Шапка Мономаха. Часть II

Хороша татарская лошадка для южного берега Крыма! Пройдет там, где драгунский конь замрет в испуге. По склону вскарабкается, с крутой горы съедет на собственном заду и безошибочно выберет нужную дорогу. Ценнейшие качества! Особенно с учетом густо поросших лесом и колючим кустарником множества балок и ущелий, прорезавших вдоль и поперек предгорья у моря. Михаил Илларионович для себя решил, что в приказе содержится намек на подготовку татарами восстания. Если не лишить их лошадей, крымчаки создадут головную боль всему Крымскому корпусу – в первую очередь, его обозам и коммуникациям. Поэтому действовал без оглядки на возможные претензии от русских дипломатов при дворе хана в Бахчисарае.

— Скажи аксакалам, – приказал он толмачу, – что они получат своих лошадей, когда минует угроза турецкого десанта. Мирный договор вот-вот подпишут.

Никто не знал, что мир уже заключен, что посыльный люгер с долгожданным известием не смог выйти из устья Дуная из-за непогоды и критического повреждения такелажа, что из-за вечной русской нерапорядительности в Крыму узнают о Кучук-Кайнарджийском договоре лишь с прибытием Долгорукова. Татары, распаленные османскими подсылами и людьми хана Девлет-Герея, ждали лишь сигнала, чтобы атаковать ненавистных урусов. Готовились. Неожиданный визит гренадеров спутал все карты.

— Вашвысьбродь! Склад пик нашли! – весело посверкивая глазами, доложил подпрапорщик из первой роты.

— Поломать, сжечь и сварить на них людям кулеш!

Татарская пика наряду со стрелами – главное оружие крымчака. Огнестрела он боялся. Когда стрелял из пистоля, отворачивал голову.

— Сколько пик-то нашли?

— Тридцать штук.

— Значит, аул собрался выставить тридцать бойцов. Старейшины, сами выдадите мятежников или помочь?

Старики сердито замахали руками, плевали в землю и выражали крайнее презрение.

— Вяжи их, ребята! И тех татар, кто в седле может держаться.

Гренадеры забегали по аулу, врываясь в каменные сакли с земляными крышами, уступом прилепившиеся к зеленому склону. В селенье поднялся плач и вой. Вскоре толпу мужчин в путах погнали в сторону Бахчисарая.

Кутузовский батальон стальной метлой прошелся по селениям за Байдарским перевалом. Реквизированные лошади составили приличный табун. Поднятая им пыль ввела в заблуждение турецкую партию при дворе хана. Она решила, что час всеобщего восстания настал, и бросилась с оружием в руках на дом русского резидента при Сахиб-Гирее Веселицкого. Конвой принял неравный бой. И тут в спину нападавшим ударили гренадеры. Брать в плен мятежников никто не собирался.

— Пардону не давать! – приказал Кутузов, как только увидел вздернутую на татарскую пику голову казака-конвойца.

Крымчаки гибли десятками и в ужасе разбегались.

— Вы спасли нас! – обнял бравого подполковника русский дипломат – У меня ведь жена на сносях. Родится сын, назову в вашу честь!

Над древней крымской столицей вздымались клубы дыма. Бахчисарай горел, и огонь подбирался к стенам ханского дворца. Перепуганные жители бежали в сторону древнего убежища караимов, Чуфут-Кале.

***.

Долго почивать на лаврах у кутузовцев не вышло. Прибывший в Крым Долгоруков принялся стягивать войска к Алуштинской долине. Он руководствовался мыслями Суворова, изложенными в его письме. “Южные берега Крыма от Балаклавы до Феодосии, хотя в разных местах приступны, но вообще довольно защищены хребтом гор, простирающихся в три ряда параллельно морскому берегу. Произведя там высадку, неприятель обрел бы великие препятствия и невозможность взойти на поверхность оных. Вынужден будет избрать такие пункты, кои доступ ближний через горы на плоскость крымскую ему дадут. В числе таких вижу Алушту и Кебит-Богазский перевал. Угрожаемы и Байдры, однакожь за ними лежит берег дикий и к высадке десанта мало пригодный”.

