Шапка Мономаха. Часть II

Карел положил письмо на стол и пылко воскликнул:

— Газеты пишут, что ведь взял-таки Москву и гвардию разгромил тот, кто именует себя Петром III! Если этот Пугачев объявит себя Габсбургом, я лично сразу ему присягну! Так дальше жить невозможно. Все крестьяне стали просто рабами владельцев усадеб. Без их ведома не женись, без их разрешения ребенка в ремесло не отдавай. По четыре дня в неделю барщину отработай!

— Это хорошо, если четыре, а то и все шесть бывает, – проворчал мэр Слатина Вацлав Жегак.

Кузнец энергично кивнул, соглашаясь, и продолжил:

— Детей в барские дома в услужение отдай. Лес не руби, шерсть сам не пряди, вино не кури. Торговать раньше можно было и на городских ярмарках, а теперь только при господских усадьбах да по их ценам. Повсюду таможни на границах владений. Хрен куда товар отвезешь. Он за дневной переход в цене удвоится.

Жегак снова поддержал кузнеца:

— Как папа Климент орден иезуитов разогнал, так они в Чехию как будто все слетелись. Раньше католические пасторы делали вид, что не замечают, как мы чтим Лютера, а теперь, понукаемые иезуитами, с цепи сорвались. Людей хватают. Книги жгут. Доколе мы терпеть будем, братья?

Все замолчали.

— А может, нам действительно своего Габсбурга найти? Народного, – задумчиво произнес мэр Теплиц Антонин Зайдель. – Или Виттельсбаха?

— Ну, это вряд ли сработает, – возразил Нивлт. — Там у них в России мутная история со смертью Петра Третьего приключилась. Так что теперь все, кто хотят, могут сделать вид, что этот Пугачев тот самый Петр и есть. А у нас эта кодла немецкая заодно держится, так что хоть Габсбургом назовись, хоть Виттельсбахом, все одно бунтовщики. Так что, если вспоминать кого, так это Яна Гуса, и полагаться только на свои силы.

Пока народ обдумывал эти слова, потягивая холодное пиво, Нивлт знаком попросил разрешения у Карела взять письмо. Тот согласно кивнул и подтолкнул листок по столу. Антонин ещё раз пробежался по тексту. Все с интересом ждали, что он скажет.

— Да и нужен ли нам ещё один король на наши шеи? – задумчиво продолжил Антонин. – Пусть и нами выбранный. Нам ведь только свобода от наших поместных господ нужна, а верховная власть пусть у Габсбургов остается. Так, может, сделать иначе? Давайте сочиним некий «Золотой Патент» от имени Иосифа Второго. В котором он дарует чехам все свободы, что мы хотим, и даже больше. Сделаем этот документ по всем правилам. На пергаменте. Золотом. С подписью и печатью императорской. Чтобы никто не усомнился в подлинности. Соберем тайный сейм всех мэров, где об этом патенте объявим, и уговоримся начинать вместе и дружно. Хозяев и католических прелатов в один мах выгоним из Чехии. При этом все неизбежно в крови испачкаются. По-другому, сами понимаете, не получится. А стало быть, все заодно будут до самого конца. И когда император на нас войска пошлет, то нам надо будет это как-то выдержать. Показать, что усмирять Чехию будет стоить очень дорого. Вот после всего этого мы сможем договориться с Иосифом по-хорошему, поступившись в чем-то, но и получив то, что мы хотим.

После нескольких секунд обдумывания собеседники зашумели, вскочили с лавок и стали орать: «Слава Нивлту! Слава мэру Ртыне!». Сам раскрасневшийся и довольный собой Антонин велел принести бутыль хорошего вина, сберегаемого кабатчиком для особых случаев и особых гостей. Разговор, подогретый дарами итальянских виноградарей, перешел в плоскость практического осуществления плана Нивлта.

Состряпать документ брался сам Антонин. Были у него идеи, как это провернуть. Организовать тайный сейм тоже было делом возможным, и мэры Слатина и Теплиц брали это на себя. Но вот по вопросу организации боеспособного ополчения энтузиазма особого не было. Прикинули, что в Богемии почти двенадцать тысяч селений и с каждого можно потребовать по одному-двух воинов. Это неплохая армия, но… Без костяка из офицеров и выучки кавалерия императора разгонит крестьян палашами, даже не вынимая их из ножен.

