Шелковый дар
Шрифт:
— Как? — воскликнул Карин. — Если он человек без сил — что он может сделать?
— Он может испытывать. Вы похожи и, чтобы не навредить тебе, первым все пробовать будет он, — страшные слова ведьма произнесла как нечто совершенно обыденное. Карин сжал зубы на миг, потом расслабился, не желая усугублять несчастья Данко, которых наверняка станет больше, как только Сулена поймет, что судьба пленника лекарю не безразлична. — Ты ешь, ешь.
И Карин начал давиться кусочками рыбы. Мужем, она сказала, что он станет ее мужем, чтобы продлевать свою жизнь за счет его. Если она его приворожит, если он поверит, что влюблен в ведьму — сделает
— А с мавками что?
До них Карин добраться не успел, потратив почти все время на волка и на Данко. И на уборку. Хозяйка, казалось, не слишком обеспокоилась.
— Они живучие. Как и русалки. Завтра займешься, не страшно.
После ужина лекаря повели обратно в пристройку, где по дороге его вывернуло наизнанку всей съеденной пищей, просто не поместившейся в желудке. Кое-как отдышавшись, под брезгливыми взглядами своих сторожей, Карин почти дополз до двери и затащил себя внутрь. Чувство было такое, словно его на самом деле отравили.
В комнате было все так же холодно, но так было даже лучше. Умывшись ледяной водой, оставленной в кувшине, Карин забрался на кровать и моментально уснул, измученный до предела.
Утром не смог встать на ноги. Завернувшись с головой в шкуру, он трясся, стуча зубами и сжимаясь в комок. О том, чтобы встать с кровати, не шло и речи — тело напоминало кисель, сложно было даже обхватить свои колени руками.
Старуха, принесшая еду, после нескольких попыток сдернуть с него мех просунула руку внутрь и попятилась назад:
— Помер, что ли? Окоченел весь…
Карин что-то промычал и укутался сильнее. Старуха вытаращила глаза, потом быстро махнула прислужникам:
— В воду его горячую опускайте! Согреть надо!
Вдвоем мужики смогли отобрать покрывало у трясущегося лекаря, подхватили его за руки и за ноги.
— Раздевать или так?
Кинули в корыто прям в одежде, еще и кипятка подлили. Старуха, велев стеречь, чтобы не утонул, побежала за сухой одеждой, заодно рассказать госпоже, что лекарь ее свалился с ног, не успев появиться в доме.
Долго мок Карин в воде, которую периодически подогревали. Солнце уж взошло, когда он перестал трястись и смог расслабить сведенные мышцы. Его крайне странный недуг, донимавший по утрам в селе, опять вернулся.
— Жив? — грубовато спросила старуха, закинув наверх перегородки сухую одежду.
— Жив, — откликнулся Карин, откинув голову на широкий деревянный бортик. — Спасибо, тетка.
— Собирайся тогда быстрее, хозяйка очень недовольна была.
Стоило согреться, как слабость словно рукой сняло. Наскоро поев, он уже почти бежал к арке, скрывающей вход в подземелье.
Узница из ближайшей клетки встретила его почти радостной улыбкой, и, судя по ее оживлению, сегодня чувствовала себя явно лучше вчерашнего. Карин кивнул ей в ответ, но более всех его тревожил Данко. К нему он и направился в первую очередь.
Молодой мужчина уже сидел, кутаясь в принесенное одеяло. Быстрый осмотр показал, что ни жара, ни иных ухудшений за ночь не случилось. Карин не смог скрыть облегченной улыбки и потрепал друга по грязным спутанным волосам, на что тот легко хмыкнул.
— Где ты был все это время? — напряженно спросил он.
— В селе в лесу жил, — просто
ответил Карин. — Дядька отвез туда, сказал, что чем дальше от рек, тем лучше для меня.Данко кивнул сам себе — понятно, почему они не смогли отыскать Карина, ведь держались ближе к воде.
— Почему ты не возвращался? — хрипло, с упреком произнес, дернув щекой. — Хоть бы дал знать, что живой, мы же испереживались все! Твой отец…
Карин вздохнул, глядя за спину Данко, в сырую стену. Потом встретился с серыми глазами, в которых стоял вопрос и укор.
— Сначала я ничего не помнил, — начал он рассказывать. Его друг нахмурился, укор на его лице быстро сменился тревогой. — Память вовсе отшибло, как чистый лист стала. Со временем начали появляться крохи — то увидел себя на скале, то в гроте. Вспомнил отца, теперь вот — тебя. Но этого мало, я до сих пор не пойму, куда мне надо идти и что искать. Данко… — Данко неотрывно глядел на него. Карин склонился, почти прошептал на ухо, боясь, что могут подслушать: — Кто я? Где моя семья?
Это объясняло все: и молчание друга, и его столь длительное отсутствие. Смятение пополам с ожиданием, которые читались в каждом жесте, слове, убеждали Данко, что Карин не лжет, он на самом деле ничего не помнил. Поэтому так же тихо Данко вкратце поведал, что живут они в недрах гор, ушли от равнинных жителей. И что они мало чем отличаются от остальных людей, разве что некоторыми умениями, которые смогли сохранить благодаря закрытости своей жизни.
— Но я… — начал Карин.
— Ты — другое дело, — прервал его Данко, чуть оглядываясь. — У тебя с рождения было другое назначение, ты уже родился великим врачевателем. Отец мой говорил, что ты в малом детстве лечил зверей и птиц без трав и заговоров. Твой отец все думал отправить тебя в обучение, но как-то не складывалось. Иногда думаю, что он нарочно затягивал время, не хотел отпускать. Вот и дотянул, пока ты в долину не улетел.
— Все же я — человек? Ведь не бес, не демон? — невольно вырвалось у Карина.
— Человек, — пробурчал Данко и на миг словно забыл, что они в клетке, что к ноге его приделана цепь и еще вчера он захлебывался криком, когда в нем пытались обнаружить несуществующие силы. Легко дотронулся до щеки друга и улыбнулся, наконец, уверившись: — Жив все же. Жив… Слава богам! Вот дядька Сивер обрадуется-то!
— Отец здесь? — быстро спросил Карин. Данко быстро закивал:
— В городе он остался, и теперь вряд ли уйдет. Если бы только сообщить ему, где мы — он поможет, ведь скала здесь, — для убедительности просунул руку сквозь прутья и стукнул по камню. Карин не понял, тогда Данко пояснил: — Он может говорить с камнями, путь они ему открывают в любое место, куда попросит.
Карин напряг память, но только кольнуло в висок. Этого он не помнил, да и показалось ему выдумкой, чтобы сквозь камни мог человек ходить, не бестелесный же он. Даже ведьме такое не под силу.
Тяжелая дверь отворилась, впуская прислужника, и Карин подхватил миску с отваром и ткань, которой протирал раны Данко, вышел из его клетки, сообразив, что уже довольно долго сидит на одном месте, и что другие узники внимательно прислушиваются к их разговору.
Войдя в клетку одной из русалок, тюремщик отхватил ножом прядь длинных волос и так же молча ушел. Пленница опустила глаза, дотрагиваясь до короткого ежика, оставшегося у виска. Одна из лежащих мавок зашевелилась, протяжно вскрикнула.