Шайтан Иван 6
Шрифт:
Поздним вечером, в моем номере, Куликов подтвердил мои догадки.
— Признаюсь, Пётр Алексеевич, — начал он, отхлебывая чай, — дело против вас, затеянное Смолиным через Анукина, продумано и исполнено виртуозно. Гарантированный арест. Поражен масштабом замысла и чистотой исполнения. — Он поставил чашку, его взгляд стал острым. — Но вот что смущает: Анукин — лишь исполнитель. Как и Кудасов. Смолин? — Куликов скептически мотнул головой. — Не стратег. Остается вопрос: КТО стоит за ними?
— Полностью согласен, — кивнул я. — Всё указывает на тщательно продуманные схемы хищений. Я не ошибаюсь?
— Отнюдь не все схемы столь совершенны,
— Пётр Алексеевич, — Куликов позволил себе легкую улыбку, — документы, полностью вас оправдывающие, у нас на руках. Каковы ваши дальнейшие планы? Интересуюсь неспроста — очень хотелось бы вернуться в Петербург вместе с вами. Точнее, — он чуть лукаво прищурился, — на вашем транспортном средстве.
— Пока не могу сказать точно, Жан Иванович, — ответил я. — Нужно завершить дела в батальоне. Ориентируюсь на конец ноября или начало декабря.
— Меня это вполне устраивает. Надеюсь, вы не откажете в месте?
— Хорошо, — согласился я. — Извещу вас перед отъездом. Кстати, Жан Иванович, — перевел я разговор, — как обстоят дела у атамана Колосова? Есть что-то?
Куликов на мгновение задумался.
— Точных выводов пока нет. Но по итогам проверки его отделов… Грубых нарушений, кроме финансовых, разумеется, не выявлено. Что касается финансов… — он выразительно поднял палец, — прямую причастность атамана к хищениям проследить не удалось. Однако… — Куликов развел руками, — недочётов в работе его служб хватает. Изрядное количество.
— Понял. Благодарю, Жан Иванович, — выдохнул я с чувством, в котором смешались облегчение и усталость.
— Господь с вами, Пётр Алексеевич, — Куликов встал, слегка склонив голову. — Не стоит благодарности. Я лишь исполнял служебный долг.
Глава 10
Накануне отъезда Хайбулы в Картах мы остались ненадолго одни. Тишину нарушил его голос, непривычно прямой и лишенный обычного сдержанного тона:
— Пётр, я согласен. Перевези мою семью в Россию. К тебе.
Эта внезапность и обнаженная просьба застали меня врасплох. Сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Хайбула, мы же договаривались, ты не возражал. Что случилось? Говори.
Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на меня, и в его темных глазах я увидел тень настоящего страха.
— Убийца… Перед смертью. Я спросил — за что? Он просил прощения… — Голос Хайбулы сорвался. — Сказал: если бы отказался меня убить, они убили бы его жену и сына. — Он резко выдохнул. — Я не могу рисковать, Пётр. Мелис, дети… Им нужно уехать. Подальше. Пока я не разберусь. Ты уезжаешь в Петербург — возьми их с собой. Обещание, помнишь?
— Помню, — кивнул я, чувствуя тяжесть его слов. — Сделаю. — Я сделал паузу, собираясь с мыслями. — Хайбула, а спрошу тебя прямо: что скажешь, если мой офицер посватается к Лейле?
Он замер. Веки приподнялись, и его пронзительный взгляд впился в меня, будто пытаясь прочесть скрытый смысл.
— Он… был в том бою? — спросил Хайбула тихо, но отчетливо.
— Был. Тот сотник, что
шашкой по голове получил.— Прикрыл товарища? — в голосе Хайбулы прозвучало уважение. Он запомнил этот поступок. — Он… казак?
— Нет. Род его дворянский, честный. Состояние есть, не нищий. Поэт, известный по всей России, — подчеркнул я. — И поверь, имя его не канет в Лету. Люди запомнят.
Хайбула молчал, его высокие скулы напряглись. Брови медленно поползли вверх, выражая и удивление, и раздумье.
— Ладно, — наконец произнес он сдержанно. — Но… Ты уверен, Пётр, что это благо? Для Лейлы?
— Ох, Хайбула! — Я не сдержал горьковатой усмешки. — Сам Аллах не ведает, что на уме у влюбленных и какая дорога им уготована! А ты у меня спрашиваешь?
Он потупился, пальцы непроизвольно сжали рукоять кинжала. Видно было, как он взвешивает мое слово, обычай, будущее дочери.
— А Мелис? — спросил он вдруг, подняв голову. Вопрос прозвучал как последний бастион. — Знает ли? Что она сказала?
— Знает, — ответил я спокойно. — Сказала: такие вопросы — решать тебе, Хайбула. Ты глава семьи.
Опять задумчивое молчание повисло между нами. Хайбула смотрел куда-то вдаль, будто взвешивая последнее слово жены. Наконец, он обернулся ко мне, и в его глазах читалось глубокое, почти торжественное решение.
— Передай Мелис, — произнес он медленно и четко, — что я полностью полагаюсь на её материнскую мудрость и чуткое сердце. Какое бы решение она ни приняла относительно Лейлы и твоего офицера… я поддержу. Как отец и муж.
Я молча, с глубоким уважением, кивнул. В его словах было больше, чем просто согласие — это было доверие, дарованное жене в самом важном вопросе их дочери.
— А кто у тебя в охране теперь, Хайбула? — спросил я, желая убедиться в его собственной безопасности.
— Назначил Мелика, — ответил он уверенно. — Воин опытный, хладнокровный. Это он успел ранить убийцу, когда тот выхватил кинжал.
— Хороший выбор, — искренне одобрил я, зная репутацию Мелика.
Хайбула поднялся. В его движении чувствовалась тяжесть предстоящей разлуки, но и решимость. Он шагнул ко мне и крепко, по-горски, обнял — не на мгновение, а задержавшись, как бы вкладывая в это объятие всю невысказанную благодарность.
— Благодарю тебя, Пётр, — его голос слегка дрогнул, — за всё, что ты сделал для меня и продолжаешь делать. Сейчас… сейчас я не могу отблагодарить по-настоящему, не на словах. Но клянусь, надеюсь всем сердцем, что Всевышний позволит мне выразить мою благодарность иначе — делом, когда придёт время.
— Береги себя, Хайбула, — сказал я, сжимая его плечи. — Мы еще встретимся.
Он отступил на шаг, выпрямился во весь свой рост. Взгляд его стал твердым и ясным. Затем, по обычаю предков, Хайбула плавно склонил голову и поклонился, приложив правую ладонь к сердцу — жест глубокого уважения и нерушимой клятвы. Потом резко развернулся и пошел прочь, не оглядываясь.
Погода окончательно испортилась. Часто шёл мокрый снег с дождём — холодный, мерзкий, пробирающий до костей. Но откладывать поездку в Петербург уже не стоило. По приезде на базу я сразу поставил своих в известность об отъезде. Вместе со мной в отпуск отправлялись Андрей и Михаил; их отпуска заранее оговорены с атаманом. Главным на время моего отсутствия остаётся Трофим. Также предупредил Малышева: его отряду надлежит готовиться к убытию в Петербург — как только приедет полковник Лукьянов для их экзаменации.