ладно, ладно, — я прижал её голову к своей груди. — Ты мне тоже сразу в сердце запала. И не надо никому ничего доказывать. Пускай себе думают, что хотят. Тебя вот только жаль.
Ведь мне ещё служить да служить, а ты будешь с нелюбимым маяться. Уж лучше сразу ничего не начинать.
— А я с тобой сбегу, — решительно заявила девушка. — На твой остров, что в море-окияне. Ты ведь туда собирался?
Но, словно опомнившись, Луиза покраснела и добавила: — Если, конечно, ты меня с собой возьмёшь.
Я ещё крепче прижал её к себе и погладил по голове.
— Какая ты всё-таки ещё маленькая.
Луиза как-то незаметно затихла и сладко засопела.
«Ребёнок он и есть ребёнок, — с нежностью подумал я. — На остров бежать собралась… Тут-то сам не знаешь, что завтра будет.
Вот возьмёт меня Всевышний да зашвырнёт обратно в своё время. И будет нам остров-окиян».
До самого восхода солнца я просидел рядом с девушкой. Она прижала мою руку к своей щеке и так проспала весь остаток ночи.
Теперь она дышала спокойно и ровно. А когда наступило время подъёма, я с сожалением освободил руку, растолкал Степана.
— А, что? — закрутил он головой.
— Золото упёрли! — радостно гаркнул я.
Степан моментально проснулся. Но, увидев моё лицо, сладко потянулся и прогнусил, глотая зевок: — Не бреши. Чегой-то ты такой радый? Небось, Луизку ночью полапал?
«Вот чёрт гуранский, с первого выстрела попал в самую десятку», — поперхнулся я.
— Давай, вставай. Девчонкам что-нибудь приготовим да двигать надо.
Я неумело скрыл своё смущение за излишне показной заботой о женском поле.
— Ну-ну, — ухмыльнулся казак, — приготовим…
Одним энергичным движением он вскочил на ноги и попытался перебросить меня через бедро. Я ушёл в защиту и провёл контрприём.
Степан, сидя на земле, потирал ушибленную руку.
— Это как ты меня? Не понял, — он недоумённо смотрел на меня снизу вверх, наконец поднялся и стал осторожно приближаться.
— А ежели мы вот так! — выкрикнул он, пытаясь нанести удар кулаком.
Замах от плеча хорош в кулачных боях, но не в реальной скоротечной схватке, поэтому у Степана не было не единого шанса.
Я поднырнул под руку и, придав его телу ускорение, отправил отдыхать в ближайшие кусты. От нашей возни проснулись все обитатели временной коммуны. Девушки с интересом смотрели на развернувшееся перед их глазами представление.
Кряхтя и отчаянно ругаясь, Степан выбрался из кустов орешника. Пробовать удачу ещё раз он не решился.