Шестьдесят рассказов

О чем она думает? Откуда мне знать? Возможно, она воспринимает происходящее как небольшое отступление от своей «настоящей» жизни, нечто вроде пребывания в больнице или, скажем, участия в большом жюри, собранном для рассмотрения дела об убийстве, когда присяжных полностью изолируют от общества в какой-нибудь гостинице. Я ее преступно похитил, что безусловно ставит меня в положение виновного - обстоятельство, позволяющее ей относиться ко мне мягко и снисходительно.

Она восхитительная женщина и прекрасно осведомлена о своей восхитительности, а потому проявляет (вполне оправданно) некоторое самодовольство.

Веревка имеет длину в сорок футов (то есть женщина может свободно перемещаться на сорок футов в любом направлении) и представляет собой в действительности нитку - мерсеризированный хлопок цветового оттенка 1443, изготовлено в Белдинге.

Что она думает обо мне? Вчера она бросилась на меня и трижды злобно ударила в живот книгой - «викинговс- ким» однотомником Мильтона. Позднее я посетил ее в ее комнате и был удостоен самого теплого приема. Она позволила мне наблюдать, как она делает физические упражнения. Каждое упражнение имеет свое название, и я уже знаю все эти названия: «бумеранг», «арбуз», «вращение бедрами», «ромб», «хлыст», «объятие», «фары», «закрутка сидя», «лебедь», «лук и стрела», «черепаха», «пирамида», «кувырок», «аккордеон». Ее движения поразительно эротичны. Я встал на колени и дотронулся до нее. Она улыбнулась и сказала, не сейчас. Я вернулся в свою комнату и стал смотреть телевизор - «Огромный мир

спорта», футбольный матч в Сан-Паулу.

* * *

Пойманная женщина курит трубку. У ее трубки длинный, изящно изогнутый чубук и белая фарфоровая чашечка, разрисованная маленькими красными цветочками.

– А уж чопорный,- говорит она неожиданно,- словно ему пять зонтиков в задницу загнали.

– Кто?

– Мой супруг. И все же он очень приличный человек. Конечно же в этом нет ничего необычного. Если разобраться, очень многие люди очень приличны. Таких, я думаю, большинство. Даже ты.

Нас окутывает аромат ее особого (дамская смесь) табака.

– Все это сильно смахивает на кино. Не сочти мои слова за критику. Я люблю, когда как в кино.

Меня охватывает легкое раздражение. Столько усилий, а она вдруг про какое-то там кино, ничего лучше придумать не может.

– Это не кино.

– Кино,- говорит она,- Кинокинокинокино.

* * *

Позвонил до крайности возбужденный М.

– Моя заболела,- говорит он.

– А что такое?

– Не знаю. Она словно в каком-то ступоре. Не хочет есть. Не хочет полировать. Не хочет играть на флейте.

Пленница М.
– безжопая, очень стильная женщина, обладающая далеко не незначительной красотой.

– Она тоскует,- говорю я.

– Да.

– Это плохо.

– Да.

Я притворяюсь, что задумался,- М. любит, чтобы к его неприятностям относились серьезно.

– Поговори с ней. Скажи ей так: «С тобой, о леди, я в раю, пленен и опьянен».

– Откуда это?

– Это цитата. Очень могущественная.

– Я попробую. Опьянен и пленен.

– Нет. Пленен и опьянен. Хотя, пожалуй, так, как ты сказал, будет лучше. Пленен в конце.

– О'кей. Так я и скажу. Спасибо. Я люблю свою больше, чем ты - твою.

– Нет, не больше.

– Конечно больше.

Я сунул в рот большой палец правой руки, откусил

его и предложил М. сделать то же самое.

#9830; * *

Крайне медлительный почтальон принес женщине ответ на ее письмо.

Я смотрю, как она вскрывает конверт.

– Вот же ублюдок,- говорит она.

– Что он пишет?

– Невероятный ублюдок.

– Так что там?

– Я предоставляю ему возможность спасти меня на белом коне - много ли в этой жизни подобных моментов истинного величия?
– а он рассусоливает, как они с дочкой хорошо живут. Как это здорово, что теперь она почти не плачет. Как спокойностало в квартире.

– Вот же ублюдок,- говорю я, почти не скрывая радости.

– Я прямо вижу, как он сидит на кухне у микроволновой печи и читает этот свой «Роллинг Стоун».

– А он что, читает «Роллинг Стоун»?

– Он считает «Роллинг Стоун» классным журналом.

– Ну, если…

– Ему не полагаетсячитать «Роллинг Стоун». Этот журнал нацелен на другую аудиторию. А с этого мудилы песок сыплется.

– Ты в ярости.

– Мягко сказано.

– Ну и что же ты намерена сделать?

Она на секунду задумывается.

– А что у тебя с рукой?
– спрашивает она, обратив наконец внимание.

– Ничего,- говорю я, пряча перевязанную руку за спину. (Само собой, я не отгрыз палец напрочь, хотя и надкусил его весьма основательно.)

– Отведи меня в мою комнату и привяжи,- говорит она.
– Я хочу его поненавидеть.

Я отвожу ее в ее комнату, сам же иду в свою комнату и сажусь смотреть «Огромный мир спорта» - международный турнир по фехтованию в Белграде.

* * *

Наутро, за завтраком, пойманная женщина обратила всю свою ярость против меня.

Я дерьмо, самовлюбленный попугай, телевизионный маньяк, пустозвон, скользкий тип, чудовищный трус, трусливо воспользовавшийся, и т.д. и т.д. И я слишком много пью.

Все это абсолютно верно. Я и сам зачастую прихожу к аналогичным выводам, особенно - по не совсем ясной причине - в моменты сразу же после просыпания.

Я подложил себе на тарелку кусок канадского бекона.

– Мелкий пакостник, привыкший все делать исподтишка.- Она распаляла себя все дальше и дальше.- Человек, который…

Я лювлю ее в видоискатель «Пентакса» и отщелкиваю новую серию кадров. В ярости.

Поимка женщины неизбежно влечет за собой некую трудность: исходный поступок задает стандарт, который почти невозможно поддерживать, тем более - превзойти.

* * *

Она говорит:

– Он хочет забрать у меня ребенка. Он хочет оставить ребенка у себя. Он похитил мою дочку.

– Когда ты вернешься, она будет на месте. Можешь не сомневаться.

– Когда это будет?