В принципе по селам жило много ветеранов прежних войн. Но уровня не выше капрала. Никого, кто мог бы возглавить армию, на примете не было, а доверять кому-то из местных дворян категорически нельзя.

— А давайте у русского царя попросим себе генерала, – предложил вдруг Карел.

Все даже замолчали, обдумывая это предложение.

— Карелу больше не наливаем, – усмехнулся Нивлт.

— А что не так? – взвился кузнец. – Он тут для всех будет чужой, так что никто не будет в обиде, подчиняясь. Если у нас все выгорит, то сам в короли не полезет. И вера не та, и своих людей у него не будет, да и с царем все можно заранее обговорить. Кроме того, это будет намек Вене, что Россия может и побольше помочь, коли Габсбурги артачиться будут. Мы ведь и под руку русского царя можем попроситься. Чем это не пугало для Иосифа?

— Ну, это ты загнул! – зашумели собеседники. – Где мы, а где Россия.

— Так я и не всерьез, а только для острастки, – возразил Карел. – Давайте я съезжу. Доберусь до Петербурга, а там с сестрой и свояком в Москву к царю. Все ему обскажу за наше дело, и там уж как он решит. Но уверен, что без помощи не оставит.

Идея заговорщикам понравилась, и спустя ещё один час и ещё одну бутыль вина было составлено письмо в адрес русского царя, а кузнеца из Лготы Маховской решено было снабдить деньгами и отправить в путь без промедления.

Невдомек было заговорщикам, что их беседу – увы, не самую тихую – внимательно слушали несколько ушей. Одни принадлежали невзрачному типу в штопаной-перештопаной венгерке, лишившейся нескольких галунов. Решив, что услышал достаточно, этот, судя по всему, мадьяр нацепил на голову магерку из вяленой шерсти и, изображая сильно подвыпившего, на нетвердых ногах покинул таверну. Его путь лежал к дому австрийского генерала, отвечавшего за общественную безопасность в коронной земле Богемия. Венгр был платным осведомителем и его переполняла радость. Сегодня удача сама далась в руки – за сведения о собрании мятежных чехов он рассчитывал выручить немало серебряных талеров и всю дорогу прикидывал, сколько запросить.

Успех вскружил голову доносчику. Непростительная ошибка при его-то работе! Он на свою беду не услышал вовремя звуки шагов торопящегося человека – его догонял высокого роста светловолосый скандинав, сидевший в той же таверне и заметивший, как сорвался мадъяр, стоило закончиться совещанию Моравских братьев. Как только венгр свернул в неприметный проулок, чтобы срезать дорогу, швед радостно оскалился, обнажил длинный стилет, в три длинных шага догнал агента австрийской короны и, не произнеся и слова, вонзил сталь ему в печень.

Потерявший бдительность осведомитель охнул. Нападавший вытащил из его тела клинок и вытер о плащ своей жертвы. Мадьяр повалился на булыжник. Затухающее сознание выдало лишь одну нелепую мысль: “почему швед?”

Налетчик-убийца пренебрег обыском. Быстрым шагом удалился, запетлял в узких улочках, несколько раз проверив, что его никто не преследует. Наконец, добрался до дома.

— Вы рано сегодня, господин Свенсон, – поприветствовала его хозяйка. – Когда вы отбываете? Оплаченный срок подходит к концу.

— Завтра, фрау Марта. Вечерним дилижансом до Брно, – раскланялся жилец.

— Я думала, вы вернетесь в Вену, как вы говорили.

— Обстоятельства изменились, – широко улыбнулся скандинав, и Марта в очередной раз сомлела от его манеры вести себя с женщинами.

“Какая я дура, что не запрыгнула в его койку!” – укорила себя чешка.

Андер Свенсон не собирался в Брно. Его путь лежал в Потсдам. Но привычка путать следы уже давно стала его второй натурой. Он поднялся к себе в комнату. Тщательно запер дверь. Разложил письменные принадлежности и принялся составлять донесение в Москву. На имя своего хозяина, Степана Ивановича Шешковского.