Генерал-аншефу следовать советам младшего по чину невместно, но выбора не было. Имея в строю всего десять тысяч – корпус яростно терзали моровые поветрия – и памятуя недавний совет Румянцева о концентрации сил, Василий Михайлович решился все поставить на одну карту. Он уже имел известия из Керчи, что к ней подошел турецкий флот в великом множестве вымпелов, наткнулся на русскую эскадру за проливом и, получив отлуп от имеющего большую дальнобойность противника, скрылся в неизвестном направлении. Следовало ожидать высадки десанта на южном берегу – отборной трабзонской морской пехоты, численно превосходивший весь Крымский корпус раз в пять.

Всего три тысячи смог быстро собрать генерал-аншеф для марша к перевалу Кебит-Богаз. Остальные войска были или разбросаны по полуострову на далеком расстоянии, или были оставлены охранять коммуникации, или вступили в бой с турками, как вышло с брянскими мушкетерами под командованием премьер-майора Салтанова, отправленных защитить христианское население Ялты и бившихся до последнего человека с многократно превосходящими силами противника.

Долгоруков опоздал на сутки. Турецкая эскадра встала на якорь на траверзе Алушты в момент, когда русские полки еще не добрались до перевала. Лишь конница успела его миновать и полностью зачистить татарский аул Шума. Сдерживать высадку десанта выпало на долю ста пятидесяти егерям капитана Московского легиона Николая Колычова. Шесть часов длился бой. С каждой минутой турков все прибывало и прибывало. Десантные боты мотались между берегом и кораблями, с которых велся непрерывный огонь по русскому ретраншементу, возведенному на остатках крепости VI века.

Поразительно! Истребив сотни турок, пережив непрерывный артобстрел и плотный ружейный огонь, люди Колычова потеряли всего троих убитыми и 19 ранеными. Когда стемнело, отряд отступил из пылавшей Алушты. Его встретили казаки и провели к Шуме, куда подходили все новые и новые части и где вовсю уже кипела работа. Сооружались бастионы и скрытные ложементы, на окружающие селение горы затаскивали на руках пушки.

Позиция у Шумы имела неоспоримые преимущества. Дорогу – скорее тропу, натоптанную за тысячелетие – местами стягивали теснины с крутыми склонами. К ней прилегали балки и ущелья, плохо пригодные для наступления, но отлично подходящие для засад. К полудню следующего дня немногочисленная артиллерия корпуса – полковая и полевая – контролировала половину Алуштинской долины.

К этому же времени турки закончили высадку 24-тысячного корпуса, перевезли на берег артиллерию и приступили к спешному возведению укрепленного лагеря. Татары из близлежащих аулов, которые избежали встречи с гренадерами Кутузова, стекались конно и оружно к сгоревшей Алуште. Желая развить успех, лидеры нападавших Гаджи-Али-бей и капудан-паша Мегмет приказали семитысячному отряду ускоренным маршем добраться до перевала и обустроить так крепкую позицию.

Двинулись.

Впереди шли сотни фанатиков, распевавших суры из Карана. Следом – морские азапы и тяжелая пехота из безлошадных спагов. В восьмидесяти саженях потерявшую строй и вытянувшуюся в колонну толпу встретили картечные заряды в лоб. В шестидесяти шагах – слаженные залпы из скрытных ложементов. Фанатиков – как корова языком слизнула.И тут же из прилегающих к тропе балок и расщелин полетели гранаты, а следом за ними выскочили и сами гренадеры. В шапках, надвинутых на самые брови и сверкающих натертой медяшкой, страшно скалявшие зубы сквозь нафабренные усы, здоровенные урусы показались опешившим магометянам ужасными ифритами, извергающими дым и огонь .

Колонна моментально была рассечена на несколько частей. Головную принялись добивать штыками ряжцы и тамбовцы из первой линии. Средние достались выбравшимся из засады батальонам Алексеевского и Тамбовского полков. А арьергард опрокинули и погнали вниз гренадеры Кутузова и успевшие отдохнуть егеря Колычова.

— Миша! Приказу не было гнать их до Алушты, – попытался удержать гренадерского подполковника герой вчерашней обороны поселка.

— Когда, Коля, станем, как Долгоруков, генерал-аншефами, тогда и вспомним об осторожности и стратегиях, – парировал Кутузов. – А пока чин невелик, помни одно: будешь труса праздновать, не видать тебе генеральского шитья на мундире! Вперед!