Шаман-гора

— Есть остров, однако, — подтвердили нанайцы. — Ядасен, однако, называется.

«Тьфу ты чёрт! Опять впросак попал, — подумал я, поймав задумчивый взгляд Степана. — Мы-то его Туфом называли. Всё, буду молчать и со своими скудными познаниями вперёд не вылезать. Спроси ещё у них: а как обстоят дела в Ванькиной Деревне? или: как там на станции Болонь Федя Костякин и Серёга Васько поживают?»

Я дохлебал свою уху и, ополаскивая котелок в тёплой проточной воде, прислушался к рассказу пожилого нанайца.

«Давно это было. Однако в те времена три солнца над землёй светили. Да так жарко светили, что под лучами палящего солнца камень становился мягким, словно речная глина. Не ведали тогда нани, когда им спать ложиться, когда на рыбалку и охоту выходить. Шибко плохо жили люди. Кета не доходила до нерестилищ. Вода в реках и озере была горячее кипятка. В те времена жила в одном нанайском стойбище молодая девушка Мамилчжи. Шибко красивая была. Молодые охотники целыми днями осаждали жилище отца этой девушки. Просили, чтобы отдал он красавицу им в жёны. Но гордая красавица отказывала всем приходящим женихам.

— Я войду в жилище того охотника, который избавит людей и всё живое на земле от нестерпимой жары. Только такой богатырь может стать моим мужем, — говорила она.

Долго никто не мог решиться попытаться избавить людей от неминуемой смерти. Но вот однажды появился в тех краях смелый охотник по имени Кадо. С первого взгляда влюбился он в прекрасную Мамилчжи.

— Я спасу людей от лютой смерти и завоюю твою любовь, — заявил он девушке. — Но не обманешь ли ты меня, красавица? Сдержишь ли данное слово?

— Я хозяйка своему слову, — гордо ответила Мамилчжи. — Но если ты сомневаешься, то я найду способ подтвердить надёжность своего слова.

Поверил молодой богатырь красавице и отправился выполнять обещание. Выкопал Кадо на берегу озера Болонь яму и спрятался в ней.

Наступил рассвет. И вот на востоке появилось первое солнце.

Кадо натянул свой богатырский лук и убил первое солнце. Упало солнце где-то за горами Сихотэ-Алинь прямо в бушующее море.

Следом за первым солнцем на небосвод вышло второе. Натянул свой лук Кадо-богатырь и, обрадованный первым успехом… промахнулся. Не успел он выстрелить во второй раз. Не стало солнце дожидаться своей смерти, а с быстротою сокола взлетело на небосвод.

Третье солнце, предупреждённое своим братом о поджидающем его богатыре, попыталось быстро проскочить мимо Кадо. Но богатырь не стал повторять ошибки. Он был начеку. И едва на горизонте появился краешек третьего светила, он тщательно прицелился и выстрелил. Тяжело раненное солнце решило отомстить своему убийце и упало прямо в воды огромного озера. Жар погибшего солнца прожёг в земле глубокую дыру, и оттуда хлынула раскалённая лава.

В огне этой лавы погиб богатырь Кадо, а на месте падения солнца образовался остров, который со временем люди назвали Ядасен.

Красавица Мамилчжи, не ведая о том, что Кадо погиб, увидела, как остывают расплавленные камни, и решила подтвердить верность своей клятвы, данной богатырю. Пока камни не остыли и не отвердели, она нарисовала на мягких, словно воск, скалах рисунки и слова любви и преданности отважному охотнику. После наступления холодов скалы отвердели и навеки оставили эти свидетельства человеческой любви и верности».

После того как нанаец закончил свой рассказ, мне вспомнились годы своего детства, проведённые неподалеку отсюда, на станции Болонь. Чудесные были годы.

— Хватит байками кормить, — прервал мои размышления голос Степана. — Пора на боковую.

— Погоди, Степан, — остановил я казака. — Ещё хочу кое-что спросить…

Степан пожал плечами и демонстративно стал укладываться рядом с костром.

— Скажи, отец, а почему Болонь? Почему такое имя дали этому озеру?

— Долго живу. Сам думал. Стариков спрашивал, и они сказать не могут.

— А как можно перевести дословно?

— У народа нани этим словом можно назвать несколько вещей. Интересно, слушай.

— Конечно, интересно, — кивнул я рассказчику.

— «Боло» по-вашему осень, а «они» — горная река. И ещё «боло» — это посох шамана с металлическим наконечником, а «они» — чаша для ритуалов. А ещё «боло» — это неровное дно озера или реки. Ты молодой. Подумай. А старый Вэксун ничего не может придумать. И так складывал, и иначе, а ничего не выходит.

«Вот тебе и на, — подумал я. — Сами нанайцы не знают, откуда это название. Интересное дело. Оказывается, что название-то озеру давали давненько».

Расположившись у костра, по другую сторону от Степана, я занялся топонимическими исследованиями. У нас есть два варианта. Один — это светское название озера, второй — религиозное. По первому варианту получается осень и горная река. Что это может обозначать? Осенью в горные реки идёт метать икру кета. В озеро впадает несколько нерестовых рек: Сюмнюр, Харпи и Олькан. Значит, название будет звучать как «Озеро Осенних Горных Рек». Поэтично и имеет право на существование.

Вариант второй — религиозный. Возможно, это связано с давнишним извержением вулкана и приданием этому факту потусторонней мифической силы. Получается, посох шамана, извергающий огонь, в чаше для ритуалов. Вулкан Ядасен — это посох, а озеро — это чаша. Звучит не менее романтично: «Огненный Посох в Священной Чаше». Я остался доволен своими умозаключениями и, повернувшись спиной к огню, уснул.

На другой день, уже к восходу солнца, мы подгребали к стойбищу Сехардна. Ничего особенного я там не увидел. Обычное нанайское поселение. Поэтому мы не стали даже подходить к берегу, а, распрощавшись со своими новыми знакомыми, отправились дальше. Времени было в обрез.

Мне нет надобности описывать все красоты нашей приамурской природы. Вы это сами видите каждый день. Но берега озера Болонь — это нечто среднее между морскими и речными берегами, частое чередование растительности и скал, выступающие далеко в озеро крутые мысы. Всё это создаёт некий своеобразный колорит, присущий только этим местам.

Мы нашли отличное место для Алонкиного семейства. Это примерно в районе современной Ванькиной Деревни.

— Здесь уже вас никто не достанет, — произнёс я, оглядывая окрестности. — Ни родня, ни бандиты, ни какая другая сволочь. Живите и размножайтесь. Плодите княжеский род.

При последних моих словах Менгри смутилась и отвела взгляд.

— Что уже? — дошло вдруг до меня.

Алонка вздрогнул и прокричал на все четыре стороны какуюто тарабарщину на своём языке. Затем посмотрел на меня и укоризненно покачал головой. Слов для выражения своих эмоций у него не было. Я недоумённо посмотрел на Степана.