Шизофрения
Шрифт:
— Значит, на уровне души, — уточнил он. — А еще выше — дух. Там — готовность к самопожертвованию ради любимого человека. Ведь так?
— Пожалуй, так, если пользоваться религиозной терминологией.
— А научной терминологией «любовь» не объяснить, сколько ни старайся. В русском языке смысл слова «любовь» всегда находился на уровнях души и духа, а не инстинктов и ментальности. А нам изо всех сил внушают, что любовь — это секс, то есть удовлетворение похоти, и расчет, на случай раздела имущества при разводе.
— Вам мясо или рыбу? — подошла к ним стюардесса с любезной улыбкой.
— Рыбу, — сказала Александра.
— А мне — мясо и еще коньяку, — распорядился Максимилиан, протягивая стюардессе пустой бокал. — И подмена происходит сейчас на всех уровнях, – продолжил он разговор. – Западные торговые марки, знаки и логотипы — повсюду. Рекламный «новояз», когда нам предлагают «сникерснуть»
— Ну, так это он вертикаль власти, наверное, имел в виду, — заметила Александра.
— Власть — всегда пирамида и к кресту отношения не имеет! — Максимилиан откинулся на спинку, давая возможность стюардессе вытащить столики из подлокотников и накрыть их салфетками. — А вот когда русский народ «уподобится», — продолжил он, снова повернувшись к Александре, — и станет воспринимать чужой менталитет и культуру, как собственную, его станет легко победить. «Уподобленные» не будут сопротивляться. Как можно воевать против ценностей, принимаемых как свои, то есть против собственного «Я»?
— И что, никто этого не понимает? Невероятно! — воскликнула Александра, покручивая в ладонях бокал с водой.
— Бросьте! — Максимилиан махнул рукой. — Большинство наших СМИ давно уже по содержанию — желтые, по форме — голубые, а по отношению к власти — пушистые. Изредка прорывается что-то светлое, но и то — скорее по недосмотру. Их хозяева и руководители первыми же и были отравлены чужими символами в виде зеленых дензнаков и стали первыми «уподобленными». Уподобленность давно стала неотъемлемой частью их внутренней природы. Телом они вроде бы в России, но квартиры и дома по велению расчетливого разума и зову переродившейся души покупают в Америке и Европе. А потом… потом они начали старательно клонировать себе подобных на низших уровнях шкалы человеческих ценностей — там, где соблазны тела и расчет, чтобы легче было манипулировать и превращать людей в стадо. К тому же, человека легче опустить в порок и примитивизм, чем поднять до души и уж тем более до духа. Поэтому наши СМИ не ищут трудных путей, — усмехнулся он. — Зачем париться? Приобретение духовных ценностей требует работы, которая длится всю жизнь. К тому же, если «гомо сапиенс» духовен, превратить его в болванчика весьма затруднительно. Потому и государству такие СМИ ко двору, — грустно констатировал он. — Именно поэтому, товарищи, целенаправленное отключение души и духа у русского народа является архиважной политической задачей! — снова прокартавил он голосом еще недавно такого вечно живого вождя мирового пролетариата. — Главный вопрос, — Максимилиан снова стал серьезным, — кто и как трактует смыслы. Слова свобода, равенство, братство, справедливость и демократия по форме великолепны! Но смыслом их наполняют те, кто сильнее и успешнее.
— В советские времена таких, как вы, диссидентами называли, — с усмешкой заметила Александра.
— Ну, какой же я диссидент? — делано засмущался Максимилиан. — Я — простой русский кинокритик, в душе нескромно считающий себя не только интеллектуалом, но и интеллигентом, — он снова откинулся на спинку кресла, давая возможность стюардессе поставить на столики квадратные стеклянные тарелки с едой. — Должен заметить, подача в «Аэрофлоте» стала заметно лучше, — отметил он, разглядывая ломтики семги, разложенные на нарядных листьях салата в обрамлении долек тонко нарезанного лимона, крохотных помидоров-черри и розочки из сливочного масла. — А в общем, дорогая Александра, замечу, что разговор, затеянный нами, не способствует улучшению аппетита. Скажу в заключение только то, что их… «наши» СМИ, — он сделал многозначительную паузу, — усиленно формируют для русского народа цель — получение денег любыми средствами, идеал — в виде «гламурной» жизни, и исподволь обеляют почти все смертные грехи, чтобы люди не стеснялись тратить бабки на наслаждения и комфорт. Усиленно вбивают в головы американскую формулу: «Счастье — это неограниченное потребление»! Ваше здоровье! — приподнял бокал с коньяком.
— А что такое счастье, по-вашему? — немедленно поинтересовалась Александра.
— Скажу так, — Максимилиан задумался. — Счастье у каждого свое, как и правда. Зависит от внутренней шкалы ценностей или степени испорченности.
