Шесть с половиной ударов в минуту

– Начнём с девочки, - непреклонно заявила Катрия.

– То есть твои действия не разбудят и не переполошат демона? – Арэви приподняла бровь.

– Я буду осторожной. Я осознаю, сколь много мы потеряем, если допустим даже крохотную оплошность. А вы пока отправьте письмо в ближайшую резиденцию Lux Veritatis, - Катрия заметила, как помрачнела её наставница, но ей не было дело до предрассудков старой женщины. – Только они сумеют совладать с демоном, если он уже проснулся. И будем молиться, чтобы он спал как можно дольше.

Ведь если это так, они справятся с чудовищем сами и до прибытия представителей воинствующей стопы их общей веры. Но как проверить, не навлекая на монастырь гнев злобного существа?

Катрия так и не заснула в ту ночь. Она чутко реагировала на вой ветра, который казался ей рёвом чудовищ, и прислушивалась к шагам. Пару раз она поднималась и, собрав всю свою волю в кулак, отправлялась в крыло – проверить, спит ли ребёнок. Девочка была в своей постели, и это немного успокаивало настоятельницу, хоть ей и мерещилось, что для спящего человечка она слишком сбивчиво дышала. Притворство или разыгравшееся воображение?

Служительницу Ралалью поместили в изолированную комнату, сославшись на то, что женщина подцепила болотную лихорадку, и никого к ней не пускали. Возле неё оставались лишь посвящённые в тайну монахини. Таким образом, больше никто в монастыре не мог услышать её причитаний о демоне, а слух об этом превратился в байку, неподтверждённую и необоснованную. Ведь гораздо приятнее верить, что больной лихорадкой монахине просто привиделось, нежели что в стенах святой обители поселилось настоящее зло.

Самые проницательные служительницы заметили, что Катрия весь день была похожа на натянутую струну. Такое непривычное для неё состояние списывали на беспокойство настоятельницы о возможной эпидемии лихорадки. А следующую ночь Катрия по-прежнему не могла уснуть. Ей казалось, что она зря медлит, что нужно срочно действовать, как говорится, читать молитву, пока прихожане не разбежались. Она обратилась мыслями к Терпящей, но будущее не прояснилось. А просить совета у Арэви она не торопилась, зная, что ворчливая старушка ей скажет. Утомление и надуманные опасения начали мучить женщину, точно дикие звери умирающую от голода жертву. Страх и нерешительность, её личные чудовища, тоже выползли из убежищ.

– Вы неважно выглядите, - после второй бессонной ночи заметила какая-то служительница. – Вы, часом, сами не заболели?

– Нет. Это лёгкое переутомление. Ничего, с чем бы люди ни могли справиться, - важно заявляла Катрия, натягивая на себя маску строгости.

Она из последних сил играла роль уверенной в себе настоятельницы, но напряжение возрастало и давило на неё всё сильнее. И в итоге это вылилось в отчаянный рывок.

– Добрый вечер, - поздоровалась девочка, но настоятельница лишь молча взяла её под руку и повела обратно в её комнату. – Разве мне не нужно слушать молитву?

– Не сегодня, - отрезала женщина, и это удивило малышку: обычно Катрия ругалась, когда та пропускала чтение, но чтобы запрещать ей идти туда…

– Я в чём-то провинилась?

Настоятельница закрыла дверь и лихорадочно пробежала глазами по комнате. Усталость глубоко отпечаталась в её чертах: морщины стали заметнее, под глазами залегли мешки, и всю её фигуру будто тянуло вниз невидимыми грузами.

– Нет. Присядь, пожалуйста.

Девочка помялась на месте, но, заметив, как дрожат у женщины руки (она решила, что от злости), послушно опустилась на стул. Катрия села на кровать и разгладила полы рясы.

– Я много думала о твоём таланте, - беря в руки подставку со свечой, произнесла она. – О твоём умении зажигать белый огонь.

– Вы говорили, что только чудовища умеют так. И что это злой огонь.

– Я ошибалась. Я думала, что так делают только чудовища, но и у людей есть подобный дар.

– Значит, огонь не злой? – глаза ребёнка заблестели от радости.

– Не злой.

Было похоже, что девочка оба дня думала о неодобрительных словах настоятельницы и переживала по этому поводу. Вдруг она та, кого называют чудовищами? Вдруг огонь, который она зажигает, злой?

– Можешь показать мне его?

– Не знаю. Не всегда получается, - беря подставку, промямлила девочка.

Катрия вскочила с кровати и прошлась по комнате, неотрывно следя за ребёнком. Девочка ссутулилась и зажмурилась. Затем открыла глаза и посмотрела на фитиль – ничего. Малышка поёрзала на стуле, повертела свечу в руках, даже подула на неё. Ничего не помогало. Настоятельница, находившаяся на грани срыва, готова была рассмеяться. Хорошо или плохо, что ничего не происходило? Неужели Катрия ошиблась, и носителем была Ралалья? Женщина закрыла глаза и прислонила вспотевшие пальцы ко лбу.

– Вот!

Катрия отдёрнула руку от лица и посмотрела прямо перед собой. Теперь комнату освещал слабый серебристый свет, исходивший от крохотного огонька. Он мог бы быть даже красивым, чарующим своим редким белоснежным оттенком, если бы не был предвестником трагедий и катастроф.

– О, Терпящая, - прошептала женщина, а сердце в груди стало отплясывать неизвестный танец. – Поразительно! Ты сама зажгла его?

– Конечно, - самодовольно воскликнула девочка, задула свечу и тут же зажгла её по новой. – Видите? Вам нравится?

– Очень, - солгала Катрия.

– А тем модникам не нравился мой огонь. А вот папа хвалил меня за то, что я умею его зажигать, - воспоминания об отце болезненно ударили ребёнка, и на лице отразилась привычная тоска. – Скорее бы он пришёл за мной.

– Твоему отцу нравился белый огонь? – настоятельница уже ничего не соображала. – Он хвалил тебя?

– Да. Говорил, что это… м-м… дар. Есть такое слово?

Катрия на ватных ногах приблизилась к малышке и положила руки ей на плечи.

– Ты талантлива, - Катрия провела рукой по чёрным волосам девочки, погладила её по щеке. – Но это не твой талант. Демон так глубоко в тебе. Как жаль, что такие юные и невинные существа, как ты, вынуждены страдать. Ты чувствуешь его в своей груди?

– Кого? – малышка испуганно потёрла грудь, пытаясь нащупать лишнего пассажира. – Кто там?

И в этот момент холодные пальцы с силой сдавили горло ребёнка. Изо рта девочки вырвался едва слышимый писк. Катрия нависла над тщедушным тельцем малышки, силясь раздавить шейные позвонки. Девочка беспорядочно замахала руками, сбив платок с головы настоятельницы и с силой заехав ей по лицу. Но у ребёнка не было ни шанса против обезумевшей женщины, с рьяностью вершащей дело, которое она полагала правым. А девочка, чьё сознание быстро утекало в пустоту, никак не могла понять: за что эти добрые люди, приютившие её, обещавшие защищать и помогать, пока не найдётся отец, теперь желали ей смерти? Она плохо вела себя? Неужели это потому, что она пропустила вечернюю молитву? Обида затопила ставшее совсем крохотным сознание ребёнка. И этот всплеск эмоций вылился в разрушительнейшую силу, пожравшую всё на своём пути.