Шизофреник на капитанском мостике
Шрифт:
– И Белинский может быть свободен. Не хочу я, Виссарион Григорьевич, чтобы вы обо мне, посмертно, написали, как о Добролюбове: "Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало!"
Гоголю сказал, что не сделал привычки опираться на мёртвые души, мне живая опора нужна.
– Ты, Антон Павлович, - заявил Чехову, - несколько мелковат. Клим, твой литературный герой, куда как крупнее тебя.
4. Наркоман Шерлок Холмс щенок, по сравнению со мной!
Артура
– Шерлок, - втолковывал я недалёкому наркоману, кокаинисту Холмсу, - прекрати колоть семипроцентный кокаин! Найди собаку! Для тебя нашлось загадочное дело. Если не найдёшь щенка, отправляй Конан-Дойля в английское общество защиты животных! Пусть Артур объясняет, куда дел беспомощное животное!
5. Сладкие парочки - нудисты на букву "М"
Сладкую парочку: Мопассана Ги де, с Авророй Дюпен, и другую парочку: Жоржа Санда с баронессой Дюдеван я отправил на нудистский пляж города Парижа.
– С вашими категориями мышления, - говорю им, - с вашим культом голого тела и всего, что относится к половой жизни, сиречь с вашим бесконечным разговором о сексе, вам самое место быть в среде нудистов.
Идите, идите,
– подталкивал я к раздевалке нудистского пляжа развратную четвёрку.
– Идите с богом или без. Нудисты на букву "М" вас поймут и прослезятся.
6. Где вы, анти Франс Анатоль и анти Эмиль Золя?
Французов Эмиль Золю и Франса Анатоля отправил поискать их антиподов. Как известно, Золя Эмиль и Анатоль Франс выступали в защиту еврея Дрейфуса, невинно осуждённого за шпионаж.
У меня наоборот: я не еврей - русский, послал из Испании информацию через министерство иностранных дел России о шпионах-мафиози, признаваясь в том, что сам, тоже шпион. Я высветил многомиллионную контрабанду, а меня не признают!
– Где вы, - подавал я свой голос вопиющего в пустыне, - где вы анти прогрессивные писатели, готовые меня защитить?
7. Муму в шагреневой коже
По моему жестокому приказу, на глазах у изумлённых писателей: на глазах у Оноре де Бальзака, на виду у Гюго Виктора, пред очами Ивана Сергеевича Тургенева второй раз утопили собачку Муму. Утопил Квазимодо и Человек, который смеётся. Вдвоём, по моему высокомерному приказу они завернули Муму в шагреневую кожу Бальзака, и вторично утопили на глазах у протестующего жестами глухонемого Герасима. На шагреневой коже, по-гречески, было предначертано: ??????.
Второй раз Герасим не стерпел гибели Муму, набросился на обидчиков. Немой утопил Квазимодо, этого разбитного и неудачно спаянного великана Франции в реке Березине. Гуинплена, владельца девятнадцатью округами с восьмидесятью тысячами вассалов и тяглых
людей, этого восемьюжды барона Англии и сицилийского маркиза, эксплуататора человеческого мышления Герасим утопил в Гримпенской трясине человеческой глупости.Расправившись с Квазимодо и с Гуинпленом, русский Герасим перестал быть немым. Выхватив нож из голенища, он с русским рукопашным матом погнался за писателями и за мной.
Бальзак и Гюго укрылись от Герасима в Соборе Парижской Богоматери. Тупой русский Иван, глупый и недалёкий Тургенев замешкался. Тургенев споткнулся, оглядываясь на догоняющего его Герасима, перо писателя выпало из его рук. Лицо Тургенева покрылось смертельной бледностью. Действительно, Герасим был страшен. Глаза бывшего немого закатились, видны были одни белки, губы покрылись пеной, голову немой опустил, как бык, тело напряглось, приготовившись к прыжку.
Понял Тургенев, - не уйти от говорящего немого. Обернулся Иван, скинул ружьё охотника с плеча, прицелился - осеклось ружьё!
– Назад!
– закричал Тургенев, криком стараясь превозмочь страх, и отпугнуть бывшего безответного немого.
Но плотина оказалась прорванной. Герасим, обычно такой послушный малейшему мановению руки своего хозяина, на этот раз не отступил, ниже нагнул голову, зловеще набегал, надвигался на маэстро пера, расправляя железные мускулы.
И набежал на писателя могучий русский богатырь, не глухонемой, а кричащий громовым голосом. Ударил Тургенева оземь со всего маху, навалился с ножом. Нож у горла Ивана держит, перестал орать, зашептал:
– Барин, а барин?
– Чего тебе?
– затрясся, не ожидавший такого поворота событий Тургенев.
– Для чего Муму убил и Татьяну отнял?
– заговорил Герасим громче, глядя Тургеневу в лицо.
– Какую Татьяну?
– трясётся пойманный с поличным русский писатель, автор "Записок охотника".
– Мою Татьяну, - свирипеет богатырь, осознавший могучую силу.
– Таню мою отнял, двадцати осьми лет, маленькая она, белокурая, с родинкой на левой щеке!
– Не знаю Татьяны такой, - лепечет Тургенев.
– И Муму не знаешь, может и собачку не заставлял утоплять?
– Муму знаю, Муму барыне мешала и вообще...Я Муму вынужденно, по требованию властной барыни утопил!
– Не-ет! Ты Муму для потехи своей убил! Как убивал пташек божьих на Красивой Мечи! У Касьяна в подворье!
И ударил русский богатырь Тургенева в горло ножом, и прорезал ему глотку. Засвистело из горла, трепенулся Тургенев - и пар вон. Испугался Герасим, очнулся от гнева, забормотал:
– Грех!.. Ах, вот это грех!
Помолившись господу, вновь взялся за нож. Нож взял в руку левую. Правой, перекрестившись, произнёс:
– Ты прости их господи, ты их простишь, я - нет!
После убийства Тургенева бывший владелец живой собачки, сучки Муму, кинулся за мной, и стал догонять. Герасим догонял меня с какой-то несокрушимой отвагой, с отчаянной, и вместе с тем радостной решимостью. Он несся с ножом в левой руке; широко распахнулась его грудь, глаза жадно и прямо устремлялись вперёд.
От Герасима я убегал вдоль края дубняка, по правому берегу реки Смолки, на восток к Дону, скользил между деревьями, нырял под нижние ветви. Мысленно я аплодировал заговорившему русскому немому.