Шайтан Иван 6

Она подозвала служанку и тихо распорядилась принести один из своих нарядов.

— Констанция, не стоит, — мягко запротестовала Мелиса, прижимая руки к груди. — Лейле здесь негде носить такое…

— Носить его здесь было бы смешно, — возразила Констанция с теплой твердостью. — Но в Москве — необходимо. Не отказывайте мне, дорогая. Пусть это будет моим подарком на память. Я его ни разу не надевала — в Пятигорске не до балов, а местные моды, признаться, отстают лет на пять. — В её голосе звучала легкая ирония.

Служанка вернулась с объемистым свёртком из плотного шелка. Мурата снова, под дружный смех женщин, вежливо выпроводили. Началась кропотливая церемония облачения Лейлы в столичный наряд: шуршащее платье со сложным кроем, кружева, ленты. Лицо девушки пылало от возбуждения. Наконец последняя крошечная пуговица была застегнута, последняя лента завязана. Констанция, отступив на шаг, критически оглядела Лейлу. Затем, не раздумывая, сняла изящную жемчужную брошь со своего снятого платья и приколола её к лифу наряда Лейлы.

— Мама?.. — Лейла замерла, беспомощно оглядываясь в поисках зеркала. — Как я?..

Мелиса стояла молча. В её глазах, смотревших на дочь в чужом, роскошном платье, светилась грусть — словно она видела не только красоту, но и незримую пропасть, которую это платье обозначало. Печальная улыбка тронула её губы.

— Не слушай никого, девочка, — тихо сказала Констанция, прежде чем Мелиса нашла слова. — Ты выглядишь восхитительно. Настоящая юная княжна.

Лейла засияла. Её глаза заблестели от счастливых слез, взгляд устремился вдаль, уносясь в сладкие грёзы о московских балах…

— Ух ты, сестра! — Голос Мурата, неожиданно появившегося в дверях, прозвучал как обух по голове. — Прямо красавица! Только вот отец… — он многозначительно постучал пальцем по лбу, — … никогда не разрешит тебе такое надеть.

Радостные мечты Лейлы рассыпались в прах. Она стояла, потупившись, а в комнате воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь шорохом дорогой ткани.

— Лейла, живя в Москве, тебе придётся носить платья по тамошней моде. Правда если ты выйдешь замуж за мусульманина, то наверно у тебя будут ограничения и запреты. Кстати, княгиня Маргарита Долгорукая блистала на бале у Долгоруких. Я тому свидетельница.

— Да, я знаю про Марэ. Но она перешла в православие, выйдя замуж за князя.

— Ну а кто знает, дорогая Мелис, за кого выйдет замуж Лейла, — загадочно улыбнулась Костанция.

Глава 7

Дождавшись письма от военно-судебного установления с предписанием явиться в Главный военный суд Петербурга не позднее пятого декабря для окончательного рассмотрения моего дела, я попрощался с Лукьяновым и Куликовым и покинул Тифлис. Решил пренебречь указанным в письме сроком. Слишком много неотложных дел требовало моего внимания, и главнейшим из них был мирный договор с Хайбулой. Этот договор станет моей надежной защитой от любых нападок и провокаций. Необходимо было также во что бы то ни стало разобраться с подлогом.документов и хищением денег из моего фонда. Похищенная сумма была столь велика, что наносила серьезный удар по моему авторитету, создавая отличный предлог прижать меня и окончательно испортить мне жизнь.

После отъезда графа Иванова полковник Лукьянов навестил Куликова в квартире, которую тот снимал.

— Жан Иванович, не расскажете, что же произошло в кабинете Велибина во время допроса Иванова? Он так кричал, что мне казалось — здание вот-вот рухнет!

Куликов, верный своей привычке обдумывать ответ, взял продолжительную паузу.

— Лев Юрьевич, у меня нет однозначного объяснения поведению Петра Алексеевича во время допроса. Его пояснения оставляют слишком много недосказанного. Одно несомненно: он знает куда больше нас и абсолютно уверен в своей правоте. Да и наличие именного жетона о многом говорит. Насколько мне известно, его жетон предоставляет ему куда больше прав, чем ваш?

— Действительно, Жан Иванович, его жетон весомее моего. Людей с такими жетонами в нашем ведомстве — по пальцам перечесть. Они выдаются лишь с ведома Императора. Это не просто ведомственная награда, это знак высочайшего доверия Его Величества.

— Вот я о том же. Почему же Петр Алексеевич не предъявил его сразу?

— Знаете, Жан Иванович, — Лукьянов задумчиво покачал головой, — при всей своей молодости, Пётр Алексеевич полон неожиданностей. Его кажущаяся простота и прямолинейность многих вводят в заблуждение. Я, признаться, был искренне поражён картиной в городской тюрьме. Его поместили в ту камеру намеренно. Арестанты там — люди с тяжёлым прошлым, и к дворянам они теплых чувств не питают. Особенно некий Крох. По сведениям следствия, на его совести жестокая расправа над несколькими помещичьими семьями. Правда, многое доказать не удалось, в вину вменить — тоже. Хитёр и осторожен. Но уважение, которое он выказал графу, — я видел своими глазами — было искренним.

— Да уж, — протянул Куликов, — толковый молодой человек. Далеко пойдёт.

— Почему «пойдёт», Жан Иванович? — возразил Лукьянов. — В его то годы подняться так высоко не каждому по силам. Далеко не каждому.

— Так что же такое сказал Иванов, что Велибина так взбесило? — не унимался Куликов.

— Вы знаете, Лев Юрьевич, — Куликов понизил голос, — слова сами по себе были в рамках приличий… но поданы в такой унизительной форме и с такой язвительной интонацией, что я и вправду испугался — как бы Велибина удар не хватил.

— Судя по тому, как к Петру Алексеевичу относится высшее начальство, — продолжал Лукьянов, — можно с уверенностью сказать: на него возлагают большие виды. Прошу учесть и особое расположение к нему цесаревича Александра. Я не сомневаюсь, что цесаревич, пользуясь своей милостью, добьётся включения графа в свой ближний круг.

— Вы имеете в виду его спасение графом Ивановым? — уточнил Куликов.

— Нет, Жан Иванович. Участие графа в предотвращении покушения стало лишь веским подтверждением правоты первоначального решения цесаревича приблизить графа к себе.

— Лев Юрьевич, — Куликов покачал головой, — у вас сложилось, пожалуй, несколько предвзятое мнение о его превосходительстве Велибине. Несмотря на все его… э… издержки характера, он искренне не переносит на дух казнокрадов и взяточников. Просто натура уж слишком пылкая и неукротимая. Его Императорское Величество, направляя его на Кавказ, был уверен: ни один изрядный мошенник не избежит возмездия. Поверьте, так оно и случится. Хотя, надо признать, нрав у него злопамятный. И уверяю вас, он не простит Петру Алексеевичу того унижения при свидетелях. И это — отнюдь не пустая угроза. С точки зрения такта, это был весьма опрометчивый шаг со стороны графа.

— Всякое может статься, Жан Иванович, — задумчиво произнёс Лукьянов. — Время покажет.

На базе третьей сотни мы неожиданно встретились с Андреем. Он, в сопровождении Саввы и Эркена, как раз двигался в Тифлис — встречать меня, как и договаривались.

— Пётр Алексеевич, слава Богу, ты на свободе! — воскликнул Андрей, едва завидев меня, выходящего из кареты. Не успел я спуститься на землю, как он крепко обнял меня.

— Андрей, ты чего? — искренне удивился я столь бурному проявлению чувств от обычно сдержанного Андрея.