Шапка Мономаха. Часть II

***

В малой палате Теремного дворца было душно. На Москву накатывала гроза, природа замерла в ожидании грома и молний. Я приказал раскрыть окна, но помогало мало. Хлопуша с Шешковским опять пришли на доклад вместе. Похоже один другому не доверяет, и это просто отлично!

Сидели они за столом бок о боком, докладывали тихим голосом, словно боялись, что стены уши имеют. А может и правильно боялись – время нынче такое.

— …мастера к ней послали, Ваше Величество. Тихий, неприметный. Свой людишки у него. Тоже опытные. Должны сработать чисто. Ждем вестей, – закончил Шешковский, глядя на меня преданными собачьими глазами.

— Того ли мастера, что Павла убить пытался? – усмехнулся я, допивая кофе.

Оба моих тайника побледнели как полотно. Хлопуша даже дернулся, словно хотел что-то сказать, да язык проглотил. Переглянулись растерянно. Попались, голубчики.

— Думали, я не прознаю? – я грозно стукнул кулаком по столу, да так, что чашки подпрыгнули. – Или думали, что слеп и глух царь ваш? Мне Августа портрет того «мастера» передала. Срисовали его сразу в кортеже.

Я погрозил им пальцем, видя, как страх борется с упрямством на их лицах.

— Самоуправство! Без моего прямого указа решили сына царского жизни лишить! Не по чину берете, господа тайники!

— Был же разговор… – промямлил Хлопуша, потирая на лбу выжженное слово ВОР.

— Разговор был, а приказу не было! На первый раз – прощаю! Но чтобы впредь такого не было! Узнаю, что опять без моего ведома дело вершите – головы полетят! И не посмотрю на былые заслуги! Запомните!

Шешковский, уже совладавший с собой, поспешил перевести разговор. Вот лис хитрый! Знает, когда надо хвост поджать.

— Есть деликатнейший вопросец, Ваше Величество! И упускать его было бы крайне опрометчиво с нашей стороны.

— Ты о чем?

— О Брауншвейгских Романовых, кои под охраной пристава содержатся в Холомогорах. О двух мальчиках и двух девочках. Вернее, о зрелых тридцатилетних мужчинах и незамужних дамах. Екатерина, Елизавета, Петр и Алексей Антоновичи – имена я назвал в порядке старшинства. Правнуки царя Ивана V, братья и сестры невинно убиенного в тюрьме низложенного императора Ивана Антоновича. Отец, бывший герцог, недавно скончался.

— Ты что ль руку приложил к лишению жизни Ивана VI?

— Расследовал, – таинственно закатил глаза Шешковский.

— Бог с ним, с Иваном. Что с его родней, и почему она нас должны волновать?

— Ежели выгорит у нас дельце – ну то, о котором только что говорили, – вопрос законных наследников будет крайне волновать некие персоны из высшего общества.

Я задумался. Шешковский абсолютно прав. Для непокорного дворянства понадобиться икона – фигура, вокруг которой можно было бы собраться. Тот факт, что фигура мало что из себя представляет, никого не будет волновать.

На всякий случай уточнил:

— Какие они, эти Брауншвейги?

— Жизнь ведут простую, полунищенскую. Можно сказать, омужичились.В пейзан превратились. Все, за исключением Катерины, родились в ссылке – почитай, в избе. Ни высшего света, ни даже города не знают. Образования не получали.

— Холмогоры – это же Архангельская губерния? – Шешковский кивнул. – Старообрядцы и наши люди вокруг…

— Нападение? Поджог? Случайно сгорят в доме?

— Все б тебе глотки рвать! – недовольно скривился я – Нет! Взять под плотное наблюдение, убрав пристава и введя в Холмогоры сильный наш отряд. Беречь, любые контакты пресекать, самих не мучить. Потом решу, что с ними делать.

— Будет исполнено! Ваше Величество, с претендентами на трон еще не все, – зачастил Шешковский, доставая из папки бумаги. – Получили шифровки от «русских шведов». Наши агенты с торговцами доехали до Парижу, Потсдама и Вены. Уж начали докладывать.

— И что докладывают?

— Из Вены доносят. Объявилась там некая княжна Тараканова.

— Опять? Она же в Италии была! – удивился я. – Неугомонная девка.

— Так она, Ваше Величество, нынче не просто княжной, а дочерью покойной императрицы Елизаветы Петровны и графа Алексея Разумовского себя именует! Говорит, права на престол имеет. Ищет поддержки у цесарцев и французов.

— Вот как… Интересно девки пляшут, – я задумался. Тут кто-то решил половить рыбку в мутной воде. В любом случае, без внимания оставлять нельзя.

— Установить за ней слежку самую пристальную! – приказал я. – Кто с ней встречается, о чем говорят, какие планы строят – все знать! Все слухи, все сплетни собирать. Докладывать мне немедля. Продумать вариант убийства, если так сложатся обстоятельства. Если у вас все получится и дворяне начнут метаться в поисках кандидатур, тут-то она и может всплыть. Мне новый источник смуты не нужен.

Шешковский почтительно склонил голову, сделал пометку.

— Еще одно донесение, Ваше Величество. Из Потсдама. Агент докладывает, что, когда через Прагу ехал…

— Я помню, помню, – прервал я его. – Что там?

— Слышал неоднократно разговоры в трактирах да в хосподах. Чехи опять бунтовать собираются. Недовольны правлением Марии-Терезии, вспоминают гуситские войны, Яна Жижку… Особо рьяные живут в Моравии. Готовы, дескать, снова за веру и свободу оружие поднять. И гонцов к тебе заслать хотят.

— Хм… Чехи… – я снова задумался.

Это уже интереснее. Братский славянский народ под гнетом . Если там и правда брожение идет, можно попробовать огонек раздуть. Плеснуть туда бензинчику. Например, оружием. Ослабить Вену изнутри – это дорогого стоит. Опять же панславизм – я не забыл своей идеи, хотя в эту конструкцию плохо вписывались поляки.

— Передать нашему человеку в Вене, чтобы и за Прагой приглядывал. Искал людей недовольных, связи налаживал. Осторожно, без шума. Пусть пока только слушает да смотрит. Время действовать еще не пришло.

Тайники заулыбались. Царь-батюшка доволен их старанием – сработала все ж таки идея создания собственной агентурной сети в Европе.

— А теперь, голуби мои сизокрылые, поведайте мне, что вам известно об иезуитах. Ихний представитель Луиджи Фарнезе напросился через Волкова ко мне на прием. Нету у меня доверия к этим святошам. А ну как опять попытаются отравить!

— Эти могут, Государь, – серьезно кивнул Шешковский. – Там, где они действуют, не остается и мушиного следа.

Он принялся посвещать меня в тайны закрытого ото всех и гонимого во многих странах Общества Иисуса, распущенного год назад папским эдиктом.