Шапка Мономаха. Часть II

Гренадеры рассчитывали ворваться в главный лагерь на плечах отступающего противника. Видя подобное непотребство, Гаджи-Али клятвенно пообещал поотрубать головы всем, кто побежал, и отправил татарскую конницу опрокинуть увлекшихся атакой урусов.

Крымчаки на своих низких лошадках помчали гурьбой в наскок, выставив пики. Заходили во фланг. Грозили отрезать гренадеров и егерей от основных сил.

Кутузов вовремя разглядел опасность.

— В карей – стройся!

Его вышколенные гренадеры тут же сформировали каре, спрятав внутри егерей Колычова, открывших из-за плотных шеренг прицельный огонь. Не просто каре, а “движущийся редут”, как придумал Румянцев для своей армии. Крымчаки, отведав свинца, вдарили в бега.

Вот и первые недостроенные бастионы главного лагеря – каменные стенки, возведенные наполовину. Зазвучали, засвистели визгливые трели турецких пуль.

— В линию! Атакуй в штыки!

Егеря, рассыпавшись вдоль передовых вражеских укреплений, открыли огонь без команды, выцеливая офицеров и знаменосцев-байрактаров. Гренадеры заработали. как швейные машинки, целя в брюхо противнику или между лопаток, если он улепетывал.

Но слишком много было в лагере турок, чтобы крошечный отряд смел их в море. Сначала гренадеры сбавили темп наступа. Потом встали. И вот уже высоченные усачи, залитые кровью с головы до ног, начали пятиться. Кутузов сбился со счета, сколько раз его шпага отправляла басурманина на свидание с Аллахом. Но всему есть предел – даже лихому наскоку.

Казалось, еще секунда, и придется командовать отступление. Но турки вдруг подались назад и бросились бежать к шлюпкам на берегу. Их опрокинули батальоны Ряжского и Тамбовского полков, совершившие обходной маневр, преследуя авангард турок до аула Демерджи. Они вышли к незащищенной стороне лагеря и, воспользовавшись замешательством от атаки гренадер на передовую линию, сходу заняли западный турецкий ретраншемент. Кутузовский отряд получил неожиданное и внушительное подкрепление от карабинеров, которых привел Мусин-Пушкин.

Разгром был полным. Гаджи-Али отдал свою саблю первому русскому офицеру. Капудан-паша успел сбежать на свой флагман. Назначенный крымским ханом Девлет-Гирей, его командующий, калга и наместник Шабаз-Гирей-Султан,и его зам, нуррабек Мубарек-Гирей-Султан, удрать не успели. На них внезапно выскочили гренадеры Кутузова и, не разбираясь, кто им попался в руки, перекололи штыками.

— Бывает, – пожал плечами Михаил Илларионович, нисколько не опечаленный таким исходом.

Куда больше его внимание привлек турецкий ага, которому пуля попала в висок рядом с глазом и вышла с другой стороны лица. Удивительно, но турок сохранил зрение и мог следить за пальцем подполковника, который водил им туда-сюда перед носом подвывавшего османа.

— Повезло же тебе, турецкая морда, – добродушно молвил Кутузов.

Глава 14

В зале таверны, что на Градчанах, народу было немного – время ярмарок и праздников ещё не началось. Но те, кто заняли столик напротив камина, не были гуляками. Это были вполне уважаемые люди. Мэр Теплиц Антонин Зайдель, мэр Слатина Вацлав Жегак и кузнец Карел Достал из Лготы Маховской. Их связывала не только дружба, но и духовное единство. Съехались они в Злату Прагу для серьезного разговора. Они были членами Моравского братства, известного ещё как Гернгутеры. Впрочем, притворяться католиками им всем тоже приходилось, чтобы не рисковать своим положением и не терять влияния на односельчан.

Объятия, приветствия, первая кружка за встречу, все было как обычно. На столе стояла сковородка с жареными свиными ребрышками, горкой высился ещё теплый обжаренный ржаной хлеб, натертый чесноком. Перед каждым стояла отпотевшая глиняная кружка, увенчанная белой пивной шапкой. Хозяин встречи, Антонин Нивлт, наследный мэр маленького городка Ртыне, что с незапамятных времен расположился в предгорьях Крконоше, уловил момент, когда приветственное настроение поменялось на деловое, и обратился к кузнецу:

— Карел, ну так как там поживает твоя сестричка в этой далекой Московии? Не замерзла ещё?

