Шестьдесят рассказов

– Спроси у себя самой. Тебе решать.

– Хм.

Почему я не могу жениться на одной из них и прожить с ней в ссорах и разладе всю остальную жизнь? Я уже пробовал.

– Сними меня еще.

– Я снимал тебя вполне достаточно. Я не хочу больше никаких снимков.

– Тогда я уйду во вторник.

– Вторник. Прекрасно. Это будет завтра.

– Завтра вторник?

– Да.

– О!

Она хватает мяч и притворяется, что хочет разбить окно.

– А бывало так, чтобы ты поймал женщину снова - после того, как ты поймал ее однажды?

– Это почти неслыханно.

– А почему бы и нет?

– Так не бывает.

– Почему?

– Не бывает, и все тут.

– Завтра. Ох, Господи.

Я иду на кухню и берусь за мытье посуды - чем больше ты делаешь черной работы, тем лучше к тебе относятся, это я уже усвоил.

* * *

Я вхожу в ее комнату. Там стоит JI.

– Что у тебя с рукой?
– спрашивает он.

– Ничего,- говорю я.

Все взгляды устремляются на мою перебинтованную руку - это длится какое-то мгновение, недостаточно долго.

– Так ты ее поймал?
– спрашиваю я.

JI. профессионал высочайшей пробы, несравненный, О. Дж. Симпсон нашего извращения.

– Это я его поймала,- говорит женщина.

– Погоди, погоди. Так это не делается.

– Я изменила правила,- говорит она.- Я с радостью предоставлю тебе экземпляр новых правил, которые я записала здесь, вот в этом блокноте.

Л. лыбится, как выхухоль, он явно доволен, что его поймала такая классная женщина.

– Погоди, погоди,- говорю я,- Сегодня еще не вторник!

– А мне это по фигу,- говорит она. Она улыбается этому Л.

Я ухожу на кухню и начинаю отскребать микровол- новку при помощи «Фэйри».

Изменить правила - насколько это смело и оригинально! Она и вправду на редкость одухотворенная личность.

«Французский русский рокфор или оливковое масло с уксусом»,- бормочет она во сне - не иначе как работала прежде официанткой, это подсказывает мне логика.

* * *

Пойманная женщина делает обратное сальто из положения стоя.

Я бешено аплодирую. Больно большому пальцу.

– Где Л.?

– Яотослала его прочь.

– Почему?

– У него нет интересных проблем. К тому же он сделал с меня неудачный набросок.

Она демонстрирует мне набросок углем (JI. известен как прекрасный рисовальщик), и я вижу, что сияние ее красоты несколько затуманено - там, на этом наброске. Скорее всего, JI. заранее нервничал, что не сможет превзойти мои фотографии.

– Бедняга JI.

Пойманная женщина снова крутит сальто. Я снова аплодирую. Что сегодня, вторник или среда? Я не помню.

– Среда,- говорит она.- В среду моя дочка ходит на танцы и ночует чаще всего не дома, а у своей подруги Регины, которая живет близко к тому месту, где у них танцы. Так что мне нет никакого смысла возвращаться в среду.

* * *

Прошла неделя, а она все еще со мной. Она уходит постепенно.

Если бы я повырывал ей все волосы, ее не полюбил бы никто, кроме меня. Но она не хочет, чтобы я повырывал ей все волосы.

Ради нее я надеваю различные рубашки: красную, оранжевую, серебристую. Ночью мы держимся за руки, до самого утра.

ПРИОБРЕЛ Я ГОРОДОК

Так вот, я купил себе маленький городок (Галвестон, штат Техас) и для начала сказал всем, что никому не нужно никуда переезжать, что мы организуем все постепенно, без спеха, никаких скоропалительных перемен.

Они и радовались, и не очень чтобы верили. Я прогулялся до порта, посмотрел на склады хлопка, рыбные рынки и всякие такие установки, как-то там связанные с распространением нефти по всему свободному миру, и подумал: «Сюда бы еще несколько яблонь. Да, это было бы очень мило». Затем я вышел на этот самый бульвар, где посередке растут толстенные пальмы высотою футов по сорок или не знаю уж там сколько, а по обеим сторонам - олеандры, он тянется квартал за кварталом, а в конце упирается в безбрежную ширь Мексиканского залива, а по обеим сторонам его - импозантные такие здания и еще большая католическая церковь, сильно смахивающая на мечеть, и дворец епископа, и симпатичная такая сараюха из красного кирпича, где собираются шрай- неры

[59] . Какой милый городок, думал я, он меня прекрасно устраивает.

Он устраивал меня настолько прекрасно, что я тут же начал его перестраивать. Очень медленно, осторожно. Я попросил скольких-то там людей освободить от своего присутствия один из кварталов по Первой стрит, а затем снес их жилища. Я разместил этих людей в «Галвес-оте- ле», это лучший отель города, расположен прямо на набережной, и позаботился, чтобы все их номера были с красивым видом из окна. Эти люди всю свою жизнь мечтали пожить в «Галвес-отеле», но не могли, потому что у них не было на это денег. Теперь они были в восторге. Я снес их жилища и разбил на освободившемся месте парк. Мы засадили его всем, что только бывает, а еще поставили миленькие железные скамейки зеленого цвета, а посередине - маленький фонтан, все самое обыкновенное, стандартное, мы не старались поразить кого- то своим воображением.

Я был доволен. Все люди, жившие в четырех кварталах, окружавших снесенный квартал, получили нечто, чего у них прежде не было: парк. Они могли сидеть в нем на лавочках и все такое. Я пошел посмотреть, как они там сидят. Некий чернокожий человек уже играл в моем новом парке на бонго. Я ненавижу эти барабанчики, бонго. Я начал было говорить ему, что перестань долбить по этим долбаным бонго, но затем я сказал себе: нет, так нельзя. Ты обязан позволить ему играть на этих долба- ных бонго; если уж ему так хочется, это одна из прискорбных издержек демократии, за которую я горой. Затем я начал обдумывать новое размещение людей, которых я выселил, не могли же они жить в этом роскошном отеле до скончания века.

Только я не имел никаких идей относительно нового микрорайона, кроме одной: в нем не должно проявляться излишнего воображения. Поэтому я решил поговорить с одним из этих людей, одним из тех, кого я выселил, парнем по имени Билл Колфилд, который работал в оптовом табачном заведении на Меканик-стрит.

– Вот ты,- спросил я его,- в каком доме хотелось бы тебе жить?

– Ну,- сказал он,- что-нибудь не очень большое.

– Угу.

– Может,- сказал он,- с верандой по трем сторонам, чтобы можно было сидеть и смотреть. Еще, может, крытый дворик.

– А на что вы будете смотреть?

– Может, деревья, ну и там лужайки.

– То есть ты хочешь, чтобы у дома был участок.

– Ага, это было бы здорово.

– Какой участок ты себе представляешь, какого размера?

– Ну, такой, не очень большой.

– Понимаешь, тут возникает одна проблема. Всего мы располагаем таким-то и таким-то количеством земли, но каждый из вас захочет получить свой кусок, чтобы смотреть на него, а в то же время никто не захочет смотреть на соседей. Приватное смотрение, вот в чем штука.