Шестой прыжок с кульбитом
Шрифт:
— Да хоть джинсы! Безобразие надо снять, и заменить юбкой! Нормальной юбкой, до колен. И последнее. В связи с тем, что Козловская не сможет поехать в Германию по состоянию здоровья, принято решение назначить вам нового руководителя.
Антон замер, потому что парторг взял эффектную паузу. Так делает Якубович в программе «Поле чудес», перед тем как закричать: «Приз в студию! Автомобиль!».
Парторг врезал не хуже:
— Руководителем коллектива «Надежда» назначили меня.
Мы с Антоном одновременно сели на пятую точку.
В Малый зал Антон тащился, будто
— Все-таки бога нет, — неожиданно сказал Антон. — Или он спит.
— С чего решил?
— А за что мне такое наказание? Еще жить не начал, а уже весь израненный, живого места нет. И грудь вся синяя. У воров в законе там купола, а у меня один большой купол!
— Да когда это было? — попытался я уйти от ответственности. — Быльем поросло. И синяк почти не видно.
Антон горько продолжил:
— А дырка в ноге? Я этих каникул ждал, не знаю как. На лыжах хотел покататься вволю, коньки наточил. В сарае раскопал санки и снасти для зимней рыбалки. Вера мне шапку новую связала. Ага, как же! Вместо этого — снова костыли.
Крыть мне было нечем. Антон добавил:
— И теперь вот это… Или бог думает, мне это надо?
— Свезло, так свезло, — пробормотал я, переводя стрелки в другую плоскость. — Руководитель, блин, оркестра.
Антон согласился:
— Так-то парень неплохой, только ссытся и глухой.
Он вытащил из кармана методичку, чтобы углубиться в чтение. Заинтересовали его не проблемы научного атеизма, а последняя страница, с выходными данными. Вся полезная информация там нашлась.
Автор научных трудов Яков Моисеевич Косач не сразу сделался кандидатом философских наук и доцентом кафедры марксизма-ленинизма. До этого он преподавал политэкономию в рыбном техникуме. Затем вел занятия в советской партийной школе. Из текста вытекало, что с педагогом нам повезло: сложный материал Косач умел подать доходчиво, на живых примерах, и терпеливо относился к разным мнениям на семинаре.
Конечно, автор методички понимал, что для студентов музыкально-педагогического института главное заключается в профессиональном обучении. Но это не снимает со студентов ответственности и за изучение научного коммунизма. Приводилась яркая цитата из лекции доцента: «музыканты призваны нести искусство в народ, и потому должны разбираться в коллективных производственных отношениях».
В молодости Косач служил в Красной Армии, получив назначение политруком медсанбата. В этой должности оборонял Москву. Хм… Как можно оборонять военный объект, сидя за спинами врачей, я не понимал. Впрочем, основы научного атеизма никогда не были моим коньком. Поэтому вернулся к чтению методички.
Обладая редким лекторским даром и философской мудростью, а также общительным характером, Яков Моисеевич не представлял своей жизни без диалога с творческой молодежью. А пытливые студенты восхищались фантастической неутомимостью и силой мысли доцента. Прогулов занятий автора не было. И не потому, что студенты боялись «расплаты» на экзаменах, а потому что Косач открывал дверь в мир непознанного, щедро делясь своими обширными знаниями.
После заключительных слов методички мне захотелось
плакать. Очень это напоминало надгробную эпитафию святому. Парень порыв не поддержал, зато за мысль ухватился:— А если парторг внезапно скончается?
— Хм, — я сделал вид, будто не понял намека. — Больным он не выглядит. Да с таким лицом только пиццу рекламировать!
Антон не отступал:
— Но может же он застрелить себя из наградного маузера? — и, предупреждая мой вопрос, даже причину нашел: — Не вынесла душа поэта позора мелочных обид, и все такое.
— Почему вы, молодежь, такие жестокие? — возмутился я. — Какой-то культ насилия, ей богу. Вот если бы он в подъезде у меня нагадил, как недавно какой-то паршивец учудил — тогда да. За такое убить мало. А этот ничего пока не сделал, только собирается.
Антон не смутился.
— А может, тогда несчастный случай? — предложил он.
— Как это?
— Ну, поскользнулся, упал. Очнулся — гипс. Учить тебя, что ли?
— Дурное дело не хитрое, — пробормотал я. — Там видно будет.
— Но ты подумаешь?
— Хороший вопрос, — дипломатично уклонился я от прямого ответа. — Об этом стоит подумать, но несколько позже. Может быть, завтра.
Глава 12
Глава двенадцатая, в которой берись за весла, если нет ветра
Оркестр занимался делом. На сцене Малого зала музыканты репетировали серьезную вещь, знаменитую «Арию» из «Сюиты ре-мажор». Этот шедевр Баха иначе называют «BWV 1068». Девочки творчески подошли к струнной композиции, исполняя ее в ритмах тяжелого рока. Уля Тулаева лидировала на синтезаторах, ударные давали жару. Но и сестры Гольдберг выделялись, одна с флейтой, другая с гитарой. Струнный ансамбль также не плоховал, трудился на уровне.
В 1967 году британская рок-группа Прокол Харум слизала «Арию» у Баха, чтобы влепить в песню «A whiter shade of pale». По ходу они также покопались в симфонии N156 старика Баха. Странно, но музыкальная общественность промолчала. Вышел не конфуз, а хитовая вещь «Бледнее бледного». Теперь наша очередь.
— Девки, раухпаузе! — крикнула скрипачка Алла. — Перерыв!
Сверкнув очками, она подскочила к Антону. С другой стороны подбоченилась скрипачка Зина:
— Тоша, мы без тебя такую классную песню разучили — полный атас! Анюта солирует с такой тоской, с таким надрывом… Мы обрыдались все!
— И что за песня? — насупился Антон.
— Так я же тебе говорю: Анюта принесла, и текст, и ноты. Называется песня «А любовь как сон, стороной прошла».
Понятно, подумал я. Стоит немного заболеть, и ситуация выходит из-под контроля. Зина с Аллой командуют в полный рост, музыканты сами репертуар определяют. А завтра Антона свергнут с пьедестала, и послезавтра никто не вспомнит.
— Думаешь? — забеспокоился парень. — И что делать?
— Жизнь, брат, жестокая штука. Есть только два варианта: сдохнуть или победить.
— И как победить?
— Рушить барьеры, — уверенно сказал я. — Ломать устои.
— То есть?
— Ну, у тебя же есть тросточка.
— Женщин палкой бить нехорошо!
— Тогда сделай что-нибудь необычное.
— Например?
— Например, раздвинь ноги горизонту.
— И что?
— И ты увидишь новый мир, полный загадок.