Карел вытер руки о полотенце, поднесенное хозяйкой (чай, культурные люди, а не сервы какие-нибудь, чтобы руки о штаны вытирать), и полез за пазуху. На свет появилось письмо, которое и стало поводом собраться четырем мужчинам.

— Ну, стало быть, про их житье-бытье вам вряд ли интересно. Пишет, что господин Киршнек неплохо зарабатывает. Оргaнов в Петербурге немало, а он хороший мастер по их ремонту и настройке. Но вот слушайте, что она потом пишет: «Всю зиму в Петербурге царило веселье, то бесплатные представления и музыка для простолюдинов, то ледяные горки умопомрачительной высоты. Я сама набралась смелости и каталась. Устраивали на льду Невы бои диких зверей с собаками, но на это зрелище муж меня с собой не взял. И много-много других развлечений и увеселений. Даже Франтишека коснулись эти забавы. Ему пришлось налаживать работу органа, выполненного из чистейшего льда. Целую неделю он провозился с этой диковинкой, заработал жестокий насморк и кашель, но был щедро вознаграждён.

Живущие тут со времен императора Петра единоверцы говорят, что такого никогда не было. И объясняют это страхом императрицы Екатерины перед новостями с востока. А слухи ходят один другого необычнее. Особенно они усилились после того, как самозванный император захватил крупный торговый город на Волге, называющийся Нижний Новгород.

Я не умею читать по-русски, но наш пастор мне подробно разъяснил, что написано в бумагах от имени этого самозванца, и я спешу поделиться с тобой, мой братик, тем, что узнала. Царь, буду называть его так дальше, провозглашает упразднение любых сословных привилегий. Все люди будут равны перед законами и перед ним. Никакого крепостного права больше не будет. Все крестьяне будут свободны в распоряжении своей землей и своим трудом. В вопросах веры декларируется полная свобода, но православная церковь остаётся главной религией государства. Но это, конечно, понятно. Служба в армии будет обязательной для всех молодых мужчин, но срок службы будет установлен короткий – до пяти лет. Для получения офицерских чинов никаких препятствий не будет, кроме талантов соискателей.

Царь обязуется созвать сейм, на котором будет принят главный закон страны, в котором все права и обязанности народа и власти будут прописаны на вечные времена. Но, как мне объяснили, это не будет такой сейм, как в прошлом, где только господа имели право голоса. В русский сейм избранным может быть любой. Звучит удивительно. Думаю, что будь это у нас в Чехии, то дядюшка Антонин легко избрался бы...»

Упомянутый Антонин Нивлт хмыкнул и непроизвольно покрутил кончик уса. Друзья тоже заулыбались и воздели кружки с тостом: «За сенатора Нивлта!».

Выпили, закусили и продолжили слушать Карела Достала.

— «Ходят слухи, что все эти манифесты не просто слова. В тех краях, что подчинились новому царю, прошли выборы в местные собрания, и там все свободы и права уже начали действовать. Моравские братья из наших колоний на Волге тоже пишут, что имели разговор с царем, и тот обещал сохранить им прежние привилегии переселенцев, не покушаться на религию и самоуправление. Но обязал все переселенческие колонии за свой счет открыть университет для преподавания практических знаний по механике, строительству, медицине и прочему. Причем преподавание в нем будет вестись на немецком. Наши братья испытывают энтузиазм по этому поводу и уже рассылают письма к немецким единоверцам с предложениями. Мой Франтишек тоже подумывает о преподавательской карьере. Хочет стать паном профессором. А я, стало быть, буду профессоршей! Как? Завидно, братик? А ты ещё ругался, что я грамоте обучалась. Небось, сейчас радуешься, что можешь мои письма читать с новостями».

Карел перевал чтение со словами:

— Ну, тут она в воспоминания ударилась. Это вам будет неинтересно. Вот дальше: «Сможет ли царь взять власть в стране и выполнить все задуманное, Бог весть. Но уважаемые люди говорят, что очень даже может. Если ему удастся быстро разбить гвардейскую армию фаворита императрицы и занять Москву, то мелкое, бедное дворянство начнет присягать ему массово. А это сделает большую армию Екатерины, что сейчас воюет с турками, ненадежной. В общем, ждите вестей. Возможно, Господь откликнулся на наши молитвы и послал освободителя в лице этого Пугачева. Мы все тут молимся за его здоровье и успех. Прошу и тебя, брат мой, тоже молиться за него. Целую и обнимаю, твоя Катржина».