Для меня счастье — это свобода и востребованность творчества. Приятного аппетита, приятная собеседница, — он взял в руки вилку и нож…— Фильм посмотреть не желаете? — после еды к ним подошла стюардесса с подносом, на котором были разложены упакованные в пластиковые пакеты наушники.
— Нет! — в один голос воскликнули Александра и Максимилиан.
— Вы почему сказали «нет»? — спросила она, когда стюардесса отошла.
— Потому что еще насмотрюсь до тошноты на кинофестивале. А вы?
— Не хочу становиться «уподобленной», — улыбнулась она.
— Не берите в голову, — Максимилиан тоже заулыбался. — Если у вас с духовностью и здравым смыслом все в порядке — «уподобленным» вас не пробить…
Уже спускаясь по трапу самолета на летное поле Каирского аэропорта, Александра повернулась к попутчику:
— Приятно было познакомиться с вами, Максимилиан. Но должна вас огорчить. Экзамен на госпитализацию вы не выдержали. Продолжайте лечиться амбулаторно.
— И что ж, никаких шансов? — вопросительно глянул он.
— Может быть… когда-нибудь… в будущем, — решила она все-таки дать надежду, — при появлении более ярко выраженных симптомов.
— Телефончик дадите на всякий случай? Ну, если там… — он указал рукой вверх, — вдруг опять охоту на диссидентов объявят… Тогда я только к вам буду проситься…
Главу российского представительства Александра вычислила сразу. Тот стоял в зале прилета Каирского международного аэропорта, перекладывая букет цветов с руки на руку. Его глаза цвета египетского неба оттенялись синей рубашкой с короткими рукавами и оттого казались еще более голубыми. Он радостно, как со старой знакомой, поздоровался с ней и вручил букет цветов, похожих на головки экзотических птиц. Ей показалось даже, что встречающий был готов ее расцеловать, и только из соображений этикета перенес реализацию порыва на другой случай.
«Вероятно, на день проводов», — предположила она, заметив по едва уловимой тени светлой грусти, пробежавшей по лицу Ивана Фомича, что она — длинноногая красотка, способная испугать любого здравомыслящего мужчину названием своей профессии, оправдала его худшие ожидания. В смысле возможных проблем и головной боли, которую может привнести молодая одинокая женщина в спокойную жизнь зарубежного представительства. Ее догадки подтвердились, потому что пока они ехали в машине по полупустым улицам ночного Каира, Иван Фомич так убедительно рассказывал про радость, овладевшую буквально всеми русскими обитателями дома в связи с ее приездом, что она поняла — отношения с ними придется выстраивать.
Предоставленная квартирка на последнем двенадцатом этаже ей понравилась. Хотя кухня и напоминала просторный бельевой шкаф — зато там все было под рукой. В буквальном смысле слова. Кроме холодильника, который на кухне не уместился, и потому стоял в похожей на пенал гостиной рядом с диваном, журнальным столиком и двумя креслами. Украшением жилья, без сомнения, была кровать размером с поле для мини-футбола, на которой без труда смогла бы устроиться на ночлег средняя таджикская семья. Рядом с кроватью приютились раскладной столик и платяной шкаф, дверцы которого, как сразу выяснилось, можно было открыть, только сложив столик. Провозившись с вещами, которые нужно было привести в порядок и разложить по местам, Александра решила дотянуть до утра, памятуя об обещании Ивана Фомича «компенсировать недостаточные размеры жилплощади незабываемым видом из окна». В ожидании рассвета она, завернувшись в одеяло, устроилась в кресле на лоджии, которая, к счастью, превосходила по размерам даже кровать. Хотя глаза уже слипались, она все же решила дотерпеть. Первыми в городе проснулись минареты, негромкими голосами муэдзинов тактично напомнив, что скоро рассвет. Вскоре небо на востоке стало светлеть, закрашивая розовой кистью неяркие звезды, еле различимые в огнях огромного города. Птичий говор стал громче. Сквозь исчезающую дымку постепенно проступил Нил — величественный и неторопливый. Вдруг, всколыхнув предрассветную тишину, один за другим снова протяжно запели муэдзины, призывая через громкоговорители правоверных мусульман к утренней молитве. И вот, наконец, край солнечного диска разорвал линию горизонта и брызнул во все стороны животворными лучами, которые разлетелись по небу, реке и городу, высветили пирамиды, издали похожие на песочные куличики, построенные шаловливой рукой небесного ребенка, пронзили стекла домов и вмиг разукрасили пыльные листья деревьев и пальм. Показалось, город зевнул, блаженно потянулся и проснулся, отчего все вокруг дрогнуло и начало двигаться вместе с солнцем. Стали слышнее шум и гудки машин, которые лениво и беззлобно переговаривались между собой, гуще и сочнее запах свежеиспеченного хлеба и пряные ароматы, обволакивающие таинственным многовековым дыханием Востока…